Страница 44 из 72
Меня же нынешняя волна восторга оставила совершенно равнодушной — слишком мала награда и радость разглядывать изваяние той, что должна была бы вживую стоять на ступенях перед народом и дарить благословение родным лесам. Особенно, когда у порога таится угроза, а к границам подбирается тьма…
Не желая видеть опостылевшую статую хириль, я спустилась по ступеням вниз и встала в тени мраморных изваяний, разглядывая владыку. Несгибаемый, царственный, он щедро расточал похвалы и благодарности не только искусству скульптора, довершившему убранство чертогов, но и многим другим мастерам. Он тепло улыбался народу, кого-то слушал и кому-то отвечал, одобрительно кивал и с интересом к чему-то приглядывался, но в его глазах стояла неизбывная усталость. Вечность, отданная другим… Бесконечность, посвящённая покою народа… Он знал много больше собравшихся — об угрозе и тени, о том, как меняется мир. И о вестях, принесённых посланником-аданом, которые не давали покоя мне. Знал — и молчал, оставляя тревоги себе ради привычной жизни для прочих, позволяя им наслаждаться миром и счастьем в родных домах.
Понимание — кристально-ясное, словно нашёптанная на ухо услужливым голосом истина — не отпускало: выбор владыки — покой таварвайт. Воля и желания владыки Орофера глубоко пустили корни в сыне — оградить, защитить, сохранить привычный уклад жизни. Чужая земля испила слишком много крови и сил лесного народа. И сколько теперь их понадобится, чтобы по-прежнему процветала своя?..
Чьё-то осторожное прикосновение к локтю выдернуло меня из водоворота невесёлых мыслей. Я дрогнула и едва не пролила невесть как оказавшийся в руках кубок вина.
— Бренниль Элириэль, — голос Мирэль был полон участия, — что-то случилось? Хотите ещё вина?
Она попыталась подозвать виночерпия, но я остановила её:
— Нет-нет, не стоит. Не сейчас. Пока все заняты разговорами, мне лучше уйти и переодеться во что-то более подходящее празднику. Боюсь, моего отца не слишком порадовало такое моё появление перед всеми, несмотря на твои старания, Мирэль.
Я через силу улыбнулась, и эллет, слегка успокоившись, тоже заулыбалась:
— Вам помочь, бренниль Элириэль? Проводить до покоев?
— Думаю, что вполне с этим справлюсь сама. — Но засевшая в голове мысль не оставляла возможности спокойно развернуться и уйти к отведённым в подземном дворце комнатам, потому я всё же решилась и произнесла: — Мирэль, можно спросить?
Эллет, удивлённая и слегка растерянная, согласно кивнула. А я, в глубине души надеясь, что её согласие относится даже к подобным вопросам, произнесла:
— Скажи, Мирэль, почему твой супруг так стремился закончить работу к празднованию Ласбелин?
Она зарделась и смущённо улыбнулась. Потом её взволнованный взгляд забегал по переполненной народом зале и, наконец-таки, остановился на мне. Взмах длинных ресниц скрыл сияние тайных надежд, и она почти прошептала, чуть подавшись ко мне:
— Ристир загадал желание… Да и я тоже.
— И какое же, если это не тайна? — любопытство взыграло во мне сильнее обычая не ввязываться в глубины семейных секретов.
И, вопреки всем ожиданиям, Мирэль ответила:
— Если всё удастся завершить к Ласбелин, нас с Ристиром ждёт награда…
Безошибочно распознав нескрываемое удивление на моём лице, она приблизилась ещё ближе и шепнула на ухо:
— Илюватар исполнит наши надежды, благословение владык коснётся нашей семьи. И у нас родится дитя…
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осмыслить услышанное. И при виде её сияющих восторженной радостью глаз оставалось только ответить:
— Да будет так…
Я обняла исполненную надеждами Мирэль и, приложив ладонь к груди, поклонилась, подтверждая искренность пожеланий. А затем поспешила покинуть переполненный гостями зал.
За спиной по-прежнему раздавался переливистый смех, громкие восклицания, споры и обрывки каких-то фраз. Но я видела только одну-единственную цель — добраться до собственных покоев.
Стиснув зубы, я пробиралась к выходу из Тронной залы и боялась обернуться, всё ещё ощущая на себе взгляд молодой эллет. И едва сдерживалась, чтобы не обернуться и не выкрикнуть ей в лицо: «Мирэль, будь твой супруг менее настойчив в почитании тени ушедших, ваши желания уже наверняка бы исполнились!»
Но подобных слов ни в коем случае произносить было нельзя! И всё, что оставалось — бежать подальше.
Прочь от чужих мечтаний, желаний, переполненных надеждами взглядов и многозначных фраз. От чужих ожиданий, которым было отдано столько собственных сил и терзаний. Хотелось уйти в одиночество — туда, где наверняка уже ждёт приличествующее празднику платье и подогретая для ванны вода.
Я шла быстрым шагом по переходам и коридорам подземной крепости. И уже почти добралась до собственных покоев, когда услышала отдалённый перебор струн — пронзительный и тягучий, и очень согласованный по звучанию с той мелодией, что безотчётно звучала в моём сердце. Ещё пара шагов — и к ней прибавился голос. Бархатистый, будоражащий мысли, тревожащий и вызывающий видения — совсем как у менестрелей. Но сейчас я знала, что все менестрели уже разбрелись по праздничным полянам, готовясь к празднованию Ласбелин.
Потому павшее вдруг оцепенение было сложно объяснить.
Я спою, возвещая весну земле,
Я спою о ручьях, убегающих вдаль…
О расколотых льдах, о синеве,
О сокрытых мечтаниях и полуснах…
И вдруг мне вспомнилось: ночь в Имладрисе, когда приехал с подарком от матери Лаэрлинд. И мы сбежали ото всех тревог наступающей войны в берёзовую рощу. И сидели у костра под одним плащом, слушая разлившуюся вдруг по роще мелодию… И голос… Тот же голос, что сейчас отчётливо выпевал:
Я спою о земле, что ждёт весны,
Я спою о деревьях и о цветах,
О фонтанах соцветий и красоте,
О желаньях, раздумьях и о мечтах.
Сердце трепыхнулось и зашлось от разбуженных воспоминаний и мечтаний, которым уже никогда не стать явью. Но его стук удалось утихомирить и свернуть с той дороги, что вела к отведённым мне чертогам, — я направилась к совсем недавно покинутому подземному саду. Песня вела — не смолкала, я шла за ней — словно заворожённая.
Я спою… Только слушайте эту песнь…
Я спою — только эхо бы услыхать…
О весне и о жизни песен нет,
О мечтах — задыхаются в полуснах.
Остановившись на пороге Садов, я не спешила выходить к разлитому в центре зала сиянию. Но в размытом свете осеннего дня всё же легко было рассмотреть эллона, что сидел в той же беседке, где мне недавно открылись так взбудоражившие тайны. Тайны, что открыл мне Фернрод.
Он и сейчас сидел там же, бесцеремонно закинув ноги на противоположную скамью. Сидел, небрежно перебирая струны лютни, и вполголоса напевал, позволяя эху подгорных чертогов играть с отголосками интонаций бархатистого голоса.
Я спою — если сердце найдёт исход,
Я спою — если с неба падёт звезда,
Если тропы откроют сокрытый путь,
Если радость мне всё же суждена…
Оспаривать воспеваемые им строки уже не хватало сил, даже при всех взметнувшихся желаниях. И я попросту отступила в темноту коридора, а затем устремилась к себе.
В тот момент я ещё не знала, что Фернроду и Митрандиру предстоит провести зиму здесь…
*
Опустившись в тёплую воду, я откинула голову на спинку наполненной ванны, тщательно оберегая сотворённую Мирэль причёску, и задумалась.
Трандуиль, следуя помыслам отца, жившего в завесе владычицы Мелиан, ищет уединения под покровом леса — уединения и отрешённости от прочего мира. А это и есть та жизнь, что привычна для таварвайт. И потому все беды от расползающейся тьмы придётся принять лишь страже — кто ещё способен оградить народ?