Страница 33 из 72
— Как пожелаешь, Ристир, — отступился владыка, — вижу, что я не в силах отговорить тебя. Но как же ты станешь менять этот облик, уже потребовавший так много усилий и мастерства, если признаёшься, что не разбираешься в некоторых деталях?..
— Попрошу помощи у Мирантара, он ювелир, и разбирается в тонкостях подобных украшений лучше меня.
— Нет! Нет-нет! Я не сумею! — тут же донеслось со стороны присутствующих, и к ступеням выбрался Мирантар, брат супруги Ристира, давно и всерьёз интересующийся тонкостями ювелирного дела. — Я не возьмусь за это, даже не проси!
— Но почему же? — удивлённо воскликнул Ристир.
— Я не настолько хорош в своём деле, как ты, и не столь многое умею, как ты считаешь! Воспроизвести в мелочах, чтобы соответствовало твоим скульптурам, — он неопределённо махнул в сторону обеих статуй владык, — древнюю работу ювелиров-наугрим — это не камень оправой обжать! К тому же, я не достаточно хорошо помню, как выглядел венец хириль, — закончил он поспокойнее и, явно желая остудить пыл родича, добавил: — Ты совершил невозможное, друг, сотворил совершенство. Не стоит пытаться его менять. Стремясь улучшить — легко разрушить… Владыка прав — пусть останется так. Я помнил хириль ещё ребёнком, ты очень правильно изобразил её…
— Но она не ребёнок здесь! — почти с отчаянием возразил Ристир.
Перепалка мастеров грозила затянуться на неопределённое время, но их спорам положил конец владыка, вскинув руку и призывая помолчать.
— В наших землях есть мастер, чьи умения могут поспорить с искусностью наугрим, — негромко обронил Трандуиль, как только наступила тишина. Он ещё не закончил говорить, но по направлению его взгляда мне всё стало понятно. — Если твоя настойчивость неизменна, Ристир, то остаётся только поинтересоваться, как хорошо помнит этот мастер венец хириль… Что скажешь, бренниль Элириэль?
— Я помню его, владыка…
— В деталях и мелочах, достойных увенчать это воплощение?
— Да…
— Тогда, думаю, вам осталось лишь обсудить все тонкости этой работы и обо всём договориться. Я вас оставлю, стража ожидает меня.
Он повернулся и сбежал по ступеням, а за ним понемногу потянулись к выходу из тронной залы все те, кто собрался полюбоваться результатами труда Ристира. Мать приобняла меня и шепнула на ухо:
— Ты уверена, Эль, что именно эти заботы желаешь возложить на себя?
Уверенности ни в чём, конечно же, не было — нрав Ристира, насколько я успела его узнать, не оставлял сомнений в грядущих сложностях. Но вызов был уже брошен, Ристир задумчиво оглядывался то на статую, то на меня, и оставалось только кивнуть матери, отбросив сомнения.
— Да…
Мать усмехнулась и поцеловала меня в лоб.
— Удачи, дорогая моя девочка, — шепнула она, уходя.
И её пожелания после не раз согревали мне сердце, когда потянулись дни совместного с Ристиром труда.
Сложности начались сразу — Ристир отчего-то считал, что для исполнения его замысла достаточно «всего-то изготовить серебряную корону с такими же камнями, как любила хириль — в цвет её глаз». И лишь много позже понял, что каменные волны волос не способны покладисто улечься под серебряный ободок, а охватывающая мраморный лоб полоса металла выглядит чужеродно, нелепо и не соответствует ни его первоначальному замыслу, ни стремлению к совершенной схожести…
За свою жизнь я изготовила немало свадебных венцов, но ни один не давался мне такими муками. Когда приходилось вспоминать и вырисовывать пером на пергаменте переплетения ветвей, цветов и листьев свадебного венца Сэльтуиль, намечая крепления камней, — Ристир, сетуя на задержку, торопил меня. Когда нужно было тщательно отбирать камни, ни один из которых не соответствовал укрупнённым размерам нового венца, — он сердился, едва сдерживаясь, чтобы не обвинить меня в недостатке умений. Когда пришло время сопоставлять камни в оттенках, чтобы из более мелких сложить недостающие крупные, достойной замены которым так и не нашлось, — он презрительно фыркал, называя рассыпанные по столу самоцветы «бесполезной мозаикой». И лишь когда увидел на челе своего творения ободок из серебра, которому предстояло стать венцом, понял, что ни «всего-то», ни «по-простому» не выйдет…
В покои дворца довелось перебраться к лету, когда скульптор опять взялся за резец и молот, пытаясь добиться недостижимого, как мне казалось, совершенства в единении статуи и венца. Он правил волосы, равнял поворот головы, что-то скалывал и полировал, но по-прежнему оставался недоволен. А когда удалось остановить его руку, едва не нанёсшую безжалостный удар отчаяния несчастному творению, стало понятно — переселение во дворец состоялось не зря…
Время шло, лето близилось к осени, жена Ристира не находила себе покоя, глядя на лихорадочные метания супруга, желавшего по каким-то своим непостижимым расчётам непременно закончить работу до прихода первых холодов, а покровы на статуе всё ещё надёжно скрывали её от посторонних глаз. Он сердился, недовольно ворчал, временами во всех бедах винил меня, заставляя едва ли не ежедневно изменять заготовки венца. Это ничуть не добавляло мне любви к Сэльтуиль и не делало давние чувства к ней теплее; а её образ — и в венце, и без венца, — являвшийся наяву и во снах, вызывал почти те же желания, от которых Ристира пока что удавалось удержать. Я не раз пожалела о принятых обязательствах, а случайно заставая наши с Ристиром споры до хрипоты и разносящиеся по тронной зале крики, в опрометчиво брошенных словах у подножия статуи не раз каялся и Леголас.
Решение пришло неожиданно, как награда за все мучения, волнения и труды. Просто однажды, устав спорить, я прочертила пером по лбу статуи линии, как раз там, где должна была лечь серебряная полоса, и рассерженно бросила:
— Бей…
Ристир широко размахнулся, но, против всех ожиданий, ударил аккуратно и осторожно, в последнее мгновение пожалев собственных трудов. Резец лишь слегка поцарапал изваяние, а мастер отбросил молот и спрыгнул с лестницы вниз, в отчаянии закрыв лицо руками. Я провела ладонью по мрамору и, боясь спугнуть явившуюся мысль, окликнула:
— Ристир, послушай… А можешь сделать ещё так… и вот так?.. — перо послушно вывело завитки живущего в памяти венца на челе статуи.
— Могу… — глухо отозвался он. — Но я… я ненавижу её… и…
— И меня?.. — закончила я за него.
Он промолчал.
Я тоже не стала ничего говорить — знал бы ты, юный мастер, какие чувства порождало твоё творение у меня!..
Обстановку разрядила супруга Ристира, принёсшая нам воды, а когда она покинула тронный зал, я с лестницы позвала так и остававшегося внизу мастера:
— Ристир… послушай… Сделай как я прошу и, обещаю, у нас всё успеется, как ты и желал, к холодам.
Он тяжко вздохнул и поднял голову. Я как можно более уверенно улыбнулась ему и кивнула, протянула руку с пером и в воздухе нарисовала ажурную вязь:
— Следуй за рисунком на камне и оставь мне самоцветы и металл.
Мастер несколько мгновений напряжённо размышлял, а потом просиял.
— Эль!.. Это же так просто! Как я не додумался раньше!
— О, нет! Только ни слова о простоте! Бей сюда…
…Дни и ночи мы в четыре руки трудились над статуей — я рисовала, он выбивал. Потом пришёл черёд металла и огня — я плавила серебро, заполняя бороздки в теле статуи, он полировал. Мы сливали воедино металл и камень, сращивали осколки самоцветов с мрамором, вставляли синие и серебряные сполохи среди прожилок каменных волос. И результат превзошёл ожидания — сапфировый венец навеки увенчал-таки мраморную хириль, совсем как во времена, когда она кружилась по склонам Эмин Дуир. «Совсем как живая…» Владыка Трандуиль был прав — и отныне никто бы не смог оспорить его слова…
Уж не знаю, какие замыслы или расчёты заставляли Ристира торопиться закончить работу к холодам — я не расспрашивала, да и он не стремился открывать сокровенных тайн, — но мы успели.
Статуя Сэльтуиль, пока ещё укутанная покрывалом, ждала часа предстать перед множеством взоров в день празднования Ласбелин. А пока десятки услужливых рук наводили во дворце порядок, супруга Ристира готовила новую корону для статуи владыки — из ягод и осенних листьев, точь-в-точь как та, что уже была приготовлена для Трандуиля к торжествам.