Страница 25 из 72
Помолчав, он качнулся ко мне и порывисто обнял за шею.
— Ты обещала, Эль… И я буду ждать…
— А твоё слово, эрниль?
Он чуть отстранился и недоумённо моргнул, но потом догадался:
— Да, я буду осторожен. И каждый вечер буду осматривать комнаты, как делала ты.
Его слова вызвали невольную улыбку, позволив побороть навернувшиеся на глаза слёзы, — кажется, за те месяцы, что я прожила в родных землях, приходилось плакать едва ли не больше, чем за пять сотен лет вдали от Эрин Гален.
— Вряд ли это так необходимо в присутствии твоего отца, Леголас. Просто будь осторожен и… И не скрывай ничего от него, — последняя фраза заставила юного эрниля опустить голову.
Но, чуть помедлив, он всё же кивнул.
— Да, Эль, обещаю.
— Я. Скоро. Вернусь, Листочек, — обещание удалось произнести спокойным и уверенным тоном.
—Я. Буду. Ждать… — так же серьёзно пообещал эрниль.
И, направляясь к выходу из дома владыки, а затем через площадь к дому Индора, я надеялась лишь на то, что не оступлюсь, не споткнусь и не опущу плечи под пронзительными взглядами множества глаз…
*
По-летнему ещё тёплые воды залива Митлонда мерными волнами накатывали на берег, перебирали серую гальку бухты и шептались на разные голоса. Алая полоса заката уходила за горизонт, уступая пространство небес серебристой россыпи звёзд. И где-то там, сливаясь с исчезающим заревом вечерней зари, истаивали паруса уплывающего к западу корабля.
Мы успели до осенних штормов. И, как неоценимая награда за пережитое, в Митлонде с радостью приняли всех решивших уйти таварвайт. Снаряжённый к отплытию корабль ждал, и его команда по слову владыки Кирдана вмиг распустила паруса.
Они уходили на запад, и я провожала их с негасимой эстэль… Так уже случалось, так было не раз…
— И случится не единожды, бренниль Элириэль, — раздалось за спиной.
— Да, знаю, каун, — не оборачиваясь, отозвалась я.
Он подошёл и встал на уступе рядом, тоже глядя на утопающий в море закат. Чуть помедлил и поинтересовался:
— Зов моря, бренниль?
— Нет, просто печаль…
— Тогда что же, в обратный путь? Не изменились желания?
— Нет, каун Фернрод, желание прежнее — вернуться в родные леса.
Он помолчал, не начиная больше ни осторожных расспросов, ни отдалённых уговоров, которых было предостаточно за время долгой дороги от Эрин Галена до Имладриса, а потом и сюда: что владыкам эльдар мнится в Рованионе тень угрозы; что неведомые твари неспроста объявились в древнем сумраке чащ; что родным и друзьям будет только лишь в радость, реши я остаться в безопасном Имладрисе на долгие времена…
Я отвернулась от потемневшего моря и подобрала сложенные у ног вещи.
— Мне пора возвращаться, каун, пока не размыты дождями дороги и открыт перевал. Спасибо… За оставленные позади лиги, за помощь в пути, за надежду и утешение для таварвайт…
— Ещё рано прощаться, бренниль, — усмехнулся Фернрод, — до Имладриса нам по пути. Если нет возражений, конечно.
— Нет, буду рада.
— Тогда вперёд…
— Или назад…
— Путь неблизкий, бренниль, ещё многое может измениться.
— Это не изменится, каун. Не изменится никогда.
Он самодовольно усмехнулся, но возражать не стал.
Было понятно, что обратную дорогу переполнят разбуженные воспоминания о прожитом в Имладрисе времени, о друзьях и ученичестве у Миргола, о всём том, что тянуло задержаться в долине или вовсе остаться… Но меня ждали в Эрин Гален — в родном доме, где творилось неладное, и где лишняя пара рук и глаз сейчас лишней никак не была.
«Проводи их к надежде, родная…» — на прощанье сказала мне мать.
Я исполнила её просьбу и для утративших надежду сделала всё, что умела.
А сейчас предстояло вернуться по сумрачным тропам назад. С неизбывной надеждой — черпая силы в эстэль можно преодолеть гват…
____________________
Комментарий к Глава 7. Затмение
* Ithil gwathra Anor… — (синд.) Итиль затмевает Анор…
эстэль — (синд.) надежда, основанная не на личном опыте или просчете исхода ситуации, а исключительно на вере в неизменно хороший исход и неусыпную заботу Создателя Илюватара о своих Детях.
Лотрон — (синд.) май
Ада — (синд.) папа
**Йондо… Ион нин… — (синд.) Сынок… Сын мой…
========== Глава 8. Исход ==========
Весна 995 г. т.э.
Алые воды быстроструйной реки утекали в рассвет. Обыкновенно тёмные, бурные, шумные и стремительные, перед восходом дневного светила они словно бы примолкали и умеряли свой бег — будто выстилали переливчатыми стягами земную дорогу для вползающей на небеса раскалённой ладьи Ариэн. Под обрывистыми речными берегами густыми сизыми лентами тянулся ночной туман, но здесь, у самой воды, всегда было на удивление тепло — взгорбленные хребты ощетинившегося лесом высокого холма надёжно хранили южные склоны от иссущающе-ледяного дыхания Фородвайта, часто несущегося через равнины вместе с северо-восточными ветрами до самых окраин Эрин Гален. Спускающиеся по холму к воде серостволые буки лениво помахивали голыми ветвями и мыли узловатые старые корни в быстрых водах Лесной, в предрассветных сумерках отчётливо напоминая онодрим, давно не являвшихся в наши леса.
Шум реки, так несхожий с мелодичным журчаньем истекающего из чаши ручья; пронизанное светом звонкое редколесье, с наступлением полноправной зимы нередко уступающее напору ветра и снегам; туманы болот, пытающиеся пробраться в чащу по течению Лесной, — всё другое, отличное от того, чем жили на Эмин Дуир. И от мыслей о брошенном доме просыпалась тоска — по каменистым осыпающимся склонам гор, по укромным заросшим тропкам и по тёмно-зелёным ельникам, где, казалось, извечно гостила весна.
Алое зарево рассвета медленно стекало с реки, поднимаясь в прозрачное небо вместе с дневным светилом, и над лесом раскатисто звенело эхо птичьих голосов, приветствуя новый день. Новый день в новом месте, которое за два миновавших десятилетия так и не стало до конца родным.
Это место выбрала мать — той весной, что пришла после горестного года, когда немало нашего народа покинуло Эрин Гален навсегда. Той весной, словно отголоски пронёсшейся бури, всё никак не стихали шальные ветры — ветры юга и запада, несущие беспокойство и без того растревоженным посёлкам, где остались пустовать покинутые дома. Уходили многие — не на запад за море, но в странствия, — в поисках воспоминаний или покоя, новой жизни и радости, лишь бы не видеть, как осыпаются под напором леса стены, не давшие приюта близким и друзьям. Посёлки пустели — поначалу на дальних границах, потом всё ближе и ближе к дому владыки и сердцу наших земель. Эдиль уходили странствовать, и некоторые больше не возвращались назад.
А ещё той весной стало ясно, что неведомые твари, накануне с первыми холодами Ласбелин* вроде бы покинувшие Эрин Гален, — то ли впали в зимнюю спячку, то ли перебрались в более тёплые земли, — не оставят в покое ни нас, ни лесные поселения эдайн. Несмотря на усилия стражи, на охрану границ, дальние разъезды дозоров и неусыпное внимание всех нас, с наступлением весны ядовитые охотники объявились вновь — приходили из необжитой чащи южного леса, пробирались по тропам, приближались к одиночным домам. Им противостояли, их выслеживали и убивали — но они, как истинные охотники, с каждой ночью подступали всё ближе, пятная лесные дороги липкой слизью и оплетая гроздьями паутины пустующие дома.
Месяц Гвирит донёс ветер странствий и в нашу семью — на стыке весны и лета посёлок решила покинуть моя мать. И отец, не позволивший ей уйти в леса в одиночку, что нередко случалось на моей памяти в прежние времена, отправился с ней. Долгое время перед уходом мать хранила молчание — лишь настойчиво испрашивала своих легкокрылых вестниц, всегда собирающих для неё самые верные новости от Старой дороги до вершины Эмин Дуир. Но в ту весну всё случалось иначе — ни одна из её посланниц не вернулась назад, и распустившийся вокруг дома цветник непривычно пестрел ослепительно-яркими красками, лишившись перламутрово-синей накидки живого ковра. Мать мрачнела с каждым днём расцветающей весны, и потому её однажды объявленное решение странствовать не стало неожиданностью ни для отца, ни даже для владыки Трандуиля, накануне имевшего с ней какой-то долгий разговор. Она и раньше уходила, даже изредка брала с собой и меня, но в ту весну… Всецело поглощённая заботой о безопасности родного посёлка, я не понимала её стремлений — да и не хотела понять…