Смерть и Возрождение

— Когда ты постучался в дверь, я знала, что это именно ты, — объяснила Эдит, обвив его шею руками. — Иди сюда. И ничего особенного не было в твоем виде, Томас.

Тот фыркнул, но охотно подчинился. От Эдит чудесно пахло — тёплым, сладковато-мускусным ароматом молодой женщины. Томас зарылся носом ей в волосы, чихнул.

— Ммм, как от тебя пахнет! — младший Шарп легонько поцеловал её чуть ниже уха. — Ни одной приличной мысли не остаётся!

— Совсем-совсем? — лукаво спросила Эдит, начиная снимать с Томаса шейный платок.

— Абсолютно, — Томас, сохраняя серьёзный вид, потянул с неё одеяло. — Знаешь, мне почему-то очень хочется увидеть тебя обнажённой. При свете. Странно, правда?

Эдит потянулась, выгибаясь. На ней была лишь кремовая батистовая ночная рубашка, по вороту, манжетам и подолу богато украшенная кружевами. Рубашку привезли только вчера, а до этого Туу-Тикки помогала Эдит выбирать одежду по каталогам в компьютере. Ох как много всего они выбрали! Было так непривычно разбирать пакеты и коробочки, отрезать ярлыки, примерять обновки. У Эдит никогда в жизни не бывало столько обновок сразу.

Томас спихнул одеяло на пол. Помедлил, любуясь женой, очертаниями её тела, полускрытыми тонкой тканью сорочки. Волосы Эдит стали только вдвое короче и лежали на подушке поблескивающей массой. Потом поднялся, протянул ей руки.

— Иди ко мне.

Эдит с радостью подчинилась. После той единственной ночи на почтовой станции между ней и Томасом до того, как они попали в этот дом, ничего не было, и почтовую станцию Эдит вспоминала с нежностью.

— Ты удивительна, — Томас мягко собрал её волосы одной рукой, разгладил и отпустил, нагнулся и ещё раз поцеловал жену в губы — долгим, сладким поцелуем, неохотно отстранился. — Такая маленькая, — он провёл обеими ладонями от её плеч к кистям, взял за запястья, поднял её руки к лицу, поцеловал одну ладонь и вторую, прижал их к своей груди над сердцем. — Такая неустрашимая. Ты настоящая, Эдит Шарп?

— Я совершенно настоящая, — заверила она Томаса. — Как ты думаешь, нам хватит утреннего света? — чуть смущенно спросила она. — Или зажжем еще и лампы над кроватью?

— Хватит, — уверил Томас. — Для следующего раза я найду свечи. Тебя очень смутит, если я попрошу тебя меня раздеть?

Эдит потупила глаза и принялась расстегивать на Томасе рубашку. Пальцы слегка дрожали, но Эдит уверенно распахнула на муже рубашку и погладила его по груди.

— Не осталось волос, — задумчиво сказала она. — Мне нравится.

И она поцеловала его в грудь напротив сердца.

— Не осталось, — Томас прижмурился, наслаждаясь прикосновением. Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде настолько сильно чувствовал ласку. — А теперь дай мне избавить тебя от этой безусловно прекрасной сорочки, — младший Шарп потянул тонкую ткань с плеч жены.

Эдит позволила ему развязать завязки у горла, но манжеты расстегнула сама. Ненадолго закрыла глаза, чувствуя, как скользит по коже почти невесомая ткань. И смело предстала пред Томасом обнаженной, теплой, едва проснувшейся — и без единого волоска на теле.

— По-моему, ты всё же не совсем настоящая, — со странной интонацией, гораздо ниже, чем он говорил обычно, произнёс Томас.

Он медленно, кончиками пальцев, провёл по телу жены от ямки между ключиц по правой груди, очертил светлый сосок, нагнулся и попробовал его на вкус. Оказалось сладко. Эта сладость кружила голову, и своё возбуждение Томас тоже ощущал совсем не так, как раньше. Не просто тяжесть в паху и животное желание оказаться внутри доступного тела.

Эдит помогла Томасу окончательно освободиться от рубашки и потянулась к поясу брюк. Медленно расстегнула пряжку ремня, пуговицу, потянула вниз язычок застежки-«молнии». Она еще никогда не видела обнаженного мужчину вот так, при ярком свете, близко. Ей было интересно, немного страшно и томительно. Хотелось чего-то — она и сама не понимала, чего. Под брюками на Томасе были трусы из плотного синего трикотажа, длинные, но почти не оставлявшие простора воображению. Эдит, собрав всю свою смелость, взялась за них и потянула вниз.

— Не так энергично, — Томас оттянул широкую резинку трусов над возбуждённым пенисом. — Эта часть тела мне дорога. — Он вышагнул из своей одежды, взял жену за руку и подвёл к окну, благо двор был с другой стороны, развернул к себе. — Ты гораздо красивее без пяти слоёв одежды на тебе, Эдит.

Эдит смущенно улыбнулась.

— Я не слишком одарена телесно, — сказала она.

— Что? — удивился Томас. — Что за выдумки? Ты очень красива, — он притянул её к себе и поцеловал. Целовал долго и с наслаждением, как редкий деликатес пробовал. Потом легонько прикусил ей подбородок, лизнул ямку между ключиц, с трудом оторвался от её кожи и тихо сказал: — Я хочу тебя. Ты позволишь?

— Да, — задыхающимся шепотом отозвалась Эдит. Она плавилась в руках Томаса, у нее подламывались колени от его поцелуев. — Да, конечно.

Чердак Люсиль обнаружила еще до завтрака. Она рано проснулась, умылась и причесалась, как полагается хорошей девочке, натянула первое попавшееся платье и отправилась обследовать дом.

Вчера она облазила подвалы, гараж и сад. Позавчера исследовала все доступные комнаты. Правда, некоторые оказались запертыми. Утащила к себе голубого резинового утенка из детской ванной, выпросила у Лероя смешную тряпичную куклу с растрепанными фиолетовыми волосами и глазами-пуговицами, приняла в подарок от Оуэна небольшого плюшевого дракона. Сложив добычу на застеленную духами кровать, Люсиль в очередной раз вышла на улицу и оглядела дом сверху донизу. Должен быть чердак! Потолки верхних комнат плоские, значит, где-то над ними есть пространство под многоскатной крышей.

Чердачный люк обнаружился возле запертой спальни. С потолка в неприметном углу свисало кольцо на прочной стальной цепочке. Люсиль потянула за кольцо и отскочила, когда из открытого люка плавно опустилась лестница.

Подобрав юбку, Люсиль отважно полезла наверх.

На чердаке было пусто. Совершенно пусто. И был он огромный и сумрачный — три небольших оконца едва рассеивали темноту. Здесь сильно пахло деревом и смолой, пол перекрещивали толстые балки, а между ними был светлый дощатый настил.

— Скууучно! — протянула Люсиль.

Она обошла весь чердак. Выглянула в каждое окно. Балансируя, походила по балкам, стараясь угадать, над чьей головой она сейчас вышагивает. На чердаке было очень-очень тихо. И тепло. Толстая кирпичная каминная труба была горячей. Люсиль подошла к ней, поковыряла раствор между кирпичами, но раствор держался крепко.

Тогда Люсиль решила, что раз никто здесь не бывает, а хозяева ничего не говорят про чердак и ничего на нем не держат, значит, она может устроить здесь свое тайное убежище.

Эдвард проснулся с неприятным ощущением, что у него ходят по голове. Но спал он в постели и рядом никого не оказалось. Тем не менее… Старший Шарп прислушался, насторожив уши. Точно, сверху кто-то шлёпал босыми ногами. Сверху? В доме есть ещё мансарда? Эдвард поднялся, стряхнул клочья облезающей человеческой маски. Клочья эти ему успели надоесть, но ускорять процесс он не видел смысла. Если маску не сжёг ритуальный огонь, лучше её не трогать.

Старший Шарп накинул халат и вышел в коридор, принюхался. В воздухе еле-еле ощущался запах Томаса и отчётливая дорожка запаха Люсиль. И где его неугомонное дитя нашло лестницу наверх?

Еле слышно скрипнула дверь комнаты Эдит, оттуда вышел совершенно довольный Томас, несущий в руках свой шейный платок и жилет. При виде отца он затормозил от неожиданности. Эдвард откачнулся назад — от сына слишком сильно пахло телесными запахами.

— Отец? Всё в порядке? — неуверенно спросил Томас.

— Да, всё в порядке. Доброе утро.

— Доброе, — недоверчиво ответил Томас, приглядываясь к отцу. С того тоже облезали эти странные лохмотья, и кожа под ними выглядела гораздо светлее. — Я вам не нужен?

— Сейчас — нет, Томас, — старший Шарп поднял голову и посмотрел на потолок. — Я ищу твою сестру.