Смерть и Возрождение

Окна в их комнатах закрыли ставнями. Лампочки на всякий случай выкрутили. Грен расставил толстые восковые свечи и зажег их. Свечи должны были гореть все время — освещать путь назад. За ними Грен ездил в один дальний и очень католический мир. На всем Западном побережье невозможно было достать нужных свечей — в здешних храмах жгли стеарин.

Туу-Тикки нашла Эдит и Люсиль в саду. Люсиль с грустью смотрела на ощипанные хризантемы.

— Девочки, — обратилась к ним Туу-Тикки. — Солнце почти село. Пора.

— Что нам надо будет сделать? — спросила Эдит.

— Сходить в туалет. Потом прийти в свои комнаты, полностью раздеться, распустить волосы и лечь. Я приду укрыть вас цветами. Потом сэр Эдвард погрузит вас в сон.

— Я помню, — серьезно кивнула Люсиль. — Идти вперед и не оглядываться. Ничего не есть и не пить. Быть вежливой.

— Да, — кивнула Туу-Тикки. — Все так.

Баргесты уходить не хотели. Они вертелись, завывали и норовили забиться куда-нибудь в тёмный угол двора. Эдвард подозвал обоих, они с восторгом подскочили и едва не уронили его на землю. Старший Шарп обнял каждого по очереди и обещал, что позовёт их, как только вернётся. Баргесты поняли, что уговорить хозяина не удастся и повесили носы и хвосты. Эдвард не уходил в дом, пока псы на скрылись из виду. Потом вздохнул. Он уже ходил через мост и прошлый раз едва не остался там, очарованный.

Томас закончил свои дела в ванной, тщательно вытерся полотенцем и посмотрелся в зеркало. Волосы его уже отросли достаточно, чтобы младший Шарп не шарахался от своего отражения. Но почему-то только на голове. Грудь, пах, руки и ноги оставались младенчески-голыми. Томаса смущал вид его ничем не прикрытых гениталий, словно это было… слишком вызывающе? Хотя Эдит, кажется, так нравилось больше. Он не был вполне уверен — до ритуала они провели вместе только одну ночь любви. Но со всей определённостью жена касалась его без отвращения.

Томас набросил полотенце на вешалку, закутался в халат и решительно отправился в свою комнату. По всему второму этаже дома оглушающе пахло горячим воском и цветами. В комнате его уже ждал Грен — серьезный, весь в черном, с распущенными волосами.

— Ложись, — сказал он, перебирая лепестки в здоровенной цветочной корзине. — Я тебя укрою.

Томас молча положил халат на кресло, неловко улёгся на постель и вытянулся во весь рост. Руки положил вдоль тела, с трудом сдерживая желание прикрыться. Грен принялся засыпать его прохладными лепестками. Пах, живот, грудь, плечи, потом конечности. Одной корзины не хватило, но духи запасли цветов вволю.

— Вот так, — сказал Грен, закончив. — Пусть у тебя все получится.

— Благодарю, — Томас с трудом сглотнул, кашлянул. Аромат цветов стал слишком сильным, от него мутилось в голове.

Тихо скрипнула дверь в комнату, вошёл старший Шарп, с влажными волосами и в халате.

— Пора, Киу, — Эдвард посмотрел на Грена и тихо сказал. — Благодарю.

— Я готов, — пробормотал Томас.

— Мне страшно, — призналась Эдит Туу-Тикки, когда та укладывала ее на ложе из цветов. — Что если мы не вернемся? Что если я не вернусь?

— Ты обязательно вернешься.

— Какая горечь, — вздохнула Эдит, ложась на холодные лепестки. — Они так горько пахнут.

Туу-Тикки принялась укрывать ее.

— В восточной традиции, хризантемы — цветы долголетия, — сказала она.

— А в западной их принято дарить на похороны, — сказала Эдит.

— Да. Но я люблю их просто так.

Лепестки укрыли Эдит по самый подбородок.

— Вот так, — сказала Туу-Тикки. — Сэр Эдвард сейчас придет, и ты уснешь.

Когда Грен вышел, Эдвард положил сыну руку на лоб.

— Закрой глаза. Слушай мой голос и дыши медленно.

Томас послушно зажмурился. Чувствовать прикосновение отца было странно, но рука была тёплой, а голос — старший Шарп негромко говорил что-то на незнакомом языке — убаюкивал. Томас невольно зевнул. Ему уже не было страшно, что может грозить сыну на руках отца?

Эдвард закончил заклинание и мягким движение убрал руку со лба Томаса. Постоял минуту, слушая его дыхание. Он не мог видеть, как истинная сущность сына уходит из мира живых, и с этим можно было только смириться. Старший Шарп вздохнул и вышел из комнаты. Следующей по очереди была Эдит. Эдвард тихо постучал в дверь невестки.

— Я готова, — отозвалась та из-за двери. — Входите.

Старший Шарп подошёл к её постели. В полумраке глаза Эдит были очень большими. Она часто дышала, чуть приоткрыв рот.

— Всё хорошо, Эдит, — мягко сказал Эдвард. — Там, куда вы идёте, нет ничего, что может вам навредить.

— Это обнадеживает, — сказала Эдит и глубоко вздохнула. — Я готова.

— Закройте глаза, — Эдвард положил руку ей на лоб, — слушайте мой голос и дышите глубоко и медленно, — он начал своё заклинание.

Эдит почувствовала, как ее охватывает дремота, быстро перешедшая в глубокий, очень глубокий сон.

Люсиль под цветочным покрывалом подергивалась и хихикала. Струйки воздуха, пробегавшие под простыней, ее смешили. Туу-Тикки рассказывала ей сказку про Курочку Рябу — не по возрасту, конечно, зато короткая. Когда в комнату вошел Эдвард, Люсиль обрадовалась, дернулась приподняться, но Туу-Тикки придержала ее за плечо.

— Кирэн, лежи, — Эдвард подошёл к дочери, нагнулся и поцеловал её в переносицу.

— Ага, — Люсиль кивнула. — Ты меня усыпишь? Споешь мне колыбельную?

— Расскажу тебе колыбельную, — старший Шарп погладил дочь по волосам, положил ладонь ей на лоб. — Закрывай глаза и слушай, Кирэн.

Люсиль успокоилась под вязью заклинания, маска девочки исчезла с лица взрослой женщины. Разгладились горькие морщинки в углах рта и у глаз. Эдвард позволил себе минуту полюбоваться дочерью, ещё раз погладил её по волосам и вышел из комнаты. Ему самому никто колыбельную не расскажет, но в охотничьем облике он в этом и не нуждался. Старший Шарп вошёл в свою спальню, лепестки на постели лежали тёмные, сильный горьковато-пряный аромат завораживал.

Эдвард оставил халат на кресле, постоял мгновение неподвижно, ровно дыша. Поднял обе руки к лицу и с усилием стёр с себя человеческий облик. Чёрными когтями аккуратно почесал старый шрам на груди и растянулся поверх лепестков. Принюхался, фыркнул. Устроился поудобнее и сосредоточился на своём заклинании.

Пока он читал заклинание, духи засыпали его цветами так, что неукрытым осталось только лицо. Эдвард опять не поймал момента перехода, ему казалось, он только моргнул — и вот уже перед ним мост.

Туу-Тикки спустилась в гостиную, закурила. Погладила пришедших котов. Грен сел на диван рядом с ней, обнял.

— Мне немного страшно за них, — сказал он.

— Мне тоже, — кивнула Туу-Тикки. — Но все, что в наших силах, мы сделали. Теперь остается только ждать.

— До йольской ночи?

— Или немного позже. Надо будет озаботиться подарками.

Грен улыбнулся.

— Люсиль нужна самая красивая кукла.

— Ага, БЖДшка, я думаю. Как раз успею заказать. Эдит — хорошая читалка на солнечных батареях.

— Томасу тоже что-то надо, но я пока не соображу, что.

— Да конструкторы “Профессор Эйн”, — улыбнулась Туу-Тикки. — Весь комплект.

— Хорошая идея, — одобрил Грен. — А Эдварду?

— Вот с Эдвардом не знаю. Подумаем еще. С Эшу посоветуемся.

— Эшу жалуется, что устал, — заметил Грен. — Капризничает, я думаю.

— Они с Томасом немного похожи. Телосложение, цвет волос.

— И цвет глаз. Но Эшу красивее.

— Эшу счастливее, только и всего.

The end