Смерть и Возрождение

В гостиную он спустился глубокой ночью. Его встретили только внимательные взгляды котов. Большой рыжий кот приветственно взмахнул пушистым хвостом. Гладкий песочный презрительно дернул ухом и отвернулся.

— Волшебный котик, — сказал Томас и подошел погладить кота.

Снаружи запрыгали и принялись тыкаться мокрыми носами в огромные окна баргесты. Их почти не было видно — только черные тени и светящиеся, как уголья, глаза.

— Боже, вы всех перебудите, — простонал Томас и вышел в сад здороваться с собаками.

Он тут же был обкусан, облизан и сумел вырваться, только пообещав, что поест и вернется.

В холодильнике он нашел копченое мясо и незнакомую копченую рыбу, сыры, молоко, сливки, множество фруктов и овощей, что-то непонятное в полупрозрачной прямоугольной посудине с зеленой крышкой. Взял мясо, козий сыр и молоко. Нашел в деревянной коробке ковригу хлеба с какими-то семечками на верхней корке. Взял с магнитной полосы нож и принялся делать себе сэндвичи. Заодно отрезал мяса баргестам.

Поев, Томас снова вышел к собакам. Те с удовольствием съели мясо и начали хватать Томаса за рукава и штанины и куда-то тянуть.

— Мы не идем сейчас в Аллердэйл-Холл, — строго сказал им Томас.

Мелльт озадаченно сел, принялся мести хвостом по земле.

— Вот что, — предложил Томас. — Идем к океану. Вы знаете, где здесь океан?

Гвинт обрадованно взвизгнул и поскакал к воротам.

Томас в сопровождении собак дошел до берега как-то очень быстро, и вышел к остывшему кострищу на песке, не переходя дорогу, полную автомобилей. Он так и не понял, как это получилось.

На берегу баргесты принялись с лаем и подвыванием носиться туда-сюда вдоль линии прибоя, дразня морских коней. Те ржали и брызгали на них хвостами в ответ. Томас просто стоял и смотрел. Холода он не чувствовал, хотя вышел из дома в одной рубашке. Ветер гладил его отросшие волосы.

Томас обернулся. Над холмами вставало зарево, как от поднимающейся полной луны. Однако ее убывающий диск висел над океаном. Что же это было? Еще какая-то магия? Он решил, что спросит об этом, когда вернется в дом. Он по-прежнему чувствовал себя странно. То, что было для него главным много лет, просто рассыпалось, как кукла из плохо подогнанных деталей. Как собрать свою жизнь заново, Томас не представлял. К тому же теперь он отвечал не только за себя, но и за свою жену. Захочет ли она вместе с ним вернуться к его родне, которую он никогда не видел и даже не слышал о ней? Будут ли те… туатта ему рады? Или прогонят их и снова проклянут? Эльфы в английских сказках редко бывали добры к людям.

К нему подбежал баргест и ткнулся мокрой башкой в бедро, едва не сбив с ног. Томас возмущенно воскликнул:

— Гвинт!

Баргест гавкнул и ткнул его еще раз. Похоже, его не устраивало настроение Томаса. Баргест хотел играть.

— Палку? — без особой надежды спросил Томас.

Баргест наклонил голову набок и вытаращил глаза.

— Как с тобой играть?

Пес припал на передние лапы и гавкнул, потом азартно скакнул в сторону. Гавкнул еще раз. Вернулся к Томасу. Томас отскочил на шаг. Пригнулся. Выставил вперед руки и сделал вид, что сейчас поймает баргеста. Тот в восторге заскакал вокруг.

Возвращался в дом Томас, чувствуя себя Песочным человеком. Песок сыпался, казалось, даже из ушей. Баргесты бодро трусили следом. Младший Шарп же еле переставлял ноги.

Он ввалился в гостиную и упал в кресло у камина. Посмотрел на рукав рубашки, от которого остались только плотный шов и манжета. Баргесты повеселились на славу. Томас решил, что он сначала отдохнет, а потом предпримет сложное восхождение на второй этаж. Какая жалость, что в этом доме нет подъемника!

Его начало клонить в сон, веки слипались, потрескивание поленьев в камине убаюкивало. Томас почти заснул, когда по второй лестнице спустился Грен, на котором, как обезьянка на шарманщике, висел Лерой.

Грен был в одних только свободных штанах, распущенные волосы падали по обе стороны лица. Лерой уткнулся лицом ему в обнаженное плечо. Грен сел в кресло. Лерой перебрался к нему на колени, прижался и закрыл глаза.

— Все хорошо, волченок, — гладя сына по голове, говорил Грен. — Сейчас будет какао.

И правда — духи принесли и поставили на столик чашку с какао. Грен протянул ее Лерою. Тот сунул нос в чашку и принялся с хлюпаньем пить.

— Боюсь спать, — пожаловался он.

— Понимаю, — кивнул Грен. — Посидим пока здесь. Я уже позвонил детскому психологу. Она поможет прогнать твои страхи.

— А ей можно рассказывать про сидхе?

— Но ты же боишься не сидхе и не наших гостей.

— Я боюсь, — Лерой отвел волосы Грена и прошептал ему на ухо, — что меня вернут в Альба-сити.

— Этого не будет, — сказал Грен.

— Ты обещаешь?

— Да. Я обещаю.

— Смотри, — Лерой зевнул. — Расскажи мне что-нибудь.

— Сказку? Историю?

— Нет. Не знаю.

— Ну хорошо. Слушай.

Грен прижал Лероя к себе покрепче и негромким, хорошо поставленным голосом начал читать:

— Слониха, слоненок и слон

Устали стоять в зоопарке,

И в море уплыли на синей байдарке

Слониха, слоненок и слон —

Да-да, унеслись,

Да-да, унеслись вон туда…

Лерой уснул раньше, чем семейство слонов вернулось обратно в Химки. Грен посидел еще некоторое время, подхватил сына и унес в его комнату.

Томас остался сидеть. Он стал свидетелем тому, что не предназначалось для чужих глаз и было сугубо внутренним семейным делом. Но кроме того… В возрасте Лероя он тоже видел кошмары. Просыпался и не мог спать дальше. Сидел, закутавшись в ветхое одеяло, и таращился в темноту, пока не рассветало и он не начинал видеть бабочек Люсиль. Ему не приходило в голову позвать отца или мать. Никогда. Он всегда считал, что будет лучше, если они не узнают ни о его радостях, ни о его страхах.

Томас нервным жестом вытер глаза. О чем он сожалеет сейчас? Его детство давно закончилось. Он женат. Он джентльмен. А джентльмены никому не рассказывают о своих кошмарах.

========== 32 ==========

В свою комнату Томас так и не вернулся. Просто просидел всю ночь в кресле у огня, иногда ходил на кухню за очередным перекусом, иногда подкидывал огню пару поленьев с дровницы. В доме было очень тихо, даже баргесты на улице угомонились. Младший Шарп ни о чём особо не думал. Это была странная ночь. Хотя, возможно, для туатта вот так ночевать как раз нормально? Томас не знал, а у отца пока не спросил. Но с другой стороны, сэр Эдвард, кажется, спит?

Когда начало светать, Томас встряхнулся, потянулся всем телом и отправился наверх умываться. Изучил себя в зеркало — волосы ещё отросли, словно их кто-то вытягивал из черепа. А брови и ресницы выглядели уже совершенно нормально. Или нет? Младший Шарп нагнулся к зеркалу, разглядывая себя. Нет, не нормально. У него изменились глаза — и цвет, и разрез, ресницы ещё потемнели и стали гуще. А форме бровей позавидовал бы любой лондонский щёголь. Вот только что-то облезало с его лица.

Томас попытался ухватить странный клок на своей скуле, тот проскальзывал между пальцев, как туман. Да что же это такое?? Младший Шарп открыл воду, схватил кусок мыла, отчётливо пахнущий солью, и принялся тереть лицо. Кожу защипало. Он плеснул водой, вытерся полотенцем и ещё раз посмотрел в зеркало. Клок исчез, а на скуле осталось красное пятно. Но, наверное, это было от соли. Томас тихо выругался. Его жизнь и всегда-то была странной. И количество странностей явно не собиралось уменьшаться.

Он сменил сорочку на свежую, аккуратно повязал шейный платок, вышел из своей комнаты и подошёл к двери комнаты жены. Тихо постучал.

— Да-да, — сонно отозвалась Эдит. — Входи.

Когда Томас переступил порог, она улыбнулась ему и сказала:

— Знаешь, а я чуяла, что это ты. Ты меня совсем забросил в эти два дня.

— Прости, — младший Шарп подошёл к кровати, нагнулся и поцеловал жену в тёплые и припухшие со сна губы. — Я не мог никому показаться в таком виде. Что ты имеешь в виду — чуяла?