Страница 61 из 70
Томас посмотрел на него. Цвет его глаз тоже начал меняться — серо-голубые прежде, они становились более яркими, с четкими зелеными лучиками от радужки к зрачку.
— Слова. Это просто слова.
— Как и магия. Как и проклятие. Или баргесты.
— Баргесты реальны! — запротестовал Томас.
— И то, о чем я говорю — тоже.
Томас насупился и фыркнул, как упрямый шестилетка.
— То есть вы хотите сказать, что все хорошо?
— Нет, — мягко ответил Эдвард. — Но все уже гораздо лучше, чем было. И станет еще лучше.
Томас недовольно дернул головой.
— Иди в душ, — так же мягко сказал Эдвард. — Скоро будет ужин.
— Я не пойду на ужин. Я не могу показаться в таком виде дамам!
Эдвард потерял дар речи и смотрел на сына секунд тридцать.
— Не могу! — сказал Томас.
— Хорошо, — Эдвард поднял руки, сдаваясь. — Ужин тебе принесут в комнату. Мне передать что-нибудь Эдит?
— Что я не могу предстать перед ней в таком виде.
Эдвард кивнул с серьезным видом.
— Как скажешь.
С этим он вышел из комнаты. И едва не сполз по стене от задавленного хохота. Он помнил по своей юности французских щеголей при английском дворе. Но его сын!.. Это было непостижимо.
Прошло несколько минут, прежде чем Эдвард взял себя в руки и пошел обратно к невестке. Опять постучался. Подождал ответа. Не дождавшись его, пошел вниз.
— Миссис Шук, — Люсиль сидела на диване, сложив руки на коленях синего платья, как хорошая девочка, — а что будет на сладкое?
— Правда, мам, что на сладкое? — немедленно встрял Оуэн.
— Пирог с малиной и ежевикой и пломбир.
— Урра! — завопил Оуэн.
— Мороженое! — обрадовалась Люсиль.
Мороженого она никогда не пробовала, но слышала о нем от мамы. По словам Беатрис Шарп, пломбир был самым изысканным лакомством. И ее папа-граф позволял ей есть пломбир по воскресеньям. Люсиль попыталась посчитать дни недели.
— Миссис Шук, а сегодня что, воскресенье?
— Нет, среда, — улыбнулась Туу-Тикки.
— Разве в среду можно есть пломбир?
— Почему нет? Он с фисташками.
— А что такое фисташки?
— Такие вкусные зеленые орехи, — объяснил Оуэн.
— Пломбир с фисташками… — мечтательно сказала Люсиль. — Надеюсь, папе он не понравится.
— Почему? — удивился Оуэн. — Наш папа любит мороженое.
— Потому что тогда папа отдаст его мне, — так же мечтательно сказала Люсиль.
— Я с тобой поделюсь, — пообещал Оуэн.
Люсиль важно кивнула.
— Ты хороший мальчик. Кстати, как тебя зовут?
— Оуэн Эккенер. И мне десять лет.
— И мне десять! — обрадовалась Люсиль. — Меня зовут мисс Люсиль Шарп.
— Очень приятно, — Оуэн протянул ей руку.
Люсиль удивилась, но пожала протянутую руку.
— Скорее бы пломбир.
— Мама говорит — сначала овощи и мясо.
— А мы не ели овощи. Мы ели овсянку.
— Я тоже ем на завтрак овсянку. Мама готовит ее с медом и ягодами.
Люсиль завистливо вздохнула.
— А мы ели просто овсянку.
Со второго этажа спустилась Эдит, вся в белом и аквамариновом. Дети посмотрели на нее без интереса. Лерой отсалютовал ей рукой солдата в сиренево-сером камуфляже и вежливо сказал:
— Добрый вечер.
Люсиль вспомнила, что это же леди Шарп и неохотно буркнула:
— Добрый вечер.
Потом вспомнила, что была бы бита за это матерью и сжала кулаки. Но матери больше нет. Никто не станет ее бить. И Люсиль показала Эдит длинный розовый язык и скорчила рожу.
Эдит померещилось, что с Люсиль полупрозрачными клочьями сползает кожа. Эдит моргнула. Нет, показалось. Скорее бы ужин!
По лестнице спустился Эдвард, судя по его виду, его что-то очень позабавило.
— Папа, на ужин пломбир. С фисташками. Тебе не понравится.
Эдвард поднял бровь.
— Фисташки. Они зеленые.
Старший Шарп оступился на лестнице от смеха. Он не мог припомнить, чтобы его дети когда-нибудь так его веселили.
— Я сначала попробую, хорошо? — смиренно сказал он.
Люсиль важно кивнула. Эдвард перевел взгляд на невестку. Эдит потерла глаза кончиками пальцев. Ей определенно нужны очки. Эти клочья… они на всех. Она посмотрела на мальчиков, но и курносый Оуэн, и серьезный Лерой выглядели как обычно. Это что, все от проклятия? Оно так слазит? Но Эшу же вытянул его и запер. Тогда что это?
— Эдит, с вами все в порядке?
Эдит провела ладонью по щеке. Кожа была гладкой, никаких клочьев и кусков.
— Не знаю, — тихо сказала она. — Мне мерещится… странное.
Эдвард подошел к ней и протянул руку к ее лицу.
— Вы позволите?
— Что?.. Да. Что это?
Эдвард захватил пальцами что-то в воздухе и аккуратно потянул. Эдит услышала тихий-тихий треск и словно бы ощущение давления на щеке. Сэр Эдвард показал ей лоскут чего-то полупрозрачного, бесцветного.
— Вы перестаете быть человеком.
— Но… — Эдит прижала пальцы к губам.
Ей хотелось сказать: но как же я тогда останусь здесь? Я не хочу возвращаться! Я уже почти решила остаться! Но она промолчала.
— Не страшитесь. Когда-то эту маску создала для вас ваша мать. При желании вы сможете воссоздать ее сами. Вы ведь помните, что нас ожидает ритуальная смерть? Ничего лишнего не должно остаться.
— Долина смертной тени, я помню, — кивнула Эдит. — А что с Томасом? Где он?
— Он не готов предстать перед дамами в его теперешнем виде, — смиренно произнес Эдвард.
— Мужчины, — мотнула головой Эдит. — Иногда мне кажется, что собственная внешность заботит их больше, чем самую тщеславную кокетку.
— Вы это не одобряете?
— Я люблю Томаса не за его шелковые кудри.
Эдвард опустил взгляд. Помолчал.
— Почему бы ему самому не любить свои шелковые кудри?
— Почему бы ему не иметь смелость не отговариваться дамами? — парировала Эдит.
— Потому что он джентльмен времен королевы Виктории.
На это Эдит не нашлась, что ответить.
Грен выглянул из кухни и позвал:
— Прошу к столу. Мальчики, руки чистые?
Оуэн немедленно продемонстрировал растопыренные пальцы. Лерой просто кивнул. Люсиль, довольная, что она не мальчик и ее не посчитали, осмотрела свои ладони.
Эдвард предложил Эдит руку. Эдит вспомнила, что английский этикет отличается от американского, и она об этом даже читала. Она положила ладонь на предплечье свекра и пошла с ним. Хотя все эти этикетные нюансы так смешны, когда обед подают на кухне!
Когда все уселись за столом, Эдвард сказал:
— Миссис Шук, Томас не готов предстать перед дамами. Можно ли отправить ему ужин наверх?
— Да, конечно, — кивнула Туу-Тикки. — Дети, вам виноградный сок или черешневый?
— Виноградный, — быстро ответил Лерой.
— Мне все равно, — пожал плечами Оуэн.
— Черешневый, — сказала Люсиль, которая не представляла себе, что такое черешня, но если Лерой выбрал виноградный, то она обязана была выбрать черешневый.
Весь ужин Люсиль с нетерпением ждала пломбира. Она даже без протеста съела все овощи — вкусные, надо признать. Но пломбир!
Мороженое подали в фарфоровых креманках, расписанных синими с золотом павлинами. Четыре шарика сливочного мороженого, посыпанные зелеными орешками.
— Зеленые фисташки? — спросил у дочери Эдвард.
Люсиль захрустела орехом.
— Вкусно, — сообщила она и зачерпнула край белого шарика. — Ой! Холодное!
— Ну это же мороженое! — объяснил Оуэн. — Оно потому так и называется.
Люсиль с надеждой спросила:
— Ну что, папа, тебе нравится?
— Я еще не распробовал.
Эдит отказалась от мороженого в пользу ягодного пирога. На ее вкус, мороженое не сочеталось с сухим красным вином, которое здесь подавали к мясу.
— Я оставлю тебе свою порцию, Люсиль, — сказала Эдит. — Мне не очень нравится мороженое. Слишком сладко.
Люсиль энергично закивала.
— Спасибо, леди Шарп!
Томас решился спуститься вниз только два дня спустя. Волосы у него отросли уже на половину фаланги пальца. Ресницы и брови выросли совсем. Кольцевой ожог там, где была крайняя плоть, перестал болеть. Опухоль спала. Мазь, которую принесли духи, оказалась волшебным средством. Но самое главное — он начал ощущать землю под ногами.