To Stop

— Я клянусь своей жизнью и своей честью, что до сих пор остаюсь нецелованной в губы девственницей, — она отвела взгляд в потолок, тем не менее видя боковым зрением, как даже её мать в немом удивлении приоткрыла рот. Девушка ощущала, как её щёки начали гореть, а вслед за ними даже шея, что ей ужасно не нравилось и вызывало внутри злость. Да, злость, ей нужна злость. — Я могу подтвердить это своим телом, точно так же разрешаю одной из старейшин наших племён в этом убедиться. До сего момента я считала, что Иккинг является моим женихом, а не мужем, а он позволил мне избегать участи разделения ложа, — быстро добавила она, надеясь, что не унизила его перед собственным племенем. По крайней мере, перед Остолопами она его оправдала. Это сейчас важнее.

Зал загудел, зашумел, загалдел, удивляясь, поражаясь подобному, сомневаясь в компетентности наследника Стоика Обширного.

Астрид в этот момент невесело подумала, что, наверное, могла бы потребовать разрыва помолвки, заявив, что Иккинг не справляется со своими обязанностями. Интересно, она смогла бы отобрать себе во владение дом вождя?

Вырвался нервный смешок.

Рёв.

Беззубик взревел, показывая свои острые клыки всем вокруг, успокаивая драконов, но люди тоже присмирели, то ли дрожа от страха, то ли от жажды боя. Скорее всего, от первого, но кто же скажет вслух подобное. Астрид никогда бы не могла подумать, что признание её некомпетентности как женщины будет сопровождаться рыком самого вождя драконов, Ночной фурии. Это тоже было по-своему забавно.

— Неужели ты правда её ни разу не затащил на?.. — голос Сморкалы выделялся из всей тишины своим басом и словно подтверждал приговор. Парень взглядом прошибал будущего вождя, впрочем, ни разу его не смутив.

— Сейчас я выбью тебе оставшиеся зубы, а Иккинга попрошу вырвать язык, чтобы ты не говорил ничего позорного, — тихо прошептала девушка, сбрасывая всё напряжение с плеч.

Хэддок словно говорил взглядом: “А ты попробуй уложить её”, что, несомненно, делало много чести девушке. Астрид подумала, что к подобной теме её жених, похоже, относится несколько иначе. Он был исследователем, а подобным людям никогда не был присущ стыд. Она смогла бы отдать ему себя, а утром он не стал бы срамить её гордость, вспоминая неловкие моменты. Кто знает, возможно, и не было бы с ним неловких моментов.

Глупо думать так о том, что упущено.

Услышав слова дочери, Остолоп разулыбался, сложил руки в замок на столе довольно миролюбиво и словно излучал радушие.

— Твоей клятвы вполне достаточно, моя дорогая. Только вот почему ты сидишь по ту сторону? Сядь по правую руку от меня.

Александра тут же поднялась и пересела по левую руку от мужа с непроницаемым лицом; страшная и даже жуткая приклеенная улыбка не сходила с её лица.

— Иди, — шепнул ей Иккинг, напоследок утешающе коснувшись спины.

— Тогда я воткну нож ему в глотку из-за эмоций.

— Не сможешь.

Она правда не сможет.

Она могла только встать и пересесть по правую руку, а Сморкала тут же занял её место, дав простор Беззубику.

Зато она могла безнаказанно упереться взглядом в зелёные затягивающие глаза пока своего жениха, и это не осудят, это будет выглядеть естественно. Астрид была бы дурой, если не воспользовалась этим шансом.

— Пусть честь моей дочери не запятнана, она находилась здесь не по своей воле, обманутая вашей магией! — объявил Остолоп во всеуслышание, прерывая оставшиеся шепотки. Они опасались чего-то такого: Астрид предлагала привести Громгильду как доказательство своей лояльности, но Иккинг тут же отринул её идею, поскольку она бы обернулась против них самих. Наблюдая за отцом, девушка могла сказать, что Иккинг был прав. Его фанатичный блеск в глазах, служивший ознаменованием того, что вождь был уверен в своей победе, пугал. — Поэтому я требую суда поединком! Ведь те, кого не обманет никакая чёрная магия — боги!

Лицо Иккинга на секунду перекосило точно так же, как лицо его папы. Один в один, они были копиями друг друга по выражению презрения. Это было довольно забавно, если не учитывать ситуацию.

— Вы не можете требовать суда поединком, если никакого суда нет, — твёрдо ответил Иккинг, вмиг успокоившись.

Мордоворот отвратительно улыбнулся, обнимая дочь за плечи и притягивая её к себе поближе вместе со стулом и оглушительным скрипом.

— Вы выдвинули обвинение в нашу сторону, мы выдвинули в вашу. Если это не начало суда, то что же? Да и как ещё можно решить всё мирно, не раня наших людей, кроме как боем один на один? — если бы у вождя была кружка пива или эля, он бы немедленно опрокинул её в себя.

Александра рядом смиренно закрыла глаза; Астрид не понимала, что значило такое поведение матери. Неужели её сильная мама признала поражение после этой фразы? Да, отклонить суд поединком — позор вечный, запятнанная честь до третьего колена, но если исхитриться, изловчиться…

— Как вы можете предлагать нам ваш суд, если даже не знаете, в каких богов мы веруем? — снова вопросил будущий вождь, хмуря брови.

— Боги одни главенствуют в этом океане. Мы видели ваши статуи, не пытайтесь нас обмануть, и вашу резьбу на дереве. Это оскорбляет нас, настоящих викингов, поэтому лично я буду участвовать в поединке, чтобы доказать, что такие твари, как вы, не достойны покровительства наших богов.

Иккинг сжал горящего в огне дракона на шее так, будто этот кулон был единственной причиной, которая удерживала его от какого-нибудь самоубийственного поступка.

Он любил свой народ. Он любил до остановки сердца саму драконью сущность, огонь, повадки и свободу, которая была в крыльях. Он верил, что их перевоплощения — никакое не проклятье, а божий дар, чтобы сделать их самым свободным народом из всех живущих. Сама бы Астрид после такого приняла вызов без оглядки на собственные шансы.

Мордоворот доказал своё право на трон чистой силой, разорвав пасть Ужасному чудовищу руками. Он мог убить Иккинга, проломив грудную клетку, раздавив череп, оторвать руки и оставшуюся ногу… нога. Одна нога!

Астрид облегчённо вздохнула, отодвинувшись от отца незаметно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Точно, наверняка выйдет вождь, зачем беспокоиться.

Они могли кичиться тем, что письмо поддельное, что Остолопы проводили эксперименты с кровью, что уводили здешних жителей в рабство и жестоко убивали на потеху публике, что ложно обвиняли, что Астрид сама всадница и имеет магическую связь, да только это будет бесполезно. Всё вместе — пустой трёп, если Остолопы захотят сделать вид и свалить абсолютно всё на магию. Поединок для них был выходом. Настоящим, не призрачным шансом. Суд поединком священен, его итога нельзя нарушить. Полудракон против человека, одинаковый вес и комплекция — очевидно, кто победит.

— Зачем же вообще кому-то гибнуть, если можно договориться о мире…

— Не увиливай от старших, сосунок, — Мордоворот практически рыкнул, прерывая Иккинга стуком кулака по столу. — Мы не знаем, как действует ваша магия! Мы не будем слушать тех, кто может превращаться в драконов! Лишь поединок может всё решить!

Что же, возможно, пытаться договориться с теми, кто этого не хочет — бессмысленно. Астрид сжала в кулаки ладони и послала несмелую утешительную улыбку Иккингу, который считал себя достаточно хорошим оратором, способным разговорить практически одичалых драконов. Что доказывало размер разума в теле вождя Остолопов.

— И кого же вы хотите вызвать? — вызывающе спросил Стоик, уперевшись своим яростным взглядом из-под опущенных бровей в противника.

— Его! — толстый палец указал на Иккинга. — Он взял на себя слово, так пусть возьмёт меч в руки! Он забрал себе мою дочь, так пусть докажет, что достоин её! Он посмел выдвинуть смертельный приговор моей Астрид, так пусть поплатится за это! А иначе он не воин!

Опасней умных противников лишь идиоты-противники.

Весь зал стал скандировать: “Суд поединком! Суд поединком!” — это был мужской вой, полный гордыни и жажды зрелищ, лязга стали и баса. Для одних — лёгкий шанс победить, для вторых — шанс доказать, что их наследник достоин своего трона (или избавиться от ненужного). Пол под ногами стал дрожать, а воздух покрылся каким-то разводами, дрожа.