To Stop

В то же время Астрид ощущала невероятную гордость, сдобренную печалью, когда Иккинг отряхивался и поднимался снова. Он мог это делать. Он упорно это делал, понимая, что никаких результатов не будет сегодня или завтра. Это не была вера, это было банальное упорство и знание собственных сил, что и вызывало отклик в сердце, которому сейчас так больно.

Громгильда немного подскочила на ветке, расшевеливая свою всадницу, которая застыла, как каменная статуя, разглядывая своего жениха.

Астрид не думала, что сейчас вообще уместно явиться ему на глаза. Но она не знала, куда ещё пойти — к Хедер не имело смысла, к Готти глупо (ведь теперь никто не нуждался в её словах), а в дом вождя одной даже опасно, если не хочешь попасть под горячую руку.

— Хэй, я сожгла письмо! — крикнула она издали, заранее предупреждая о своём приближении. Иккинг вздрогнул, а потом просто опёрся на перила и помахал рукой в приветственном жесте.

— Молодец, — он немного криво улыбнулся и осмотрел Астрид с ног до головы, словно ища в ней подвох, глубоко, где-то в сердце.

Девушка нахмурилась, похлопала по шее Змеевика, отпуская — та на прощанье попыталась прикусить своему вожаку ухо, на что Беззубик недовольно рыкнул, — и сама впиваясь взглядом в протез. Иккинг устало потёр переносицу, закрывая глаза. Очевидно, у них скопились кое-какие претензии друг к другу, которые не могли быть высказаны прямыми словами (потому что он буквально видел шестым чувством, как девушка тянулась к своей секире).

“Ты знал, на что идёшь, когда влюблялся в неё”, — ехидно прошептал брат в голове, наслаждаясь напряжённой атмосферой и не понимая, что мог пойти под раздачу.

“Это безопасно”, — устало в мыслях (стоило только вдуматься, чтобы понять всю ситуацию) ответил всадник, открывая глаза.

Проблема в том, что это была чистейшая правда для него; однако уловить ход мыслей иногда не мог даже Беззубик, который уже прочно поселился в чужой голове.

Хэддок внимательно всмотрелся в её упрямый взгляд, в её плечи, в сильную хватку на рукоятке — да, точно, это было безопасно, — мазнул взглядом по подкушенной губе и бардаку в волосах — но какая же она была…

— Дура, — вслух пробормотал он, замечая опасный огонь под гоготания Ночной фурии в голове. Так себе ситуация.

— Идиот! — Астрид бросила секиру точно рядом с щекой мишени, даже не пытаясь сделать выпад убийственным. Оружие улетело куда-то вниз, смачно ударившись о корень дерева явно не остриём, судя по звуку.

— Дура! — увереннее повторил Иккинг, проследив взглядом траекторию падения, и упрямо посмотрел на свою невесту.

— Ущербный, — прошипела девушка, приближаясь к парню. И старательно отводила взгляд от развороченной в месиво ноги. На месте протеза она видела именно это, когда пришла в себя после небольшой потери сознания. Месиво из крови, мышц, сухожилий и торчащих костей. Один кусочек раздробленной большеберцовой упал прямо рядом с ней, когда Иккинга несли на руках в хижину Готти.

Внутри был кусочек костного мозга, такая субстанция немного красная. А может, это была кровь из артерии, окрашивающая всё в этот яркий цвет.

Астрид была без понятия. Она не хотела это помнить — поэтому она не помнит, куда потом этот кусочек делся.

— Убогая, — вслух сказал Беззубик, недовольно скалясь. — Давай, скажи это, чтобы она тебе по морде врезала.

— Не встревай, — простонал всадник, отворачивая лицо в сторону дракона и на всякий случай сжимая челюсть.

— Остановите это уже, кто-нибудь, — простонала Астрид как-то жалобно, зажмурившись изо всех сил и склоняя голову, не желая принимать реальность до самого последнего конца.

В нос пробился какой-то странный запах, еле заметный, но свежий, ощутимый; он отдавал дрожью в кончиках пальцев и болью в глазах, чем-то холодным, но при этом надёжным, сильным. Как-то похоже пах барвинок, который Йохан привозил из своих дальних странствий.

— Как ты смогла согласиться на план моего папы? — спросил Иккинг прямо в лоб, чуть приобнимая за плечи и отстраняя от себя. Тем не менее, кажется, что горячие пальцы придавали сил, как настоящее объятье.

Астрид устало выдохнула.

Стоик всегда был папой. Не отцом, лишь изредка, в самых крайних и редких случаях, когда Иккинг был зол, он мог назвать ярла “отец”, но практически всегда это был просто “папа”. Неважно, как плохо они могли общаться или сильно недопонимать друг друга, они были настоящей семьёй, что ощущалась во взглядах, жестах и намерениях, в невольных словах. Ведь где ещё может разыграться дилемма разочарования и гордости на столь высоком уровне, кроме как не в семье? Было чуть-чуть завидно.

— Расскажи сначала про Хедер.

Иккинг оглянулся, словно пытаясь понять, не следил ли кто за ними.

— У нас есть время для нормального разговора, — поспешила дополнить Астрид, отступая ещё на шаг. — Остолопы будут плыть ещё часов пять.

“Ну как, научишься за пять часов ходить с протезом?” — Беззубик в голове спросил скорее обеспокоенно, чем с издёвкой, однако Иккинг всё равно ощущал себя в какой-то степени дикой жуткой жутью, которой внутрь пульнули заряд огня.

Он пытался разговаривать, при этом не отвлекаться на то, куда нужно поставить эту мотыгу при следующем шаге, пытаясь делать это на автомате, но это было так же сложно, как попасть в Нифльхейм и не замёрзнуть до смерти. Это было сложно, это было в какой-то мере унизительно, но этот запах пустырника вокруг успокаивал, давал понять, что всё нормально.

Ты не урод.

Ты нормальный.

Мы поможем тебе, если нужно.

“Но удержать равновесие ты сам в состоянии”, — слышался голос Ночной фурии, когда Иккинг, казалось, был за один удар сердца до падения. А потом выравнивался, становясь на ноги.

Он рассказывал медленно, даже несколько мучительно для Астрид. Как перехватывал почту, но не знал, от кого. Иногда он отправлял неверную информацию, особенно в самом начале, чтобы принизить их силу в чужих глазах. О том, что мать Астрид просила Хедер поддержать всё ещё дочку, не дать отчаяться. Что они заберут их обоих, просто так надо сейчас, чтобы захватить больше земель позже, ведь их племя растёт и нуждается в новых ресурсах. Что Хедер писала брату, как скучает, отсылая почту этой же птицей, которой передавала секретные сведения Остолопам. Как ездила на остров, чтобы навестить кого-то там и купить краску. Так их и узнали, когда они прибыли к Остолопам, вот только с Астрид не было секиры, поэтому её посчитали за Хедер.

— А цвет волос?

— Секира важнее, как ты не понимаешь!

Девушка криво улыбнулась шутке, отводя взгляд в сторону, где её оружие упало. Надо ли его оттуда доставать?

— Сам факт с такой хитрой аферой, как письмо и почерк, уже впечатляет, но…

— Лимит умных мыслей исчерпан, — Иккинг передёрнул плечами, скривился — чешуйки на лице, возле ушей, плотно прилегающие друг к другу, сразу отошли чуть-чуть, создавая впечатление, что парень, словно большое мохнатое животное, ощетинился. — Я скормил информацию о том, что большая часть нашего гнезда является дикими драконами, так что они будут приятно удивлены. Хотя, конечно, я без понятия, что Хедер говорила, когда ускользнула на остров.

Астрид на секунду остановилась, поражённая происходящим с ней сейчас. Иккинг дёрнулся назад вслед за локтём, который держала девушка, и немного побито покосился на удерживающую на месте руку.

— Ты просто использовал её, — выдохнула Хофферсон, распахивая глаза шире.

— Я думал, что, возможно, общаясь с нами, с тобой, она поменяет свои решения. Её брат с нами, несмотря ни на что. Я надеялся, что она поверит. Сидел и распинался, когда ещё удавалось выскользнуть на вылазки самостоятельные, насколько дикие драконы удивительные. Их способы выживания без поединков, маскировка, показушность, лишь бы не доводить до битвы. Как они живут, как общаются. Она сидела и слушала, ей было это интересно. Но, знаешь, — Иккинг отвернулся, немного горбясь, — одними рассказами не переубедить того, кто живёт большую часть времени в темнице.