Страница 49 из 60
Но Астрид знала, — она сжала письмо в своей руке, предварительно посмотрев, что оно было именно тем, чем надо, — Хофферсон не сможет так же бездумно отвернуться, когда увидит по ту сторону берега своего отца. Притащит ли он с собой мать? Она не знала это, но это было также тем, от чего она не имела шанса отворачиваться. Она также не могла отвернуться от того факта, что всего лишь за месяц перешла на сторону врагов окончательно и бесповоротно, пусть для этого понадобилась смерть. Были ли её убеждения так ничтожны, что сделало подобный исход реальным, или смерть действительно всё меняет?
Они даже не могли похоронить их, пока не закончится вся эта «война», потому что некому было организовать погребальную ладью, а также они не сказали родителем близнецов.
Это убивало изнутри, как мелкий надрыв в артерии.
Астрид хихикнула, — мог ли вообще надрыв образоваться на артерии внутри? — а Громгильда толкнула её в спину, призывая к спокойствию.
“Сожги”.
И Громгильда сожгла пергамент, от него не осталось даже пепла, настолько пламя Змеевиков было горячо.
Астрид казалось, что вместе с письмом сгорали остатки её убеждений и миропредставления. Возможно, так и было.
***
— Магия довольно странная штука, да, брат? — Иккинг приподнял покрывало и посмотрел на то место, где раньше была его голень. Это было необычно; у него чесалось то, чего теперь не было частью его тела, и он мог бы почесать наспех сделанный протез, но это было глупо. — А судьба вообще злодейка, — иронично усмехнулся парень, кидая взгляд на левый закрылок Ночной фурии.
За небольшой осмотр он узнал, что теперь его горло покрывала чешуя, так же как и кожу между пальцев, в сгибе локтя на внутренней стороне и запястья там же (где были видны вены), а ещё немного уши и колени. Слава богам, что дальше ноги дело не пошло, а его челюсть не стала перестраиваться под драконью, хотя клыки были довольно… ощутимые.
Иккинга поражала собственная глупость — как он вообще мог надеяться на удачное превращение, если постоянно был кому-то нужен, если его постоянно ищут, если главная задача — это секретность. Он хотел спрятаться ото всех и просто продолжать свои исследования, просто узнавать новые острова, культуры, виды диких драконов, взаимодействия с ними, но он не мог этого делать. Он не мог сделать ничего из того, что любил, и его начинало сводить это с ума, поэтому желание спрятаться от всего мира становилось непреодолимым.
Если Беззуба никто не искал, потому что тот был обычным маленьким мальчиком в десять лет, то у Хэддока не было на это и шанса.
— Она работала, пока не ощутила на тебе прямой взгляд во время оборота, но не прекращала, если ты подозревал, а не точно знал, что кто-то подозревает тебя в обороте, — проговорил вдумчивую фразу Беззубик, плюхнувшись мордой на край кровати.
Потом Беззубик засветился.
Это были искры магии, которую редко кому дано увидеть — Иккинг распахнул глаза пошире, чтобы рассмотреть всё в деталях, потому что он навряд ли вообще когда-либо увидит нечто подобное, особенно в исполнении своего дракона.
У Беззубика была бледная кожа в человеческом обличии, даже сероватая — сказывался цвет чешуи, — но волосы были такие чёрные, как сама ночь, что ещё сильнее подчёркивало бледность. В человеческом теле он не был худым, скорее был даже жилистым (явно имел побольше мышц, чем Иккинг), а на спине проступала чешуя. Его горящие зелёные глаза смотрели на Иккинга внимательнее, чем когда-либо, но точёное лицо, словно из камня, не вызывало улыбки у всадника.
— Итак, — как-то глухо и рычанием одновременно сказал Беззуб, — я тут сижу перед тобой голый в человеческом обличье, потому что думал, что это тебя обрадует, вообще-то, — недовольно фыркнул он, обнимая себя за плечи.
Иккинг подавил смех.
Да, к обороту, к сожалению, одежда по хотению не прилагалась.
— Я и забыл, какой у тебя курносый нос, — Иккинг потянулся через всю кровать в длину и тыкнул пальцем в этот самый курносый нос. Беззубик нахмурился, потёр всё лицо и чихнул, прикрываясь сразу обеими ладонями. — Спасибо.
Он давно уговаривал Беззуба превратиться в человека, хотя это было лишь из упрямства; подобная тема стала их темой для шуток и всяких колкостей, но Иккинг искренне скучал по тем временам, когда они играли в догонялки детьми на двух ногах или смотрели друг другу в человеческие глаза, или били друг друга по лицу, или просто обнимались взаимно, ощущая ладони на спине.
(И нет, самооценка Хэддока действительно не упала, когда он осознал, что его дракон красивее его самого).
— Это, — Беззубик ткнул одним пальцем в протез на левой ноге, рассматривая повнимательнее, — точно нормально?
Иккинг наклонился вбок и посмотрел на ноги Беззубика — на левой не хватало пальцев.
— Это немного нечестно, — поморщился он, когда снова посмотрел на импровизацию Плеваки, — потому что мне отрубило больше, но всё в порядке. Все справляются, и я справлюсь.
— Ты не все. Точно? — рыкнул Беззуб и нахмурился ещё сильнее, продолжая тыкать в ногу.
Иккинг нахмурился, отражая поведение своего дракона, и тоже недовольно посмотрел на замену своей левой ноги под новым углом, думая, что можно было бы действительно сделать с этим.
— Я думаю… — Иккинг потёр подбородок, приподнимая бровь, — это может быть полезным.
Беззубик резко выдохнул, переставая тыкать в железяку.
— Вот как. Тогда ладно.
— Я успею переделать педаль до того, как всё начнётся.
— Прости, — Беззуб потыкался головой в железяку, подталкивая одну ногу ближе ко второй. Его волосы были короткие и мягкие, так что Иккинг ностальгически зарылся в них рукой, ероша и успокаивая.
— Всё в порядке.
— Нет, — Беззубик мотнул головой, но не убрал ладонь, — всё не в порядке. Все знают это, но молчат. Ты бы умер, ты бы умер без зелья, а я, я же… Я эгоистичный ублюдок, — выплюнул он, — который не смел отнять у тебя последний шанс подняться самому в небо, пусть он был настолько мал.
Иккинг несильно стукнул его по темечку, чтобы Беззубик прекратил, но тот всё равно пытался сказать что-то ещё ужасное, поэтому всадник прервал его:
— Больше шансов, чем у близнецов.
— Меньше, — прохрипел Беззубик, поднимая голову и встречаясь взглядом со своим наездником. — Гораздо меньше. А чёрный юмор - это не твоё.
Беззуб был полным отражением Иккинга — их глаза были копиями друг друга, их эмоции были копиями друг друга, — и он говорил такие вещи, которые не хотел слышать сам Хэддок вслух, но постоянно говорил это у себя в голове. Он видел в этих глазах страх, подобный тому, когда десять дней провёл без своего названного брата, и понимал, как тогда жалко он выглядел. Впрочем, сейчас они взрослее. Морально. Поэтому страх потерять тоже взрослее и больше.
— Они умерли, — сказал вслух Иккинг; Беззубик дрогнул всем телом.
— Вместе. Готти же говорила, — просипел он в покрывало.
— Готти много что говорила. Ах, — вздохнул Иккинг, ощущая сильный укол в области сердца; он не мог понять, душевная ли это была боль или физическая, — Хель их всех раздери…
— Ещё не время оплакивать погибших, — мотнул головой Беззуб и снова положил ладонь Иккинга себе на голову, чтобы тот успокоился.
Беззубик немного стеснялся своего человеческого лица, но он дал время, чтобы рассмотреть свои тонкие бледные губы, веснушки на щеках и потрогать свой нос, так что сейчас он просто утыкался всем лицом в кровать. Его возраст было сложно определить. Беззубик был вождём всей драконьей части деревни, что накладывало на него некую (огромную) ответственность, в то же время он всегда был рад поиграть и родной ладони на своей голове; ему всегда не хватало ласки. Он был самым сильным среди драконов их гнезда, в то же время был самым уязвимым, потому что имел всадника.
Это было немного (очень) сложно для них обоих, но они справлялись. И будут справляться. Хотя иногда слишком правильные слова со стороны дракона пугали Иккинга, привыкшего к урчанию и невнятным комментариям.