To Stop

Дагур, не ожидавший женской драки и вообще не ожидавший насилия от своей сестрички, вылупился на всё происходящее, концентрируя взгляд на блеске огня, который отражался от лезвия кинжала.

— Что происходит? Какого Одина, Хедер! — когда Астрид закричала, то брызнула на лицо Хедер кровью. Та только скривилась. У неё улыбка была такая, когда в уголки губ вставляли ниточки, продевали через кожу и привязывали к ушам. Чтобы больно, ломко, отвратно, но улыбка широкая была.

Хедер издала странный звук, словно насмехаясь с болью над всем происходящим.

— Я тебе по старой дружбе расскажу, — заговорщически шепнула она, до боли напоминая мужчину, который стоял с разинутым ртом. В её глазах не было и толики страха, потому что знание о страхах Астрид давало бесстрашие. Хофферсон посильнее прижала кинжал к чужому горлу. — Понимаешь, Астрид, если мы истребим это племя, то другие лишатся щита. Ведь Олух является обычным щитом между дикими драконами и нами. Тогда мир станет безопасней, когда Иккинг перестанет защищать этих тварей, которые нас убивают сотнями. Да и они сами никогда не брезговали. Там будет отличная жизнь, Астрид.

— А они нас тысячами… — ошалело просипела Астрид, убирая кинжал в ножны на голени. Сейчас она заметила, что глаза Дагура по-драконьему отражали свет, когда как глаза Хедер были самыми обычными, разве что ужасно зелёными, глубокими; в них хотелось утонуть.

— Но ты хорошо устроилась, как всегда. Тебе не понять ни настоящих разочарований в течение всей жизни, ни правильность того, что мы делаем, потому что ты стоишь совершенно по другую сторону. А завидую тебе, по-белому завидую.

Астрид не была готова спорить, что, возможно, зависть Хедер была такая же чёрная, как её волосы, или такая же сжигающая, как пламя Змеевика. Она просто встала и отпустила Хедер на попечение её брата, который, похоже, не даст ей сбежать ни при каких условиях. Может, и даст. Только что уже с этого?

— Ты же даже не представляешь, каково это, иметь прямую драконью кровь и не взлетать в небо! Тебе привалило такое счастье, которое тебе к Хель не было нужно! Все тебя любили, а мы были чёртовым экспериментом, можно ли ужиться с драконами! Я была подтверждением, что нельзя, а брат, что можно. Отгадай, от кого решили избавиться? Да от обоих, ведь никому не нужны полукровки. Я же просто хотела… тёплую семью… Не прикасайся ко мне! — взвизгнула Хедер под натужный скрип цепей, когда Астрид открыла дверь. — Ты убил отца, не смей даже думать прикоснуться ко мне!

Надо было перехватить письмо, пока его не доставили. Астрид сплюнула накопившуюся кровь во рту вместо со слюной и вытерла рот тыльной стороной ладони.

Вот чья ладья это была. Вот чья рубашка. Вот почему краска на масках так хороша. Вот почему Икк, добрый тупоголовый бездарь, косился на неё и не хотел верить, хотя уже знал и наверняка делал что-то с этой почтой, которую отсылала Хедер.

Дагур косо улыбался, пытаясь загнать зверя в угол клетки и наконец превратить его в человека.

Со стороны Астрид было всё неправильно. Но когда же оно стало неправильно? Когда она села на Громгильду? Когда узнала, что её практически продали? Или думать о подобном сейчас — фарс?

Род предателей. Хедер была на стороне Остолопов всё это время, шпионила за происходящим, наверняка могла бродить по деревне ночью, раз легко выбиралась из клетки с разрешения и даже без него. Она знала, что её брат на стороне Лохматых Хулиганов, и писала ему письма. Наверняка Дагур хотел отгородить её от опасности и посчитал, что её не воспримут в деревне, как и в прошлый раз, поэтому арена — лучшее место, а в случае нападения у неё всегда есть алиби. И вот как он договорился с получеловеком; они сами полукровки.

Дагур предал викингов: Берсерков, Остолопов и Изгоев, Хедер же предала семью и друзей.

А предала ли она? Ведь она всегда жила вместе с Астрид, росла среди викингов, впитывала в себя, что драконы — твари, гады, зло, ненавидела их, ненавидела кровь внутри себя, эту часть. Ей кажется правильным устранять врагов, точно так же, как Астрид теперь кажется правильным не трогать всех драконов. Хедер жила в каком-то подземелье, Астрид жила в одной комнате с настоящими драконами, которые легко открывали ей спину.

Астрид видела только всё самое лучшее, Хедер — не худшее, но малопривлекательное. Первая стала всадником, у второй не было даже причины отказываться от своих убеждений.

— Громгильда! — заревела всадник во всё горло, слушая крепкую нить, которая тут же натянулась и начала уменьшаться между их телами.

Эта нить до сих пор поражала девушку только одним существованием, и мысли вроде “действительно все так чувствуют это?” постоянно закрадывались в голову, потому что это было таким невероятным, как если бы она знала, в какую сторону ей точно идти за счастьем. То есть, никто ведь не знает путь к счастью и любви? Но она знала — именно так это ощущалось.

— Нам надо поймать одну птичку, — проговорила Астрид медленно, давая необходимую дракону ласку. Та смотрела на свою всадницу большими, доверчивыми и даже немного глупыми глазами. Сейчас Громгильда была похожа на маленького ребёнка, который не знал, как утешить мать.

Так ли нуждалась в утешениях Астрид?

Она сама думала, что не очень, несмотря на замечания Беззубика и косвенную заботу всех вокруг, хотя поручение задания и назойливые реплики были слабыми утешениями. Вообще, то, что пытался сделать Дагур — крайне глупо.

“Всё в порядке?” — Громгильда курлыкнула, когда всадница задела особо чувствительную точку на шее, от удовольствия. Всё было не в порядке, но девушка не думала, что подобное действительно надо думать вслух.

“Да, давай поторопимся, нам надо лететь в направлении, где сейчас находятся Остолопы. Ты же знаешь, где это”, — кивнула Астрид, с одного прыжка забираясь в седло.

И они взлетели в небо.

Астрид давно не наслаждалась полётом, пусть сейчас у них не было особо много времени, но наслаждение воздухом, потоками, скоростью — лучше, чем думать, неужели никто не заметил прирученную птицу, которая летала туда-сюда. Или почему Хедер не была схвачена сразу же после того, как выкарабкалась из своей якобы темницы, потому что у полулюдей должно быть прекрасное чутьё, особенно на того, кто пах либо кровью их детей, либо просто отвратительно.

Громгильда, словно чувствуя настроение своей всадницы (так и было), сделала один небольшой вираж, который утряс мысли девушки. Холодный ветер не совсем приятно обдувал лицо, но за небольшое время она уже научилась наслаждаться этим, потому что подниматься в холодное небо, ощущать скорость, при этом иметь подогрев под собственной задницей — великолепно. Вряд ли кто-то из настоящих наездников мог понять это, потому что они всегда знали свою роль в этом мире, но Астрид просто привалило такое счастье, как и выразилась Хедер, поэтому оно было новым, необузданным, целым ураганом и потоком, из которого девушка выжимала всё возможное.

Перед глазами показался хвост прирученной птицы — кажется, это была какая-то помесь, купленная у Йохана; Астрид не была слишком хороша в птицах, её больше интересовали драконы, — и они приближались к ней. Что такое маленькие крылышки пернатого по сравнению с могущественными крыльями дракона?

“Сможешь схватить?” — Астрид похлопала Громгильду по шее, на что та обиженно фыркнула.

“Ещё бы!” — они резко возвысились над птицей, Змеевик выставила когти вперёд, и в одно мгновение они опустились на несчастную. Когти Громгильды крепко сжали небольшое существо; они стали снижаться.

Астрид не хотела видеть, что её дракон сделает с несчастной птицей, у которой теперь были сломаны крылья. Она отворачивалась, но не ощущала себя виноватой — все мы отворачиваемся от чего-то. Возможно, она смогла бы вылечить эту птицу и сделать символом примирения, но это было слишком самонадеянно и неправильно по отношению к животному; не факт, что она снова взлетит в небо, а для тех, кто хоть раз бывал там, жизнь на земле покажется пыткой.