Страница 76 из 80
Я прощаю тебя.
Твоя жена,
Томоэ.
Стало трудно дышать после того, как он прочитал эти застывшие строки. Кеншин тихо выдохнул, крепко зажмуривая глаза. Он знал, что она любила его, у него не было никаких сомнений относительно этого. Но читать эти слова на бумаге прямо сейчас было больно. Особенно эти последние слова «Я прощаю тебя».
Прощение…
Я убил ее.
Он не заслуживал ее прощения, ни капли! Но все-таки она спасала его, раз за разом. Она дала ему его здравомыслие, вернула ему счастье, умение находить радость в простых вещах. Она даже дала ему новую решимость продолжать борьбу… и теперь, она простила его?
Кеншин тихо вздохнул. Боги, как ему было больно, но он не мог плакать. Он хотел, но слез не осталось. Никогда, никогда еще он не чувствовал себя таким недостойным ее любви. Жалкое подобие человека, запятнанный кровью, слабый. Он даже не смог сдержать свое обещание перед ней. Как она могла любить его? Что она в нем нашла? Почему она простила его?
Почему она ненавидела его?
Почему эти ублюдки удерживали ее? Что произошло?
Он был так растерян! Но она оставила ему свой дневник, чтобы он смог все понять, так что Кеншин пролистал книгу к началу. Глупо надеяться, что все можно понять только из последней записи. Нет, она дала ему еще сотню вопросов.
Так что он начал читать о ее жизни в Эдо, длинные детальные записи о ее повседневной жизни, ее надеждах, радостях и заботах. Долгое время она была единственной женщиной среди мужчин в их доме. После смерти матери отец отдалился и погряз в работе. Вместо него за Томоэ взялись жены его коллег и друзей семьи, инструктируя ее, как должна вести себя девушка из хорошей семьи. Их неодобрение, высокие ожидания и постоянное недовольство малейшими неудачами заставили ее усвоить спокойную выдержанную манеру поведения.
Она заботилась о своем брате почти как о собственном ребенке. Она гордилась им, его успехами и радостями.
Кеншин грустно улыбнулся, нежно поглаживая страницы дневника. Когда он читал ее ровные и аккуратные строки, она как будто была рядом с ним. Он не знал о ней практически ничего, но все, что она написала, было так на нее похоже – как прямо взглянуть в прошлое, в которое она никогда его не посвящала.
И почему-то, даже если он не знал бы всего этого… это не имело значения. Он все еще видел ее мягкость и силу, ее внутреннюю борьбу и одиночество, и явную красоту ее души. Все, что было ей присуще, он уже знал, наблюдая за ней и проводя время рядом с ней.
Он читал дальше, желая насладиться этой краткой передышкой от ужасной реальности.
Он читал о маленьких радостях ее повседневной жизни, о ее любви к семье, о том, как она научилась готовить, чтобы сблизиться с отчужденным отцом. Он узнал о ее стремлении стать обычной, о ее страстных усилиях вписаться в то место в жизни, в котором она оказалась… а потом о ее счастье, когда ее просватали.
Это была договорная партия, как и большинство браков представителей ее класса.
Ее жених был тихим и трудолюбивым молодым человеком, которого она знала с детства. Его звали Акира, и он был вторым сыном друзей их семьи. Несмотря на то, что их родители назначили свадьбу на предстоящее лето, это не помешало Акире ухаживать за ней, присылать подарки, любовные письма, стихи, приглашать на целомудренные встречи, и она любила его за это.
В те мимолетные месяцы таинственный Акира был центром ее жизни… но она не знала, как выразить свои чувства.
Кеншин вздохнул и сделал паузу, устало потирая лицо. Он не чувствовал ревности. Как он мог ревновать? Если она была так счастлива, если она получила то признание, которого искала… какое имеет значение, что ее чувства были направлены на другого человека? Достаточно было того, что тогда рядом с ней был кто-то, кто был с ней и приносил ей счастье. Может, было бы лучше, чтобы все оставалось так – и она никогда бы не встречалась с ним.
Кеншин продолжил читать, почти вынуждая себя, но вместо ожидаемой романтики… нашел заботы и горе. Несмотря на все усилия, Томоэ не смогла подарить Акире улыбки и смех, на которые он надеялся, и он, услышав, что Киотский Мимаваригуми набирает бойцов, оставил свою невесту и пошел искать славы в бою.
В отличие от Шинсенгуми, Киотский Мимаваригуми состоял только из самураев высокого ранга и хорошего имени. Члены отряда был шикарными, ходили гордо и напоказ, и в основном занимались охраной богатеев. Откровенно говоря, Кеншин был невысокого мнения о них, но скрещивать мечи с ними приходилось довольно часто…
Томоэ хотела остановить Акиру. Она хотела сказать, что он уже достаточно хорош для нее, даже если у него нет ничего, кроме его кендзюцу, теперь, когда старший брат стал наследником клиники отца. Он не послушал ее. Он сказал, что прежде, чем станет ее мужем, ему нужно иметь что-то свое, что-то, чем она станет гордиться.
Затем, в четвертый день четвертого месяца: сегодня мы получили известие, что Киёсато Акира убит на дежурстве. Хотя я с трудом могу в это поверить, я переполнена сожалением, что не смогла его остановить.
Киёсато Акира. Кеншин произнес имя по слогам, и дрожь пробежала по спине. Имя ее жениха звучало знакомо. Он потер лоб ладонью, изо всех сил стараясь вспомнить. Он определенно слышал это имя раньше, но где?
Киёсато Акира Киотского Мимаваригуми…
Понимание ударило его как гром среди ясного неба, внезапное и насильственное. Глаза Кеншина распахнулись, когда он вспомнил молодого человека, отказывавшегося умирать, потому что он должен был жениться на своей возлюбленной. Даже когда его внутренности вывалились на мостовую, он отчаянно боролся, пытаясь добраться до своего меча, шепча знакомые слоги…
– То… мо… э…
Этот человек, что был самым большим провалом в его жизни… и был Киёсато Акира, жених Томоэ.
– Это был я, – тихо прошептал Кеншин, и его рука легла на шрам, который не хотел заживать. – Я украл счастье Томоэ.
Вот почему Томоэ написала, что ненавидела его. Именно поэтому она оставила свою семью и пришла в Киото. Именно поэтому она была в контакте с этими убийцами сёгуната. Каждая крупица ее боли, одиночества и горя – из-за него… и она простила его?
Кеншин был настолько ошеломлен его неожиданным открытием, что не заметил присутствия, приближающегося к нему и звука открываемой двери. Из его вины его вытащило учтивое замечание.
– Твое несчастье в том, что ты убил ее жениха. Ее несчастье в том, что она полюбила тебя. Всего лишь две несчастные судьбы.
Этот голос! И это присутствие! Но этого не может быть… Кеншин повернулся, чтобы увидеть человека, которого меньше всего ожидал увидеть на пороге своего дома.
Это он. Но почему он здесь? И почему именно сейчас?
И самое главное, как ему сказать человеку, которого уважал и за которым поклялся последовать и в огонь, и в воду, которого он не видел больше полугода и которого считал потерянным… выметаться к черту из его дома?
Кеншин не хотел никого видеть. Сейчас, когда он чувствовал себя так. Он посмотрел в сторону и сухо сглотнул, закрывая дневник.
– Это не твоя вина, – тихо пробормотал Кацура-сан. – Я слышал об этом.
Его постоянно присутствующий гнев вспыхнул внутри, разжигая яростный огонь. Как он смеет говорить, что это не моя вина? Как он смеет пытаться предлагать мне какое-либо утешение? Никто не имеет права говорить такие слова! Никто! Никто, кто не знает глубины моего провала! И в этот скоротечный момент Кеншину хотелось закричать, захотелось схватить свой меч, показать свою ярость, погасить напрасное сострадание в глазах его лидера, превратить это доверие в выворачивающие наружу страх и ненависть.
Один за другим Кеншин распрямил свои напряженные пальцы, сжимавшие ее дневник, и медленно выдохнул. Затем кивнул, только один раз.
Кацура-сан воспринял это как приглашение и вошел внутрь.
– Я уже послал кое-кого за предателем.
Предатель? Кеншин моргнул, наконец получив последнюю часть головоломки. Да, конечно. Был кто-то еще. Если бы убийцы сёгуната знали, куда он и Томоэ сбежали после ликвидации последствий великого пожара в Киото, они не ждали бы так долго. Нет, им нужно было узнать это от кого-то в Ишин Шиши…