Страница 14 из 29
Другой пример неэффективности и слабости британского парламента в плане привлечения внимания к по-настоящему важным общественным вопросам является практически полная потеря интереса медиа к работе парламентских выборных комиссий (select committees) по особым вопросам. Комиссии призваны «зеркалить» работу теневого министерства в определенных аспектах и поднимать общественно важные вопросы, касающиеся работы этого министерства. Комиссия в начале работы формирует запрос, затем проводит несколько заседаний, выслушивая свидетелей, и составляет отчет-рекомендацию; этот отчет может обсуждаться или не обсуждаться в Палате Общин в зависимости от важности поднятого вопроса.[186] Свободный же доступ журналистов к заседаниям комиссий и текстам отчетов (которых публикуется достаточно много: за период 1980–1990 их было издано 822, и это число неуклонно растет[187]) дает им «доступ к огромному массиву информации из широкого круга комиссий»[188], так что ценность парламентской информации и желание журналистов ее обсуждать неуклонно снижается; в этой ситуации гораздо больший интерес привлекают «слитые» путем трейлинга и неформальных коммуникаций сведения и предположения, которые позволяют создать в прессе циркуляцию слухов и атмосферу «ожидания события» – одно из самых явных проявлений такой рамочной коммуникативной ситуации, как спин-культура.
Второй симптом американизации политического поля отмечен в сфере технологий предвыборной агитации и управления отношениями с прессой в партийном и правительственном аппарате. С точки зрения Дж. Стрита, «и консерваторы, и лейбористы проводили много времени за обзором действий их американских коллег»; то, что было перенято британскими политиками, сводилось к «определенному набору профессионализированных техник ведения политической кампании»[189], а именно – к «использованию выводов и техник коммуникативных наук», поддержанных «профессиональной коммуникативной экспертизой»[190]. Дэвид Мичи отмечает последовательные «шаги клинтонизации» на примере лейбористов: 1) избавление от «балласта профсоюзов»; 2) постановка критерия возможности позитивного медийного освещения в центр формирования политической программы и очистка программы от потенциально «неизбираемых» элементов; 3) создание практически с нуля имиджа партии через идеологемы «нового лейборизма» и «третьего пути»); 4) осознание необходимости разработки стратегии постоянного кампанинга и беспрецедентной «машины коммуникативной войны».[191] Такая коммуникативная политика даже потребовала от лейбористов поездки в Вашингтон «с целью выяснения, как делается политический пиар на той стороне пруда»[192].
1.4.3. Медиатизация правительственного аппарата
Медиатизация британского правительственного аппарата в исследуемый период проходила по двум главным направлениям. Это: 1) рост информационного аппарата правительства и 2) возвышение пресс-секретарей в близком окружении министров Кабинета и особенно в ближайшем окружении премьер-министра. Обе тенденции достигли своего апогея в правление Тони Блэра. Как пишет Маргарет Скэммелл, треть из партийно-аффилированных спэдов, нанятых Номером 10, занималась только презентацией и контактами со СМИ. Эта же тенденция проявилась в работе ключевых министерств: так, в Казначействе, Департаменте образования и Кабинет-Офисе количество информационных работников выросло в 1997–1999 годах на столько же в процентах, на сколько оно выросло за 1979–1996 годы.[193] В Министерстве обороны число работников отдела информации к 2003 году составляло 130 человек (для сравнения: в Минобороны России – 30).[194]Н. Джоунз говорит о том, что каждый министр Кабинета Блэра нанял трех-четырех партийно-аффилированных коммуникаторов.[195] Многие критики, однако, называют такой рост аппарата пропорциональным, поскольку с 1998 по 2002 год давление на коммуникативный аппарат правительства со стороны журналистов, законодателей и «групп давления» увеличилась в пять раз – так, запросы от этих организаций, по отчетам Министерства конституциональных дел, составили 40 % от общего числа запросов правительственной информации.[196]
Сердцем правительственных коммуникаций Британии стали во – второй половине XX века отношения между премьер-министром и его личным советником по прессе/пресс-секретарем/официальным представителем (spokesman). В Британии личного споуксмэна премьера называют его мундштуком: он должен быть «продолжением рта» премьера, говорить за него. Но это только одна из многочисленных обязанностей пресс-секретаря. В последние полвека пресс-секретари продвигались все ближе к премьеру в рамках ближайших «кругов влияния» (см. Приложение 1, 23). Уникальная традиция чрезвычайно близких рабочих и личных отношений между премьерами Британии и их советниками по прессе – причина того, что «мундштуки» в итоге получили полномочия, де-факто превышающие полномочия министров Кабинета.
Одним из первых министров, сформировавших вокруг себя качественно новую атмосферу «круга друзей», стал Гарольд Макмиллан. Он стал премьер-министром, при котором советники с Номера 10 стали значить в политической жизни Британии не меньше, чем Кабинет. Пресс-секретарь Макмиллана Гарольд Эванс вошел в «троицу добрых компаньонов премьера».[197] Тесная дружба Гарольда Вильсона с его «серой кардиналыней» политическим секретарем Маршей Вильямс (см. Приложение 2,2) вызвала в британском обществе толки. Как мы помним, Марша Вильямс была одним из первых госслужащих, кто нарушил традицию трехлетней службы.[198] Одной из ключевых фигур при Вильсоне стал пресс-секретарь Джо Хейнс (см. Приложение 4,6), один из трех самых знаменитых «мундштуков» за последние полвека. Джо не был изначально госслужащим, а имел журналистское прошлое, так же его последователи Ингхэм и Кэмпбелл. Хейнс стал первым пресс-секретарем, чье участие в принятии политических решений и политическое комментирование породило общественные дебаты.[199] Хейнс оставался одним из трех самых влиятельных спадов Вильсона (см. Приложение 2, 3) и вернулся в Офис на второй срок его правления; при нем Лобби пережило «кризис лени», связанный с отсутствием острых политических новостей, физической слабостью премьера и манипулятивными способностями Хейнса.[200]
Пресс-секретарь Эдварда Хиса Доналд Мэйтлэнд сумел убедить прессу в своей дистанцированности от премьера, но служащие Офиса отмечали в мемуарах, что Хис очень доверял Мэйтлэнду. Мэйтлэнда одинаково уважали министры, журналисты Лобби, коллеги по офису и его патрон; он стал примером беспрецедентной открытости Офиса. Так, он провел опрос среди журналистов Лобби на тему того, не хотят ли журналисты, чтобы все брифинги стали записываться и вестись на основе прямой атрибуции слов Мэйтлэнда; однако журналисты предпочли отказаться, боясь, что разрушат анонимность Мэйтлэнда и потеряют возможность узнавать наиболее противоречивые факты. Мэйтлэнд стал также автором идеи экскурсий для журналистов по Номеру 10 и Лобби-обсуждений правительственных департаментов. В эпоху Хита контроль правительственной информации был распределен примерно в равных частях между Офисом премьера и Кабинетом.[201]
186
Ibid. P. 64.
187
Mancini P., Swanson D. L. Op. cit. P. 84.
188
Negrine R. Politics and the Mass Media in Britain, p. 64.
189
Street J. Op. cit. Р. 193.
190
Nimmo D. Political Persuaders. London: Transaction Publishers, 2001. P. 37.
191
Michie D. Op. cit. P. 292–296.
192
Ibid. P. 296.
193
Scammell М. Op. cit. Р. 520.
194
Статский В. Пиво для журналистов от Минобороны // Независимая газета. 2003. 28 ноября. URL: http://nvo.ng.ru/printed/forces/2003-ll-28/ 3_imige.html.
195
Jones N. The Control Freaks. London: Politico’s, 2001. P. 30.
196
Roberts A.S. Spin Control and Freedom of Information: Lessons for the United Kingdom from Canada // Public Administration. 2005. Vol. 83, № 1. P. 4.
197
Hutchinson B. The Last Eduardianat No.10. London: Routledge, 1988. P. 53–54.
198
Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. Р. 64–65.
199
Ibid. Р. 67–68.
200
Ibid. Р. 118.
201
Ibid. Р. 77–87.