Страница 22 из 32
Самый авторитетный в ХХ веке исследователь детства Ж. Пиаже в конце своего длительного творческого пути вынужден был признать, что сознание младенца остается для него загадкой (116). Как и для всех других «знатоков» детской психологии. Что есть у детеныша животного, понятно. Ему изначально даны инстинкты, которые раскрываются автоматически, непроизвольно, только за счет взросления. А что есть у младенца, с чем он приходит в этот мир? С неким подобием первобытности? Но тогда как он движется от нее ко всему последующему внутри себя, включая гениальность?
В этой не поддающейся разрешению загадочности – первое принципиальное сходство двух феноменов: детства человечества и детства человека. Там и там многое и, более того, самое существенное остается уже тысячелетиями неразрешимой тайной.
Если не удается разгадать, можно заявить, что внутри новорожденного вообще нет ничего психологически значимого. Нет сознания, поэтому и знать нечего. С легкой руки английского философа ХVII века Дж. Локка внутренний мир новорожденного стал рассматриваться как нечто нулевое, ничем не заполненное, подобное чистой доске (tabula rasa), на которой можно писать что угодно. А у чистой доски, понятно, чего-либо загадочного быть не может.
У такого подхода глубокие исторические корни. Современная цивилизация изначально была сориентирована лишь на фиксацию и оценку внешних достижений, свершений в материальном мире. То, что происходило внутри человека, в его душевном мире, ее почти не интересовало. История наполнена фактами побед и поражений, но в ней нет событий, свидетельствующих о динамике внутреннего, психического развития ребенка, подростка, юноши. Человек был интересен истории и науке лишь с того возрастного этапа жизни, когда начинал что-то производить, творить во внешнем мире. Античные историки и писатели вообще не считали нужным рассказывать о детских годах своих героев. Например, Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» начинает повествование о Цезаре с того возраста, когда он был уже женат и должен был принимать решение о разводе с Корнелией. О детстве Цезаря, условиях его личностного формирования – ни слова. Древняя история не умела описывать время, не имеющее конкретных внешних событий. Для Античности и Средневековья ребенок – недоразвитый взрослый, то есть нечто во всех отношениях более слабое, чем взрослый. В итоге детство рассматривалось только через отрицательные проявления, через то, что отличает его в худшую сторону от взрослого. Наличие у ребенка каких-либо достоинств, ставящих его выше взрослого, не предполагалось по определению.
Видимо, под влиянием этой традиции авторы Евангелия также не сочли нужным что-либо сообщить о детстве и юности Иисуса. Однако у самого Христа был принципиально иной взгляд на детство. Спаситель человечества внешние события считал второстепенными, а то, что происходит внутри человека, в его духовной жизни, было для него самым главным. Революционным стал его призыв обратиться к детству, стать детьми для того, чтобы получить «пропуск» в Царство Небесное. Детскость в этом призыве рассматривается не как нечто недоразвитое, несформировавшееся, а как идеал человеческого состояния на пути к Богу и, следовательно, как связующее звено между двумя мирами. Значит, детскость – это то, что необходимо всячески сохранять, оберегать, а в случае утраты (например, под давлением среды) к нему нужно возвращаться. Однако в данном вопросе благая весть Христа осталась непонятой не только авторами того времени, но и рационалистической культурой в целом вплоть до наших дней.
На фоне споров и разногласий в представлениях о детстве есть несколько позиций, по которым психологи почти единодушны. Так, широко признается, что все характеризующее человека в зрелости – характер, разум, способности, нравственные качества, болезни – родом из детства. Иначе говоря, не учеба, не деятельность, не жизнь в целом, а детство, причем самое раннее, является главным творцом всего того, что оказывается потом определяющей особенностью взрослого человека. Широко признается также, что детство принципиально отличается от взрослости и в нем (на этой чистой доске?) все-таки действуют какие-то свои законы, механизмы, особенности отношений и оценок, которые взрослой логикой понять трудно. В то же время общим местом является и признание важнейшей характеристикой младенца его беспомощности, полной зависимости от взрослого.
Однако куда больше полярных мнений в понимании детства. Наиболее фундаментально противостояние идеи врожденности основных психических качеств ребенка и идеи решающей роли в их формировании воспитания и обучения, неограниченных возможностей последних в деле привития ребенку любых личностных особенностей. Многие дилеммы выглядят странными, даже нелепыми с точки зрения здравого смысла, поэтому они как бы в стороне от научных дискуссий. Однако их разрешение может иметь принципиальное значение для понимания не только изначальной природы детства, но и человеческой сущности в целом. Назовем основные из этих дилемм.
1. Полная беспомощность младенца – это только недостаток, беда народившегося человеческого существа или данная ему, по выражению Шри Ауробиндо, «привилегия»?
2. Ребенок, формируя и закрепляя личностные качества в процессе социализации, все больше и больше обретает свободу, независимость или постепенно запутывается в паутине внешних установок, закабаляется?
3. В процессе воспитания и обучения ребенок только приобретает или одновременно что-то теряет? Какова сравнительная значимость приобретений и потерь или, на языке древних греков, – мера просветления и ослепления?
4. Детство – это счастливая пора, золотое время или «страшный суд», «злосчастный жребий», время наибольших страданий и страхов?
5. Дети – ангелы, цветы жизни или безжалостные жестокие существа?
6. Что предопределяет появление малолетних вундеркиндов и почему с возрастом большинство из них теряет свои уникальные способности?
7. Проявления детскости у взрослого человека – ненормальность или счастливый дар?
8. Если в этих дилеммах обе стороны правы, то почему?
В традициях западного ума и научной психологии на большинство вопросов данного перечня отвечать только положительно: беспомощность – беда для новорожденного; детство – процесс постоянного приобретения; проявления детскости у взрослого – ненормальность и т. д.
Но есть и иные представления о детстве. За ними тоже вековые традиции, известные истории имена и даже учение Христа. Согласно им, полярные характеристики естественны для детства, ибо они обусловлены требованиями двух принципиально разных миров, которые по мере взросления сменяет ребенок, и, следовательно, отражают особенности двух отличных друг от друга внутренних состояний – до-сознательного и сознательного. Досознательное состояние психики главным образом и несет в себе все таинственное и загадочное для исследователей детской психики. Это его характеристики спорят с характеристиками, понятными здравому смыслу и науке.
2.1.1. Раннее детство – золотой век каждого человека
Новорожденный бесконечно далек от мира взрослых, что-то совсем иное владеет им. Он погружен в самого себя, в свои субъективные переживания, все внешнее чуждо и болезненно для него. Ввиду очевидной незрелости центральной нервной системы у новорожденного нет материальной основы для психической жизни, но есть нечто, не поддающееся объективной оценке, но позволяющее утверждать, что уже с первых дней появления в нашем мире человеческое дитя живет какой-то своей, совершенно особенной жизнью. По словам Пиаже, самая значительная особенность, отличающая младенца от взрослого человека, – его абсолютный эгоцентризм. Будто что-то неизъяснимо ценное внутри себя он постоянно ощущает и неодолимо тянется к нему.
З. Фрейд пишет о нарциссизме младенца, подчиняясь которому, он не имеет интереса ни к чему другому, кроме самого себя. Сориентированность на глубины собственной натуры столь велика, что в пределах всего раннего детства ребенок отношения с миром видит в некотором перевернутом, с точки зрения взрослого, виде. Он не себя отождествляет с миром, а мир с собой. Будто центр всего – внутри его, и окружающее должно соотносить свои действия с этим центром, вращаться вокруг него. Младенец убежден, что все существует для него и во имя его; все призвано обеспечивать его жизнь и одухотворено тем же, чем и он сам. Создается впечатление, что младенец отношения какого-то иного хорошо известного ему измерения переносит в наш мир. И видит себя в этом измерении центром мироздания и даже его творцом.