Страница 32 из 32
В этом насилии нет логически объяснимого мотива, нет чувства мести или личной ненависти к тому, кого избивают, нет войн между группировками, что было характерно для середины ХХ века. Само насилие становится потребностью.
Причем жестокость детей – это не проблема какого-либо отдельного народа, например, российская проблема. Всему западному миру знакома агрессивность молодых поколений. Нет и половых различий в проявлении данного феномена – нередко девочки демонстрируют большую жестокость, чем мальчики. И не ХХ век изобрел данное зло. Это – общее и фактически вечное явление для рациональной цивилизации, выстроенной на искусственности и лживости отношений между людьми, в которые окунается ребенок, только что овладевший разумом и сознанием.
Трудно представить наличие детской жестокости в системе отношений золотого века. Царство любви, существовавшее на земле в то время, полностью отвечало запросам приходящего в этот мир младенца. Его потребность любить находила адекватный ответ у окружавших его людей, и он безболезненно входил в жизнь взрослых. Крушение золотого века и переход к отношениям между людьми, основанным на конкуренции и насилии, радикально изменили положение младенца. Его претензии на взаимную любовь стали неадекватными, от него уже требуется радикальная перестройка внутренней ориентации, что неизбежно вызывает протесты в самых разных, в том числе насильственных формах. С этого времени этап детской и подростковой агрессивности становится практически неизбежной частью индивидуальной истории человека и фундаментальным феноменом рациональной цивилизации, обусловленным несовместимостью запросов ребенка и тем, что требует от него процесс социализации.
Поэтому уже в самых древних дошедших до нашего времени текстах постоянно звучит недовольство подрастающими поколениями, их своеволием, упрямством, нежеланием жить строго по канонам, устанавливаемым взрослыми. Непосредственно в отношениях между детьми проявления жестокости стали особенно заметны с переходом к коллективным формам обучения и воспитания – в приютах, школах, училищах, бурсах. В повседневный обиход вошло понятие «бурсацкие нравы», характеризующее предельно жестокие, не знающие сострадания и доброты отношения между детьми в учебных заведениях.
Ф. М. Достоевский, исходя из опыта ХIХ века, пишет: «Дети в школах народ безжалостный: порознь ангелы Божии, а вместе… весьма часто безжалостны» (44, 44). В начале ХХ века особую жестокость отношений в детских коллективах отмечает В. М. Бехтерев. На это же время приходятся наблюдения З. Фрейда, согласно которым «нет ни одной детской без ожесточенных конфликтов между ее обитателями» (151). Писатель Лев Разгон, проведший в середине ХХ века почти два десятилетия в ГУЛАГе, вспоминает о детском бараке как о самом страшном месте в зоне: «не было такой мерзости и гнусности, какие не могли бы совершить малолетки» (24, 105). Такую же картину полного беспредела в отношениях между детьми дает У. Голдинг в повести «Повелитель мух», описывая жизнь детей, оказавшихся без взрослых на необитаемом острове.
В начале ХХI века социологи заговорили о новом всплеске, в том числе в России, детской жестокости. Причем теперь она активно проявляется не только по отношению к сверстникам, но и к старшим по возрасту, даже учителям и родителям. «Цветы жизни» становятся все более колючими, уже опасно колючими. Будто сбывается библейское предсказание: «И восстанут дети на родителей». Может быть, мир взрослых уже заслуживает объявления войны? Пожалуй, от такой войны взрослых пока еще спасает только то, что дети значительно слабее их физически.
В литературе убедительных объяснений данному феномену нет. Разве что детская жестокость часто связывается с повышенным проявлением биологического начала в ребенке на фоне недостаточно прочной освоенности социальных норм поведения. Однако ничего подобного нет среди зверенышей, имеющих несравнимо больший ресурс биологического. Нет этого и в раннем детстве, хотя влияние социализации там еще меньше. Поэтому неубедительны ссылки на изначальную порочность младенцев или, по Фрейду, на их «врожденные деструктивные влечения».
Ф. М. Достоевский словами одного из героев романа «Братья Карамазовы» подобные объяснения характеризует следующим образом: «…выражаются иногда про “звериную” жестокость человека, но это совершенно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток» (44).
С другой стороны, нельзя эти тенденции объяснить только разлагающим влиянием таких приобретений цивилизации, как телевидение, интернет, компьютерные игры. Во времена Достоевского и Фрейда порочность проникала во внутренний мир детей и без этих технических достижений. Столь же неубедительны попытки объяснить детскую жестокость неспособностью разума контролировать поведение в этом возрасте. Опять же, в младенчестве такого контроля еще меньше, однако душевная красота сохраняется.
В дефиците любви – одна из ключевых причин детской жестокости. Исследования показывают, что лишь атмосфера материнской любви и теплота родительских отношений могут с раннего детства сформировать – а по сути сохранить – у ребенка чувство справедливости, способность отвечать любовью на любовь, проявлять в отношениях с окружающими отзывчивость, сострадание. Дети, выросшие в «казенном доме» – таковым для них является уже весь мир, – часто приобретают проблемы с проявлением душевных качеств, становятся чувственно неполноценными, склонными действовать агрессивно, жестоко, причинять другим боль и страдания. По данным английских педиатров, даже временное лишение ребенка в первые месяцы жизни материнской любви делает его нелюдимым, замкнутым и глубоко невротичным на всю последующую жизнь (136).
Вместо атмосферы любви с первых дней земной жизни дети все чаще оказываются в питательной среде атмосферы, где господствуют отчужденность, раздражительность, хронический стресс, готовность родителей использовать ребенка как громоотвод для разрядки негативных эмоций. В итоге дети не находят возможности для удовлетворения сущностной для них потребности в любви и начинают действовать в стиле семейных (или детдомовских) отношений, являющихся для них моделью мира, формируя у себя соответствующий заряд конфликтности.
Известны слова М. Ю. Лермонтова: «Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял; и я выучился ненавидеть». Нечто подобное имеет основание заявить почти каждый ребенок: «Я был готов любить весь мир, но для него нужным оказалось совсем другое. И я выучился лгать, ненавидеть, быть жестоким, привык любить только себя». Ведь в младенчестве он способен сотворить в себе любые качества, приспособиться к любым, в том числе нечеловеческим отношениям.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.