Булочка

После моих слов его будто скрючило. Я не подумала, как это будет звучать и как это все отразится на нем. Я не хотела его оттолкнуть — лишь хотела немного притормозить, но он все понял по-другому, и в этом я его не виню. Он тащил меня за руку, невзирая на крики проходящих мимо и полное недоумение всех. Мне было весело, я смеялась, а он был взвинченный и почти на срыве, что я опять-таки, спустя время, поражаюсь, как он не прибил меня на месте. Он до сих пор не был даже одет целиком! Но это я осознала только потом, когда мы уже стояли в безлюдном дальнем коридоре; я хохотала, а он странно пыхтел. Л что-то недовольно сказал мне на прощание и быстро ушел разгребать беспорядок, что я навела на этаже. Он оставил меня одну. А я не сразу осознала, что шла затем, чтобы убедиться, не обижен ли он, но сама же стала причиной его бешенства.

Вечером я репетировала с Алей (к слову, она постепенно отходила от своей влюбленности, и больше никаких казусов не выходило). Она готовила номер на конкурс, я ей помогала его корректировать, давала советы. В самый разгар репетиции, когда я уже босиком скакала по залу вместе с ней, изрывая душу в танце, на пороге появился Л. Он стоял и наблюдал за мной. Было бы интересно узнать, что он думал в те минуты (наверное, «господи, что за бешеные танцы шаманов»). И когда наша репетиция закончилась, он захлопал в ладоши и «наконец» был замечен мной. Я с осторожной улыбкой вышла к нему, и состоялся очень длинный разговор.

До этого момента я разговаривала с парнями его комнаты. Меня просили заранее предупреждать о своих визитах, чтобы они успевали прятаться во избежание драк и смертей, так как мой парень (пропустим часть с нецензурной лексикой) — псих. Я в недоумении смотрела на них, в то время как они объясняли, что после того, как я зашла на огонек, Л как с цепи сорвался. Чуть дверь не была сломана. И переносица глупенького Алеши, который ну очень не вовремя стал возмущаться, мол, какого лешего я делала в их комнате. Потом Л орал так, что пришел воспитатель… На которого Л тоже наорал благим матом, за что получил от него устных люлей (это был тот самый горячий 41-летний). В общем, из-за моего прихода все вверх дном перевернулось в их комнате, а после им еще и от взрослых влетело.

Мы стояли с Л в коридоре и не знали с чего начать. В этот день косяков было много, и между нами творилась какая-то чертовщина, но так не должно было продолжаться. Я больше не хотела, чтобы он был где-то не рядом. Минутное замешательство, и нас понесло: мы рассказывали и рассказывали о своем дне, о том, что чувствовали, когда проходило то или иное событие, о том, как мы со всеми ругались, бушевали, как крыша ехала. А потом долго смеялись, когда все это осознали. Мы оба поняли ситуации не так, как было на самом деле. Оба дурили и были готовы дурить дальше не из-за чего.

Он подтвердил и рассказал, какой взбешенный был после той моей реплики. Он думал, что все кончено, что потерял меня. Понял, что боится этого, стал еще злее. Он еще никогда так не переживал. И более того, чтобы хоть как-то сохранить лицо, решил (я ж говорю, индюк!) бросить меня.

Я рассказала, зачем приходила, почему, что имела в виду. Объяснила, что чувствовала утром в том темном углу, и как это на меня повлияло. Довольно трудно было описать то, чего сам не понимаешь, но он все понял и извинился за свое поведение. Я была снова поражена, ведь Л изначально представлял себя человеком, из которого извинения невозможно выбить. А в тот момент произносил он именно их.

Все наладилось, и мы стали еще ближе к друг другу.

Время шло, каждый день был веселым и душевным. Л открывал во мне все новые стороны, менял и учил новым вещам. По его словам, я оказалась той еще извращенкой (я ж ничего не знала, поэтому что в голову приходило, то и делала). Мне нравилось его удивлять, хотя иногда мне нужно было просто высказать свою точку зрения по какому-нибудь вопросу или объяснить ход мыслей. Я к нему сильно привязалась, как и он ко мне. В плохую погоду он согревал меня, я таскала его байки, одну из которых он после мне подарил. В хорошую — поил обожаемыми мной молочными коктейлями, рядом с ним я постоянно умирала от жары. Его я тоже частенько в пот вгоняла, когда после тихого часа выплывала при марафете на какую-нибудь фотосессию. И не только его, к слову, воспитатели тоже охали: «Где мои семнадцать?» (эх, 41-летний, поезд уже ушел). Я нравилась всем, не было тех, кто меня явно не любил ни среди девочек, ни среди мальчиков. И в доказательство этого на моей шее частенько оставались отметины любви от женской половины (просто ходила по коридору, а они, как вампиры, присасывались, безумно странная картина) и от Л.

Но все же был один неприятный момент. Как я уже говорила, я обожала молочные коктейли. В особенности «Смешарики», что продавались в местном магазине. Л, когда узнал о моей маленькой коктейлемании, сразу же преподнёс мне один подарочек, потом второй, а затем сразу девять (щедрый индюк). Я была самым радостным человеком за всю историю санатория. Я спрятала их в холодильник, и все знали, что эти коктейли — моя прелесть. Но в один день случилась беда. Какая-то сволочь стащила остававшиеся четыре коктейля. Это было как гром среди ясного неба. Вот тогда все познали меня в истинном гневе. Я врывалась в комнаты и орала как резаная. Всех запугала до чертиков. Девочки, любовь которых я особенно сыскала, ходили и искали, вменяемо разговаривали со всеми и всячески пытались мне помочь. Прям, детективное агентство организовалось. Было приятно, но злость мою не успокаивало. Конечно же, кража так и не была возвращена, я и сама бы не возвратила, и весь тихий час я была цербером. А потом запас злости иссяк, и я снова стала тихой и приветливой. Л, когда узнал эту историю, посмеялся, как смеются с глупого ребенка, и приобрел мне новую партию коктейлей. Я была ему благодарна, но, черт возьми, чтоб стащить мою прелесть…

Я полюбила наблюдать за тем, как он играет в футбол. Он был слишком неприлично сексуален, когда был занят чем-то. Как он пил воду, встряхивая волосами… Раньше вообще не понимала девушек, которые слюни пускают, глядя на парней. С ним я поняла, что это такое. После игры в один день я не пустила его в душ, а сразу утащила в укромное место, не глядя на то, что он был (будем честными) потным и непрезентабельным. Мне было все равно, я просто хотела его целовать. В тот же вечер я вдруг добилась своего: он рассказал мне о своих бывших. Я внимательно слушала, это было интересно. У меня была странная реакция, я не ревновала и не испытывала никаких негативных чувств, хотя обычно все девушки именно так реагируют. По идеи, должна была и я, зная какой он все-таки бабник и засранец, но все же ничего внутри не екнуло. И меня, и его это удивило, но больше всего мы оба поражались тому, что я смогла из него всё вытащить: иногда он был жутким партизаном. Я была довольна, что узнала о нём еще больше.

На дискотеке мне хотелось танцевать. Я отрывалась и сходила с ума так, как не отрывалась всю смену. Все были в приятном шоке, и та дискотека была по моей милости самой зажигательной. Л ушел играть в теннисную — все снова стали задаваться вопросами, что произошло, на которые я просто отвечала правдой: он, наконец, дал мне вечер, на котором я могу оторваться по полной. Но не проиграло и три песни, как, на мое удивление, меня выловила воспитательница и отправила к Л (это был огромный прогресс в их примирении с нашей парочкой). Похлопав глазами я все же пошла к нему. Чтобы совместить приятное с полезным, придумала небольшой план, который отыграла идеально, и, как итог, Л был затащен на дискотеку, где ему пришлось остаться, чтобы наблюдать за мной, так как прошел слушок, что кто-то пьяненький. Я отрывалась, танцевала как в последний раз. От меня в восторге были все, кроме Л и Макса, который все еще за меня беспокоился. Однако им пришлось смириться и ввязнуть в мое безумие.

Мы с Л были так милы. Я сводила его с ума. Его желания, мысли — все было наполнено мной. А я сходила с ума от него. Мы дышали друг другом.