Булочка

— Моя Булочка… — и все, мозг выключался, сердце бешено колотилось, а тело становилось ватным.

За меня пили в тот день не только люди, что были со мной, но и абсолютно незнакомые мне спортсмены в Польше. Они подняли три тоста (даже мои родители, наверное, меньше!) за «прекрасную Булочку, у которой сегодня день рождения», хоть и отмечали победу на соревнованиях. Не знаю, что там им про меня порассказал Л, но народ в течение дня так и передавал поздравление за поздравлением.

====== Глава 2/3 ======

— Скажу прямым текстом: меня у тебя забирают, — одна фраза, и все старания растопить лед, что всегда присутствует в начале телефонного разговора, становятся бесполезной тратой времени. — Я думал, ты сразу это почувствуешь, но ты молчишь…

Крах? Страдание? Истерика? Нет, подобные откровения были давно привычными, как и повседневные признания в том, что без тебя жить не могут. Но, да, прежде они были завуалированы, спрятаны. Было много намеков — интуиция тоже шептала насторожиться — но чтобы так прямо!

Ладно, согласна, снова было очень больно. К этому нельзя привыкнуть. Зачерстветь, не воспринимать близко к сердцу, делать вид, что тебе все равно — да, возможно — но не привыкнуть. Однако что-то все же меняется со временем: отчаянье, которое сперва пытается накрыть тебя с головой, быстро сменяется хладнокровием. Ты замерзаешь всем телом, все эмоции будто засыпают. Поведение становится обычным, потому что всё это уже «привычка», и даже медленно начинают проявляться теплые эмоции, но…

— Я не приеду на этих выходных, чтобы поздравить тебя.

Тут уже не боль, тут благой мат. Ты снова сворачиваешься в клубок, замерзаешь, тебя настойчиво возвращают к теплу, а затем… вновь наносят удар и так до тех пор, пока ты молча не выплакиваешь все слезы, и тебе не становится абсолютно все равно. Вскоре к равнодушию присоединяются острый язык и отменный сарказм со стебом. Начинаешь просто задевать и задевать струны уже чужой души, высмеивать глупость, стараясь подсознательно причинить хоть какую-нибудь боль, входишь в азарт и, если человек вдруг растеряется и потеряет контроль, добиваешь словами.

Л — гордый индюк, он не показывал сразу же, что мои слова задевали его.Чаще всего он проявлял свое умение сдерживать меня и не позволял его раздавить. Он умел в определенных условиях улавливать линию, что я гну, и держать ее, не допуская полного моего контроля над ситуацией. Подыгрывать, не давать сделать себя жертвой, отшучиваться и менять русло, отвлекать. И тогда ожесточенный стеб трансформировался в шуточную беседу на самые отдаленные темы, к примеру — детские воспоминания.

После таких разговоров всегда оставался осадок, который не спрятать за воркованием, какая я восхитительная и чудесная, пусть и зануда иногда. Я не играю вторых ролей в моих же историях. Он знал, что, как только появится другая, я исчезну. Я не согласна была быть другом в прямом значении слова. Я была им, очень близким другом, но только с условием того, что рядом не будет той, которая станет «выше по званию». Получался замкнутый круг. Он постоянно ходил по лезвию ножа, ведь нуждался и в первом, и во втором и не мог решиться, что делать дальше. Эти его метания были для меня как удавка, которая то душит, то дает глотнуть сладостного воздуха.

Он хоть и не приезжал сам, и мне запрещал наносить визиты (Боги, девушка сама предлагает приехать, а он еще и отказывается и запрещает! Ну ни идиот ли?), но в выходные радовал своими утренними звонками и долгими милыми разговорами. Он часто с завистью признавал, что со мной был бы счастлив любой настоящий мужчина. Честно говоря, я и без него это знала, потому что столько разумного тепла и поддержки вряд ли кто-то еще мог бы истощать. Я старалась и думала за двоих, как сделать нас счастливыми. И я бы сделала, если бы меня не сдерживали, не мешали. Люди, города и сам Л. Он часто сожалел, что мы не живем в одном городе, ведь мы бы были самой топовой парой.

А так как мы жили в разных городах, он мог спокойно мне сказать:

— Исчезни на пару дней. У меня проблемы, мне нужно их решить. Пока.

Л меня иногда в бешенство вгонял. В чистое бешенство, особенно когда потом объяснял, что одна из проблем была связана с «Нашей Сказкой», той самой работай на 30 листов, которая была обещана мне на день рождения, и пока ее не решат, он не приедет. Ее не могли красиво оформить в типографии (тотальное желание все делать пафосно, ок, мне нравилось это), и пару раз перепечатывали, и собирались еще. Это занимало много времени. Отсюда следовало, что Л не скоро еще явится. А убеждения, что мне не нужна эта работа, если она является отдалением встречи, проходили мимо.

Как обычно полбеседы я ревела, ибо больно, полбеседы — смеялась и умилялась, а в промежутках шипела от злости. Он любил меня убеждать в том, что он «идеален». В плане, не обманывает, слово держит, куриц не подпускает и не спит с ними. Но при этом за что-то ему было очень стыдно передо мной. Он не мог сказать прямо, но постоянно косвенно извинялся. Конечно, я догадывалась, но специально не хотела знать, потому что, пока я этого не знала, варился в этом дерьме он один. Л признавал, что я удивительный человек, чьим мнением он очень дорожит (гордый индюк мало на чье вообще обращал внимание), и в минуты моих сомнений всегда напоминал, что не собирается меня оставлять, да и…

— Запомни, я испорчу тебе всю твою жизнь. Доверься мне.

И я доверялась, а мы общались все меньше и меньше, все реже он звонил и отвечал на сообщения. Вновь не приехал, вновь подвел.

Я постоянно задавалась вопросом, когда все станет хорошо. Меня не устраивало то, что стало холоднее. Я знала, что нужно как-то согреть, добавить нечто новое, но как и что — я не понимала.

Я не хандрила все это время. А даже если и не получалось прибывать в хорошем расположении духа, меня насильно друзья в него возвращали. Я просто отпускала все, училась не брать в голову. Забить просто. Улыбаться и веселиться без него. Я быстро учусь, мне не составляло особого труда и это. Я ведь не мазохистка (даже если от этого рассказа складывается такое впечатление), я не люблю страдать.

Так же, как и не люблю долго ждать. Я его слишком долго ждала. Ждала, пока начнет шевелиться, пока приедет, пока объяснится. Надоело! Бесит! Меня это достало в край! А когда я дохожу до такой кондиции, самое страшное — щепотка скуки и безумства в этот навар. Что, собственно, и произошло 18 декабря. Я решила, что еду в Брест. За день до этого я сказала ему и, как и в каждом предыдущем случае, стала выслушивать тонны аргументов ничего не делать. Запреты, отговоры и элементарное «да я просто не приду, и ты уедешь обратно сразу же!». Ему всегда удавалось меня переубедить, но в этот раз я окончательно решила сделать по-своему. Правда, ему-таки удалось пошатнуть мою уверенность, и утром дня отправления я сомневалась, но азарт взял свое, да и в конце-то концов, я же… я.

Я чувствовала себя героиней кино. Это была война моей удачи против удачи Л.

Пятница. Учебный день подошел к концу, во мне плясали черти приключений, расчет шел на минуты. Моя задача была нереальна для девушки: после школы домчаться до дома, привести себя в порядок и гнать коней на вокзал — на все про все час с хвостом. Но…

Но какая же эпичная история без форс-мажоров?

Началось все с того, что я наткнулась на своих родителей у школы, и они поручились отвести меня домой, а это, с учетом их расслабленности и состояния «мы никуда не торопимся», должно было занять больше времени. Ну ладно, ненамного больше, можно было и смириться, если бы они решили ещё и брата моего забрать (что и было основной целью их основная приезда, но неважно), а это означало потерю бесценного времени, ведь мой брат — медленный лопух. О своей поездке я никому не сказала и хотела сохранить её в тайне, так что отвертеться, дабы не вызывать подозрений, я уже не могла Таким образом, домой я вернулась не в 3 часа дня, как в идеале планировалось, а в 3.30. Кхм, поезд в 4.25!