Булочка

Но «веселее» всего было знакомство с одним горе-ухажёром. Был у меня один одноклассник, странный очень, с болезнью, малоразговорчивый и ужасно застенчивый. К нему никто плохо не относился, но и никто особо близко не общался. Так, только по делу, потому что общих тем никогда не находилось. И в последний год обучения в школе этот самый одноклассник решил попытать счастье в романтических взаимоотношениях. В начале года в соцсетях посыпались сообщения сначала одной однокласснице, мы все не со зла шутили-шутили над ней, а потом он вдруг переключился на меня. Я ему сразу сообщила о своем занятом сердце и попыталась доступно объяснить своё нежелание «водить дружбу», но это всё его, видимо, не сильно волновало. Мне стали сыпаться не только сообщения, но и подарки. Делал он их незаметно: я уходила куда-нибудь прогуляться, а когда возвращалась на моей парте уже лежали или красиво запакованные заколочки, или шоколадка моя любимая (а после зефир, длинная история), или молочные коктейли (знал же черт, чем подкупать), или еще какие-то милости. Я, конечно же, смеясь рассказывала Л и не могла понять, чего он так набычился против этого безобидного одноклассника, но радовалась, что была хоть какая-то реакция. Только через время я поняла, что за всеми его злыми шуточками и «равнодушием», он действительно беспокоился на эту тему. А когда я показала ему одноклассника, шуточки приобрели уже совершенно другой, привычный мне в школе, безобидный характер, пока этот одноклассник не стал вводить меня в ступор, какими-то неведомыми путями добывая обо мне информацию. Он откуда-то знал то, что обычно не допускалось до общественности. Знал какие-то маловажные факты, о которых я сама могла не помнить. Иногда становилось не по себе и казалось, что он маньяк. Поддержки от Л было много:

— Не ходи вечером одна, я волнуюсь.

— Не волнуйся, он ко мне и пальцем не прикоснется.

— Вот я и волнуюсь, у тебя ведь нож!

Я просто почти всегда ношу с собой нож, и Л очень беспокоился, что я «случайно» его в кого-нибудь всажу. Но, если серьезно, его тоже напрягало такое пристальное внимание одноклассника. Как-то раз в классе я вслух заныла, что денег на телефоне нет, и в тот же день мне пришла насчет кругленькая сумма. Я на радостях поблагодарила Л, а потом выяснилось, что счет пополнил мне совсем не он. После парочки похожих ситуаций, Л лично уже написал этому однокласснику, и у них завязалась какая-то веселая беседа, но (вот тут я искренне возмущена) «баб в мужские разборки не пускают». И я осталась не при делах и совершенно не знала, каков был их разговор и что кто кому сказал. Но, как итог, одноклассник кинул Л в черный список и притих на пару месяцев. Л снова принял облик самодовольного индюка, ближайшее время меня никто не подкармливал.

Брест. Брест везде стал меня преследовать. Я включала телевизор и абсолютно всегда там говорили обо всем: прогноз погоды, бои в 1941, аварии, создание новшеств, послы, концерты звезд — и все в Бресте. Я садилась в машину, и по радио повторялась та же история. Я заходила в магазин, и тут же меня встречали девушки с просьбой: «попробуйте сметану „Брест-Литовская“, попробуйте» или еще какой бред. Я приходила на вокзал, и первый поезд, который объявляли, направлялся... правильно, в Брест, черт его дери! Реклама, магазины, люди, учебники, машины… Абсолютно везде было слово «Брест».

Это так резало, особенно когда Л любил неожиданно пропадать. Я ходила, как в воду опущенная. Не было никаких объяснений, он просто испарялся. Было больно. Однако еще больнее было, когда он приезжал в Минск «по очень важным делам», позволял своими двусмысленными фразами зародиться надежде, что вот он постучится в дверь, что стоит ждать его вечерами и ночами напролет. А потом, когда он так и не появлялся, чувствовать себе ненужной разбитой вазой. Плачевно? Может. Но в те моменты я чувствовала себя куда лучше, чем потом казалось. Я танцевала при свечах, пела, махала руками и просто задыхалась от нехватки воздуха и быстрого ритма своих танцев. Я не позволяла себе плакать, не позволяла открыто грустить даже в те одинокие часы. Только смеяться и беситься, а всё остальное варилось глубоко внутри. И только когда надежда умирала, я позволяла себе выпустить пар, чтобы быстро успокоиться и забить на все. Сама ведь была виновата, он лишь намекал. И всегда, как по закону жанра, Л звонил сразу же, как отпускало. И все вновь шло по кругу. А после всего этого я шла в магазины и скупала все, что мне нравилось — таков был единственный способ расслабиться и прийти в привычное умиротворенное состояние.

После взбучки всегда начинается радостное время. Мы сутками готовы были разговаривать, да так мило и нежно, что моментально забывались все шероховатости. Я от счастья прыгала по коридорам, всех обнимала и была готова горы свернуть. В голову приходили все новые идеи, которыми я сразу же с ним делилась, в надежде вдолбить в его башку что-нибудь путное и нужное. Он соглашался, вдохновлялся, обещал и недоговаривал.

Да, ему тоже было тяжеловато. У него и без того были постоянно проблемы (он всегда умудрялся во что-то влезать), были моменты, когда он просто сгорал в них. Семья, спорт, деньги, вредные привычки, друзья, вечно клеящиеся барышни, слова, репетиторы, скандалы — все кипело в одном котле. Я была его отдушиной, поддержкой, которой раньше так иногда не хватало. И в один тяжелый день, когда я говорила, что я единственный человек, который будет всегда на его стороне и который не предаст, я услышала, что его голос дрогнул бы, если бы он мог говорить. Я чудесно чувствовала его, по дыханию могла определить всего его истинные эмоции и в тот момент я осознавала, что он до крайности устал. Его убивало расстояние, сомнения, противоречия, что в нем жили. Ему было трудно, ведь он постоянно варился в соку соблазнов, напряжения, ошибок. Привыкший брать от жизни все, теперь он был лишен всего, кроме слов.

Конец ноября был очень ласковым. Вот не знаю, просто переклинило, как в октябре. Хоть мы и стали общаться чуть меньше с Л (у него были серьезные тренировки к соревнованиям), но зато было так здорово. Я вдруг осознала, что ничего толком ему никогда не дарила. Он мне и байки с рубашками, и наушники, и баллончик с краской (короче, все, что было в рюкзаке, когда приезжал), а я ему — ничего, что можно было бы в руке поддержать (сердце не в счет). Мы часто разговаривали о том, кто чего хочет, и он, оказывается, все запоминал (пф, а я записывала) и собирался мне подарить. Поларойд, билеты на концерт одной группы, блокнотики и ручки, свечи, атмосферные безделушки, цветы… И к моему дню рождения (первому дню декабря) он еще должен был сделать одну очень важную вещь — написать рассказ более чем на 30 листов. Был между нами такой спор как-то в октябре. Я сказала, что он бездарное ленивое чмо, что даже пару вордовских листов не сможет написать. Он захорохорился, что напишет книгу с картинками, я с него поржала — он воспринял как вызов (вот лох, купился на такую элементарную ловушку).

— …Рассказ должен быть написан обязательно тобой. Срок до моего дня рождения. Слабо?

— Я уже выиграл, смирись.

— Конечно слабо. Ты не выиграешь, пф.

— Черт, где ноут? Тебе конец.

За пару дней до моего дня рождения его увезли в Польшу на соревнования по кикбоксингу. Оттуда он уже не мог сбежать, хотя Польша куда ближе Хорватии. Мы постоянно переписывались, поддерживали друг друга. Мне иногда казалось, что я вообще его жена. Это было и забавно, и странно.

Дни летели, постоянно что-то происходило, постоянно было какое-то движение. Слова, события, происшествия, слова…

Наступил мой день рождения. Когда я проснулась, меня уже ждало милейшее поздравление. Он, козел, который не хотел фотографироваться, для меня снял видео! Он стоял на морозе без куртки и говорил такие нужные в тот момент слова. Я смотрела на экран телефона и улыбка, от которой болели щеки, расползалась по моему лицу. Я так соскучилась по его голосу, по тому, как особенно он произносил мое имя, по его смущенной улыбке, в которой не было совсем высокомерного индюка. Я не могла оторваться от видео, оно было каким-то нереальным для меня, волшебным. В придачу к этому он написал большое поздравительное сообщение. Я слушала, читала, вникала и все равно с трудом верила, что это для меня. Но…