Страница 9 из 18
Возвращается подозрительно воодушевленная. Может у меня получилось её убедить, что всё будет хорошо?
— Вот тебе десерт. — говорит она нежнее чем обычно.
Я беру в рот первую ложку ягод и задумываюсь. Сладко. В прошлый раз они были не такие.
— Что-то очень уж сладко. — говорю я с подозрением.
— Конечно. Это сахарные ягоды. Мама варит из них джем. Ты что, их никогда не ел? — говорит она с невинным лицом и запихивает в меня еще одну ложку.
— Нет. — отвечаю я задумывшись. Я точно пробовал что-то такое. — А вкус знакомый. Сахарные ягодны?
— Ну, на рынке они релко бывают. Растут только в лесу.
И она пихает мне в рот последнюю ложку. Странно. Как сироп на вкус.
— Сладкие как сироп.- говорю я и тут же понимаю, что этот сироп успоительное из нашего дистрикта.
— Сироп! — выкрикиваю я и Китнисс зажимает мне рот, чтобы я всё проглотил.
Я пытаюсь вызвать рвоту, но уже начинаю засыпать.
========== Глава 7. ==========
Я проснулся поздно вечером. Открываю глаза и чувствую невероятную легкость. Осматриваю потолок пищеры и осознаю, что не чувствую боли. Точнее, боль есть, но она стала гараздо тише. Самостоятельно присаживаюсь и оглядываюсь. Вот черт. Китнисс лежит в луже крови. Только не это. Боже, пусть она будет жива. Она лежит рядом, как я мог её сразу не заметить. У меня из руки торчит шприц. Обманшица. Значит она все-таки пошла. Как она могла так рисковать. Я переворачиваю её и вижу глубокую рану над бровью. Щупаю пульс на руке. Слабый, но есть. Надеюсь рана не смертельна, но крови она потеряла много. Как она могла? Зачем? А если бы её убили? Рану надо промыть водой. Беру бутылку с водой и потихонечку лью ей на лоб. Чем это её так? Наверное ножом. Бедная моя девочка… Моя? Думаю моя. Иначе зачем бы она стала так рисковать. Пока я забинтовываю ей голову, у меня в голове невольно пролетают воспоминания. Вот Китнисс стоит с белыми лентами в первом классе, вот она уже стала старше и часто проходит мимо нашей пекарни, затем ей одиннадцать и я кидаю ей буханку хлеба. Вот я хожу за ней каждый день… Её улыбка во время нашего разговора в поезде… И тот вечер в саду. Тогда мы были близки духовно. Я не выдерживаю и из глаз капают слезы.
— Я не могу её потерять.- тихо произношу я.
— Слышишь? Я НЕ МОГУ ЕЁ ПОТЕРЯТЬ!
Я не могу сдерживаться. Китнисс еле дышит. Стоп. Еще ничего не кончено. Я должен взять себя в руки. Нет я обязан. Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Я успокаиваюсь и снимаю сырые ботинки и носки с Китнисс. Укутываю её ноги своей курткой и ложу в спальный мешок. Решаю проверить запасы. Еды мало. Надолго не хватит. Надеюсь, когда Китнисс очнется, мы решим что делать. Я сажусь рядом с ней, беру её за руку и смотрю, как она спит. Её дыхание резко участилось, Китнисс стала дергать руками и ногами. Наверное кошмар. Я обнимаю её и глажу по волосам. Через некоторое время её дыхание восстановилось. Я кладу её обратно. Надо осмотреть ногу. Пока я снимал бинты, сердце стало тяжело боиться. Пожалуйста, пусть мне хоть в чем-то повезёт. И я открываю рану. Боюсь опустить глаза. Собираюсь с силами и смотрю вниз. Фух… Не так уж и страшно. Опухоль стала проходить. Эта штука действует. Заматываю ногу и слышу стук капель о воду около пещеры. Дождь. Плохо дело. У нас весь потолок как решето. Нахожу пленку у Китнисс в рюкзаке. Делаю навес над её головой. Наши грозы более суровы. Мать с отцом часто ругались в такие дни. Они не могли долго находиться вместе. Не понимаю, как они поженились. Мать не любила меня из-за отца. Мы были с ним близки. Отец часто говорил мне про семью Китнисс. Он любил её маму. А я люблю её дочь. Это семейное. Он уважал отца Китнисс. Хотя почему уважал. Уважает.
Что-то захотелось есть. Беру несколько кусков грусятины и съедаю три сразу. Надо экономить. Уже наступил рассвет. Надо попробовать разбудить Китнисс. Я глажу её волосы и зову:
— Китнисс…
Она медленно открыла глаза.
— Пит.
— Привет. Рад снова видеть твои глаза.
— Я долго была без сознания?
— Точно не знаю, я проснулся ночью, а ты лежишь рядом в луже крови. Сейчас, кажется, кровотечение прекратилось. Но я бы на твоем месте не пытался встать.
Я подношу ей бутылку с водой, и Китнисс жадно её осушает.
— Ты идешь на поправку. — говорит она.
— Еще как. Штука, которую ты мне вколола, делает свое дело. Сегодня к утру опухоль почти прошла.
— Ты ел? — снова опека?
— Угу. Слопал три куска грусятины и только потом подумал, что надо экономить.
— Всё в порядке, тебе надо набираться сил. Я скоро пойду охотиться.
Ну уж нет. Больше я тебя не отпущу.
— Только не слишком скоро, ладно? Теперь моя очередь заботиться о тебе. — говорю со всей нежностью, что во мне хранится.
Я кормлю Китнисс кусочками мяса, даю немного изюма и пою её водой. Мне нравится заботиться о ней. Она сейчас такая слабая и беспомощная… Я растираю её ноги, чтобы они хоть немного согрелись, снова укутываю их своей курткой и застегиваю спальник. У неё такие маленькие ноги. Китнисс такая милая.
Перевожу разговор:
— Интересно, зачем это все устроили? Грозу дождь. Точнее для кого?
— Для Катона и Цепа. У Лисы наверняка есть укрытие. А Мирта… — Китнисс запинается, — Она собиралась меня мучить, но тут… — видно как ей сложно это говорить, — Цеп проломил ей голову.
О боже… Представляю какого ей.
— Хорошо, что ты ему не попалась. — говорю я, пытаясь её приободрить.
— Я попалась. Он меня отпустил. — и она рассказывает все то, что до сих пор держала в себе, потому что я был слишком слаб для расспросов, а он была еще не готова пережить это заново. Взрыв, боль, смерть Руты, её первое убийство и хлеб от Одиннадцатого дистрикта. Все, без чего нельзя понять случившееся на пире и то, как Цеп вернул ей долг.
— Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? — искренне удивляюсь я.
— Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять.
— Да и не пытайся, чего уж там. Куда мне понять своим умишком.
— Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду тебе должна.
— Хлебом? Каким хлебом? Ты что, про тот случай из детства? —спрашиваю я, делая вид будто не вспоминаю этот случай каждую ночь. —Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того как ты воскресила меня из мертвых.
— Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог. И с чего вдруг?
— Сама знаешь с чего, — отвечаю я. — Хеймитч говорил, что тебя непросто убедить.
— Хеймитч? А он тут причем?
— Ни при чем… Так значит, Катон и Цеп, да? Наверное, будет нескромно надеяться, что они одновременно прикончат друг друга? — снова перевожу разговор, не показывая что расстроен.
Китнисс задумывается, потом отвечает:
— Мне кажется, Цеп славный парень. В дистрикте-12 он мог бы быть нашим другом.
— Если так, то пусть его лучше убьет Катон.- мрачно говорю я. Мне не по себе от мысли, что мне придется кого-то убить.
Китнисс молча сидит и на её глазах наворачиваются слёзы. Что случилось? Может больно?
— Что с тобой? Очень больно? — спрашиваю с тревогой в голосе.
— Я хочу домой, Пит. — она произносит это как отчаявшийся ребенок.
— Ты поедешь домой, обещаю.- успокаиваю её я, наклоняюсь и целую.
— Я хочу прямо сейчас.
— Знаешь что, — говорю я, — ты сейчас заснешь, и тебе приснится дом. А потом оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет?
— Идет, — шепчет Китнисс. — Разбуди меня, если надо будет покараулить.
— Не беспокойся. Я хорошо отдохнул и здоров благодаря тебе и Хеймитчу. И потом, кто знает, сколько ещё это продлится?
***
К вечеру дождь усилися. Сруйки льются с потолка и под самую сильную я подставляю банку.
Пора будить Китнисс. Она спит почти весь день. Пора кушать. Еды немного: два кусочка грусенка, немножко разных кореньев и горсть сухофруктов.