Час Ангела

-Как же мы уедем? До станции не одна верста, и будет ли сегодня поезд? Нет, думаю, надо быстренько отрепетировать что-нибудь несложное, совсем простенькое.

-Простенькое! Скажешь тоже! Всё-таки я служу в Императорском театре. А не в кафе-шантане. Как назло, ничего в голову не приходит, кроме "Сольвейг" Грига. Но это всем давно приелось.

-Да, хотелось бы что-то поновее, - она задумалась, потом стала наигрывать мелодию. Пламя свечи отбрасывало золотисто-жёлтый свет на клавиши, по которым скользили её тонкие пальцы, наигрывавшие мелодию из её сна.

-Ну-ка, ну-ка, что это? Я такое не слышала, - Соня присела рядом и включилась в аккомпанемент, - красивая мелодия, правда, несколько простовата! Кто написал?

Кира тут же ответила, машинально, не задумываясь:

-Французский композитор - Легран, только он давно её написал. Вот послушай, как со словами звучит, - и она вполголоса запела: "Уезжаешь, милый, вспоминай меня..."

Несмотря на незамысловатость, песня Соне понравилась.

-Вот её-то мы и споём. Мотив - проще не бывает, слова тоже. Только ты их мне запиши на листочке, мы его на пюпитр положим на всякий случай. И тональность удачная - ничего менять не будем. Теперь бы ещё костюмы подобрать...

Они ещё порепетировали, заодно придумали мизансцены для обоих выступлений. Тут уж Софья Григорьевна разошлась не на шутку.

-Коли звучать будет такая простенькая песенка, значит, нужно придумать антураж, и похитрее, - она подошла к окну и посмотрела на засыпанные снегом ели, - придумала! Ты сядешь здесь, свечу мы поставим вот так. Но рояле оставим немного света, чтобы меня было видно. Хорошо получится! Знаешь, иногда я думаю, что могла бы даже ставить оперы, мне нравится разводить мизансцены, объяснять всё артистам.

-Поэтому тебя и пригласили преподавать. Уверена, у тебя всё отлично получится.

Пока соображали, как лучше встать, куда свечи поставить, в голове у Киры стучало: "Мишель Легран. Шербурские зонтики". Она точно помнит, что видела этот фильм. И актрису - Катрин Денёв - помнит. И снег, летящий по экрану под заливающую всё пространство щемящую мелодию, тоже помнит. Где, когда она могла видеть цветной звуковой фильм, если сейчас эпоха немого кинематографа? Зачем Полина так упорно пыталась убедить, что вся её жизнь - всего лишь сон? Нет, не был сном Штефан - тот, с которым судьба свела её в конце февраля 1911 года! А значит, где-то блуждает по свету её девочка, её Шурочка... Чудовищная тоска острой болью скрутила её и швырнула в полуобмороке на пол. Вскрикнула в испуге Соня, бросилась к Кире.

-Что? Что такое? - растерянно повторяла она, глядя на бледное, с закушенной до крови губой, лицо девушки, - тебе плохо? Воды? - плеснула из графина и с жалостью смотрела, как стучат Кирины зубы о край стакана.

-Ничего, уже всё хорошо, - прошептала она в ответ. С осознанием того, что всё, что происходило с нею, - в самом деле было, пришла лёгкость, и боль отпустила. Она посидела ещё минуту, закрыв глаза и задавая себе вопрос: как она могла быть такой легковерной, такой доверчивой? Ведь знала же, что с Полиной не всё в порядке, что нельзя верить ни единому слову господина Иванова, что всего можно ждать от Веры Ивановны. Но вот поддалась же им, и всё из-за внутренней неуверенности в себе. Спасибо, спасибо, этой незатейливой мелодии, которая вернула ощущение реальности в её запутанную историю. Кира открыла глаза и пытливо посмотрела на Софью Григорьевну - можно ли ей верить? Вроде бы ничего плохого никогда от неё не исходило. Но можно ли довериться этой немного легкомысленной, чуть избалованной, но, в общем-то, очень доброй женщине? Под придирчивым взглядом Кириных глаз Софья Григорьевна поёжилась, потом всхлипнула и полезла в карман за носовым платком.

-Ты так смотришь, - пробормотала она, сморкаясь в платок, - прямо огнём прожигаешь... словно виновата я в чём, - пожаловалась Софья Григорьевна.

-Ну что ты, Сонечка, ни в чём ты не виновата. Всё у нас хорошо, а будет ещё лучше! - вспомнила Кира любимую присказку бабули Варвары Тихоновны. - Давай-ка ещё разик споём...

Чуть позже за ними пришла Хельга и отвела наверх в старую гардеробную, вещи из которой обычно использовали для маскарадов и домашних праздников. Обилию разноцветных нарядов, кафтанов, сюртуков, шляп могла позавидовать костюмерная любого театра. Софья Григорьевна придирчиво рассматривала предложенные ей костюмы и остановила свой выбор на атласном платье с фижмами цвета "угасающего летнего неба", а попросту - бледно-голубого.

С Кирой вышло осложнение: она тонула во всех предложенных нарядах из-за своей хрупкости и малого роста. Отчаявшись, Хельга уже вздумала было взять ножницы и укоротить часть подола, но эта мера ничего бы не дала, потому что узенькие Кирины плечи выскакивали из низкого декольте, и выглядело это неприлично. К счастью, Хельга вовремя вспомнила о том, что есть ещё кладовая, где хранились детские наряды. Там они нашли изумительное платье цвета, как определила Хельга, увядающей розы. К нарядам подобрали пудреные парички, примерили всё перед высоким напольным зеркалом. Стекло отразило двух хорошеньких фарфоровых куколок, которых оживил волшебник на несколько веселых часов. Только у одной из "куколок" лихорадочной зеленью полыхали глаза, делая их взгляд почти безумным.

-Господи! Какие у тебя глаза! - попятилась от неё Софья Григорьевна, - у тебя взгляд древнего животного. Правда, я никогда не видела вымирающие существа, но, думаю, вот так бы смотрело последнее из живущих на земле.

Кира криво усмехнулась и отвернулась от зеркала.

Вернувшись к себе, они попробовали отдохнуть - сегодня был очень хлопотный день, да и встали они рано, чтобы успеть к поезду. Но подремать не получилось из-за шума во дворе и беготни слуг по дому. Ужин принести им забыли, но Софья Григорьевна не обиделась и не рассердилась, так как никогда не ела перед выступлением. А Кира, проглотив очередную чашку кофе, села у окна, тоскливо уставясь на круглую, как шар, луну, висящую прямо над парковыми деревьями. Для себя она уже решила: завтра, в первый день нового года, хоть в санях, хоть пешком отправится на мызу Паленов. Сердце подсказывало, там её ожидают новости.

Гости начали съезжаться в сумерках, они выпрыгивали из саней на ковровую дорожку, расстеленную на снегу, и поднимались в дом, сверкающий всеми своими окнами. Перед входом их встречал высокий блондин в вечернем костюме, видимо, распорядитель. Удивительный человек: такой мороз, а он всего лишь во фраке и не боится подхватить простуду!

Наконец за ними явилась измученная хлопотами Хельга и пригласила "на сцену" артисток, уже облаченных в костюмы. Всё необходимое для второго выступления они захватили с собой. Высокий блондин во фраке оказался управляющим имения. Кира, как рассмотрела его красивое лицо с эспаньолкой, так и обомлела. Она кинулась было к нему, но натолкнулась на отстранённое выражение ярко-синих глаз. Мужчина поклонился актрисам и отвернулся, занимаясь прибывающими гостями. Закусив губу, с полыхающими щеками Кира поплелась через стайку смеющихся гостей в комнату, предназначенную быть сценой для их с Соней выступления.

Она могла чем угодно поклясться, что только что столкнулась с человеком, портрет которого видела в витрине фотоателье в Одессе. Его открытый смелый взгляд прямо-таки заворожил её. К той витрине она бегала каждый день и в любую погоду. Прибегала, чтобы увидеть и "поговорить" с прекрасным незнакомцем, чьи глаза и улыбка поддерживали её в самые трудные минуты жизни. А потом она решилась и выкупила у изумлённого фотографа портрет и поставила его на комод в своей комнатке в пансионе госпожи Киселёвой. При взгляде на славное лицо молодого человека ей делалось уютнее в самый ненастный день. Её замечательная подруга Олечка Матвеева прямо влюбилась в незнакомца и постоянно "цыганила" фотографию у Киры. Однажды, листая старый маменькин альбом, Кира наткнулась на портрет. Со старинного снимка на неё смотрел незнакомец с дагерротипа! На обороте значилось: "Ричард Баумгартен". Бабушка Татьяна была Ричардовна по отчеству, и фамилия её девичья - Баумгартен. Значит, Ричард Баумгартен - Кирин прадедушка. И вот новость: теперь его двойник встречает гостей здесь в имении?! Нет, конечно, ей привиделось сходство управляющего с Ричардом Баумгартеном. Не может же сам прадедушка здесь оказаться?! Насколько она знает, в 1854 году ему было около тридцати лет. Получается, что сейчас ему под девяносто? Управляющий имением - молодой мужчина и не может быть Баумгартеном. Но сходство их просто поразительное. И случайное?.. Да уж подносят сюрпризы здешние места!