По вере его

— Прости, что заставил так долго ждать, — извинился он, помогая убрать лужу.

— Ничего страшного, — отмахнулась МакГарден, бросая скомканную салфетку на блюдце. — Я никуда не спешу.

Они помолчали. Нацу принесли заказанный кофе; сделав пару глотков, он отставил чашку в сторону и наконец решился.

— Леви, ты не знаешь, у Люси был дневник?

— Дневник? — переспросила МакГарден. — Что-то не припомню. А почему ты спрашиваешь?

— Думается, он подходит только к особым замочкам на тетрадях, — Нацу протянул ей маленький ключик, который они с Джу нашли сегодня в его кабинете.

— Скорее всего, — согласилась Леви. — Ты уверен, что ключ принадлежал Люси?

— Да.

— Боюсь, я ничем не могу тебе помочь. Ни о каком дневнике Люси мне не рассказывала, и здесь тоже нет ничего похожего.

— А что это? — Нацу с интересом заглянул в небольшую коробку, которую Леви поставила на стол.

— Так, кое-какие мелочи.

Там действительно оказалось немного: их фотография в рамке, та самая пузатая ручка, обычный блокнот для записей, несколько сувениров. Крошечные осколки чужой жизни, милые сердцу вещицы, оставленные нам на память безвозвратно ушедшим дорогим человеком, хранящие тепло его рук и свет души.

— Можно, я оставлю его себе? — Леви аккуратно погладила пальцем фарфорового слоника.

— Да, конечно, — поспешно согласился Нацу. — Ты можешь брать всё, что захочешь. Я всё равно хотел просить тебя о помощи. Не знаю, что делать с её вещами, — пояснил он в ответ на недоумённый взгляд МакГарден. — Там, в квартире, много чего осталось: книги, одежда…

— Почти всё можно отдать в приют, — подсказала Леви. — Если хочешь, я займусь этим. Попрошу Кану мне помочь.

— Тогда возьми, — Нацу протянул ей связку ключей. — Сходите, когда вам будет удобно. Я заеду туда сейчас, заберу наши фото и личные вещи, может, ещё кое-что. А с остальным решайте сами.

За столиком снова воцарилось молчание. По стеклу мерно забарабанил дождь — с утра небо хмурилось, кутаясь в сизые, разлохмаченные ветром тучи. В кафе, весело смеясь и отряхиваясь, вбежали парень и девушка; они расположились в углу и принялись самозабвенно целоваться, не обращая ни на кого внимания. Официантка, увлечённая разговором с баристой, не стала их беспокоить, и Драгнил, как не пытался, не мог оторвать взгляда от влюблённых.

— Я скучаю по ней, — негромко сказала Леви.

— Я тоже, — хрипло ответил Нацу.

— В тот день я сердилась на неё и много раз звонила, а Люси не брала трубку. А потом кто-то ответил и сказал, что её больше нет. Это так страшно. Мы собирались на следующий день сходить с ней в кино. А ещё Люси сказала, что выходит замуж, и я даже не поздравила её и ни о чём не спросила, так была зла.

Леви говорила и говорила — рассказывала о том дне, вспоминала какие-то смешные и грустные истории из прошлого, за что-то извинялась, тихо плакала, растирая по щекам солёные капли. Нацу молча слушал, не перебивая, давая ей возможность выговориться и облегчить своё горе. Ему было известно о роли двух неугомонных подружек в их той, единственной, ссоре с Люси (что-то узнал от неё, о чём-то догадался сам) и за это слегка недолюбливал обеих, но сейчас это не имело никакого значения. Поэтому, когда Леви, наконец, выдохлась и замолчала, он почти слово в слово повторил то, что говорил Макарову.

— Спасибо… — робко улыбнулась МакГарден. — Правда, спасибо за всё.

Дождь перестал, любвеобильная парочка покинула кафе. На душе было пусто и почти не больно, словно отмерянный на сегодня лимит чувств закончился с последними каплями, лениво мазнувшими по стеклу.

— Я, наверное, пойду, — Леви, крепко сжимая в ладони слоника, которого так и не выпускала из рук за время своего монолога, поднялась, поправляя на плече ремешок сумочки.

— Если что-то будет нужно, звони, — предложил Нацу. МакГарден кивнула и, уже не оглядываясь, пошла к выходу.

Он тоже не стал задерживаться — раз собрался посетить квартиру, нужно сделать это как можно скорее, пока не растерял всю решимость. Тем более что ему пока так и не удалось ничего узнать о дневнике Люси. А ведь она не случайно помогла найти ключик. Не стоит игнорировать её послания — после случая на стройке Нацу казалось, что любимая рядом и по-своему оберегает его. И он сделает всё, чтобы её усилия не пропали даром.

========== Глава 5 ==========

Нацу медленно поднимался по широким, чуть закруглённым, словно стёртым по краям, ступеням. Ладонь легко скользила по перилам, повторяя каждый изгиб отполированного временем и частым использованием дерева, бесстыдно лаская его нежным прикосновением. Если бы в Рай вела лестница, она должна была быть именно такой.

Казалось, он помнил здесь каждое пятнышко или трещинку на камне — сколько раз ему приходилось проходить здесь то одному, то с Люси, упорно игнорируя старенький, жалобно дребезжащий лифт с сетчатыми дверями? Это было недавно, но будто в другой жизни: перестук каблучков, заливистый смех, сбитое бегом дыхание, жаркий шёпот после не менее обжигающего поцелуя — прошлое билось загнанной птицей в перекрестье дверных глазков, пряталось лесной нимфой за очередным поворотом, манило за собой дробящимся эхом невольно участившегося пульса. Не было сил ни уйти, ни остановиться, только вперёд, выше, до финишной точки, после которой только и останется пасть на землю принесшим радостную весть марафонцем.

Вид знакомой двери заставил ноги налиться свинцовой тяжестью; где-то за рёбрами кольнуло, прошивая насквозь холодными острыми иглами — настолько резко и сильно, что перехватило дыхание. Нацу, качнувшись вперёд, схватился дрожащей рукой за косяк и, сделав пару шагов, прижался лбом к двери, прикрыв глаза. Ладонь несмело коснулась гладкого дерева, замерла, словно желая слиться с ним воедино — он и не заметил, что почти в точности повторил то, как стоял здесь в день похорон. На языке снова забилось родное имя, но в этот раз голос предательски сорвался на первом же слоге, и Нацу больше не решился произносить его вслух. Время застыло, милосердно оттягивая миг последней встречи с безвозвратно утерянным прошлым.

Звук захлопнувшейся двери и голоса внизу заставили очнуться и поспешить войти в квартиру — ему не хотелось ни с кем встречаться. В прихожей царил полумрак, усугубляя и без того неживую тишину: оставленные без присмотра механические ходики давно остановились, а холодильник за ненадобностью отключила Джу — она заглядывала сюда по его просьбе недели три назад выбросить мусор и захватить несколько вещей. Это было крайне малодушно с его стороны — просить её о таком, но Локсар ни словом, ни взглядом не показала, что чем-то недовольна, и Нацу сделал вид, будто ничего и не произошло.

Ключи звякнули о крышку комода, под ногой что-то хрупнуло. Он обходил комнату за комнату в иррациональной надежде вновь почувствовать этот дом своим — так было нужно. Ему ли самому или же в память о той, что совсем недавно наполняла его жизнь теплом, Нацу не знал, но упорно продолжал бродить по квартире. Тщетно. Всё: запахи, звуки, даже картинки — затёрлось, как старая граммофонная пластинка, потускнело, стало чужим и безжизненным, точно засушенный между страницами книги коричнево-рыжий кленовый лист. В конце концов пришлось сдаться, признав очевидную истину: этот дом больше никогда не станет прежним. Люси была здесь не просто хозяйкой (пусть и условной, являясь обычным арендатором), а, как бы банально не звучало, душой и сердцем маленького, уютного мирка, с любовью создаваемого и столь же бережно хранимого. Теперь квартира больше походила на музей: повсюду царили пыль и запустение, которые, как и идеальный порядок (ни одной впопыхах забытой вещи, оставленной не на полке книги, непомытой чашки), лучше любых слов напоминали о произошедшей трагедии.

Нацу помнил это место другим: наполненным лёгким цветочным ароматом любимых духов Люси и запахом кофе по утрам; пронизанным насквозь золотистыми солнечными лучами, игриво проникающими в спальню сквозь неплотно задёрнутые шторы, и согретым тёплым светом прикроватного бра; убаюканным долгими вечерними разговорами и разбуженным сольным исполнением в душе. Личный рай на двоих, маленький островок счастья в полном бурь и разочарований океане жизни.