Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 14

3.

Когда наши войска освободили Чернигов, мама прислала мне из Ленинграда вызов. Чтобы меня, 11-летнего парнишку, пустили в Ленинград, я должен был получить справку в райкоме партии, что я не сотрудничал с оккупантами. Я получил такую справку. Мама хотела за мной кого-то прислать, а мне не терпелось ее увидеть. Она прислала деньги, а тетка их от меня спрятала, но выронила. Когда я увидел деньги, то побежал на станцию и купил билет. И все думали, что я пропал. Я вместе с ранеными, в вагоне с выбитыми стеклами уже ехал в Ленинград. А мама-то не ожидала. Я приехал, нажимаю звонок и слышу мамин голос, два года его не слышал: «Кто там?» Я говорю: «Откройте». Тогда не открывали дверь, потому что это было опасно. Она потом рассказывала: «Слышу детский голос, думаю: если воришка, я с ним справлюсь». Открывает дверь, я кидаюсь ей на шею, а она – от меня! Она догадалась, что не тетка меня отправляла, а я сбежал: у меня не было ни одной пуговицы, вся моя одежда на резиночках и на веревочках держалась.

Школа. Поскольку в оккупации не было врачебного обслуживания, в школе меня привели в зубной кабинет и за один присест вставили 9 пломб, половина из которых вылетела на следующий день. Это был такой ужас, что больше я об этой школе ничего не помню. Потом я перешел в знаменитую школу Мэя. Там я полюбил точные науки – математику, физику, химию. В старших классах я уже изучал их по вузовским учебникам. Однажды я залез под стол в кабинете физики и оттуда помогал ученикам во время экзамена. Как-то мы залезли на крышу. Я собирался в телескоп смотреть на звезды, а мой друг решил, что смотреть в окна – интереснее.

4.

Поскольку родители работали, меня устраивали в детский садик, где надо было жить неделю, а на выходные меня забирали. Сколько мне было лет? Может пять. Мы ложились спать вместе: и мальчики, и девочки. У нас были чулочки и безрукавочка, к которой пристегивались резинки. И надо было обязательно сзади расстегнуть. Я всегда подходил к одной девочке и просил расстегнуть – это был знак любви.

Когда мы уже стали юношами, началось увлечение танцами и девушками. Такие страсти разгорались, любовь до гроба или, наоборот, измена. А я привык во время оккупации к игрушкам в виде пистолетов, ружей, самопалов. Я ходил стрелять в тир, на танцы не ходил. Меня приглашали, а я говорил: «Да что там, под музыку топтаться на одном месте, я лучше постреляю!» А папа мне сказал: «Хорошо, вот собирается общество, все будут танцевать, а ты начнешь стрелять?» Мы купили чудо техники – патефон с ручкой, с одной иголкой и пластинкой, на одной стороне «Рио-Рита», а на другой «Вальс под дождем». А когда наш знакомый сделал патефон с электрическим мотором, это было как ракета.

Можете представить радость моей мамы, когда в 9 классе я вернулся из цирка и заявил ей, что буду воздушным гимнастом. Целый год она отучала меня от этой мысли. Когда шли фильмы о танкистах, я, естественно, хотел быть танкистом, фильм о снайпере – я хотел быть снайпером. Всю войну мы стреляли, это было наше развлечение. Не по людям, конечно, стреляли по бутылкам, по банкам. До середины войны я хотел быть танкистом. Подбили немецкий танк, и я туда залез. Он был брошен немцами. Я закрыл за собой люк – темно, в смотровую щель ничего не видно. Нет, не буду танкистом. А в это время на поле сел самолет. Мы к нему побежали и я решил: буду летчиком. А потом стал читать научно-фантастические книжки о ракетах. Я решил стать ракетостроителем. Казалось, что космонавты появятся, когда мой сын или даже внук будет взрослым. А потом нам самим предложили попытаться пройти комиссию на космонавта. Крепкие ребята, спортивные перворазрядники – не прошли. А я прошел. Я долго не понимал, но потом понял, что меня не комиссия отобрала – война отобрала.

Андрей Дементьев

Андрей Дмитриевич Дементьев родился 16 июля 1928 в Твери. Окончил Литературный институт имени Горького. В 1981–1992 – главный редактор журнала «Юность», продолживший либерально-оппозиционную линию издания, начатую в период «оттепели» В.П.Катаевым. В 1990-е годы – представитель государственной телерадиокомпании РТР в Израиле. Известнейший русский поэт.

1.





Тверь переименовали в Калинин в 1928 году, в год моего рождения. Город этот совершенно удивительный. Когда я стал заниматься историей Твери, я поразился, сколько замечательных людей дала эта земля.

Я помню своего деда. Он был грузчик, потрясающего здоровья. Зубы – как кукурузные зерна. За всю жизнь – а прожил он 64 года – не принял ни одной таблетки. Такой был крепкий человек. Погиб в тюрьме, по политической статье, как и двое моих дядек. Тогда это всё было, к сожалению, повсеместно и почти в каждой семье. Дед погиб в лагере, его задавило деревом на лесозаготовках. Когда дерево пошло падать, он поздно его увидел, упал в снег, а там оказался пень. Дед еще 20 дней жил – не пил, не ел, а сердце работало. Он бы совершенно спокойно прожил до 100 лет.

У деда был хороший голос, он пел в церкви. И дома с мамой они пели каждый вечер. Это было еще до войны. Каждый вечер пели романсы, русские народные песни. Я вырос в атмосфере музыки. Отсюда, может, и стихи пошли. Стихи мои оказались музыкальными, поэтому на мои стихи написано много песен.

У нас был частный дом на улице Салтыкова-Щедрина. В свое время его купил дед с моей бабушкой. Дом был, не скажу, что такой уж богатый – нет. Внизу 3 комнаты, наверху мезонин. Человек 10, мы жили единой семьей. Никаких распрей, никаких раздоров не было. Война разбросала, ну, и 1937 год – тоже прошелся по нашему дому, по семье. У нас при доме был небольшой сад. Этот сад помогал нам в тяжелые годы войны. Картошку сажали, были яблоки. Вы знаете, так хотелось есть! Голод – страшная вещь. Я его познал полностью. Это страшно, когда кроме еды ты ни о чем не можешь думать. Нам давали в школе булочку, а так – целый день голодный. И мать не может ничего сделать. А где она возьмет? Поэтому я каждый вечер ходил в библиотеку. Я брал интересную книгу, читал и забывал про еду. Я уходил в этот книжный мир, в чьи-то судьбы, трагедии. Можете представить: я приходил туда в 6 часов и сидел до закрытия, до 11 вечера. Сидел и читал, и это меня спасало.

2.

Что такое школа во время войны? Школа – это семья. Это содружество взрослых и детей. Учителя для нас были больше, чем учителя. Они были для нас вторыми родителями. И мы ходили весной сажать им картошку, копать огород. Нас не надо было заставлять. Нас часто можно было видеть с лопатами. Питались так: 300 грамм хлеба по карточкам. Всё, больше ничего. У большинства моих одноклассников родители были на фронте.

Я помню, как я пытался помочь маме. Как только наступали летние дни, я ходил в лес, собирал ягоды, грибы. Потом продавал их, покупал молоко или хлеб. Я всю жизнь завидовал высоким ребятам, а мы не могли быть высокого роста. Все мое поколение примерно одинаковое, потому что мы не получали достаточно питания – ни витаминов, ничего. Это всё, конечно, сказалось на физическом развитии. Но я все равно стал заниматься спортом. Поскольку я вырос на Волге, то, естественно, плаванием, греблей. Я Волгу переплывал в детстве туда и обратно без отдыха. Потом я стал заниматься гимнастикой, получил разряд, и это дважды меня спасло. Когда я один раз тонул, провалился под лед. Только благодаря тому, что я занимался спортом, я выкарабкался из-подо льда. И второй раз – когда я попал под трамвай, и руки меня спасли. У меня были сильные руки, и я удержался, когда меня рвануло под колеса. Я удержался, вывернулся, сделал стойку, и это меня спасло. Мне спорт помогал в жизни. И потом, гены – у нас всё-таки хорошая наследственность была. Так вот и жили.

Я помню, когда в семью приходили похоронки. У меня погиб брат Сережа. Мои ребята пришли к нам, принесли все булочки, которые получили в школе и положили на стол. Трудно вспоминать. Была война, и нам хотелось уйти на фронт. Мы думали, что попадем на фронт, закончив школу. У нас была преподаватель математики Марья Матвеевна, и мы с ней занимались, вдруг почтальон принес ей письмо. Она стала читать, вскрикнула, и ей стало плохо. Погибла ее дочь. Я хотел уйти, но она говорит: «Андрюша, останься, пожалуйста, я с ума сойду, останься, побудь, я не хочу быть сейчас одна». Я понимал, что это такое. Мне было лет 14-15, наверное. Я школу окончил в 16 лет.