Страница 12 из 14
3.
Я учился в тяжелые годы. Война, послевоенная разруха. Школа приучала нас к дружбе и к ответственности друг за друга. Была такая круговая порука, мы бесились, и проказничали. У нас был такой Григорьев, он в чем-то провинился – сейчас не помню, и мы решили его проучить. Решили: войдет в класс – набросим на него пальто и устроим темную. А уже вечер был, темно. Открывается дверь, он заходит, мы набрасываем пальто. Но это оказался преподаватель физики. Мы перепутали. Он зашел чуть раньше времени. Мы – на него, а он кричит из-под пальто: «Ребята, это я!»
У меня был друг Женя Беренштейн. Мы начали дружить с 1 класса. Мы вместе ходили в кино. А мама мне ушила пиджак из старого отцовского, в плече было много ваты, чтобы я выглядел. Мы идем, и вдруг кто-то подбежал сзади, как даст мне железным прутом по плечу! Хорошо – там была вата. Я оглянулся, а там ребята стоят, кричат ему: «Да, не ему, а этому!» Женьке должны были вмазать. Женька побежал, испугался. Нам было 13 лет. И я пошел его выручать. У меня был нож в ножнах, не знаю, откуда я его достал, кто-то подарил, наверное. Я его специально повесил, открыл пиджак и прошел мимо этих ребят, чтобы они видели, что у меня нож. Чтобы они Женьку не били.
Я очень хорошо кидался камнями. У меня во дворе на всякий случай была горка камней. Я учился кидать камнем в цель. И я помню, когда один парень подошел ко мне с палкой. Между ног сунул, повернул, чтобы я упал. А я не упал. Меня это разозлило. А они все знали, что я хорошо кидаюсь камнями. Я схватил камень и как кинул – прямо ему в глаз. Он упал. Скорая помощь. К нам милиция в дом. Милиционер пришел, разговаривает с батей. Отец мне говорил: «Если тебя обижают, ты ко мне жаловаться не ходи. За себя сам заступись. Если чувствуешь, что обижают тебя несправедливо, заступайся сам, я не буду в это вмешиваться. Будь мужчиной». Поэтому он меня даже не наказал. А того парня с глазом увезли в больницу! Потом мальчишки собрались и мне все-таки наколотили за это. Это было еще до войны.
У меня был такой стыдный случай. Стояла очередь. Какая-то женщина уронила рубль, а я увидел. Сейчас бы я поднял и отдал, а тогда я наступил на рубль. Мороженое стоило 20 копеек. Я наступил на рубль, а она увидела и отругала меня. Мне было так стыдно! Это все – опыт, это все – уроки. Это не проходит даром. И этот стыд что-то во мне изменил, в чем-то меня поднял. Я выхожу, и у нас около дома валяются 100 рублей. А мороженое тогда было уже 7 рублей. Мороженое было в таких железных штучках, нажималось и с вафлей поднималось кверху. 1946 год. И я эти 100 рублей нашел и купил мороженое всем мальчишкам. Я отдал каждому по мороженому, истратил деньги и был дико горд.
4.
А мама была женщина строгая. У нас в семье был матриархат, как это ни странно. Мама была красивая, отец тоже был красивый и безумно ее любил, для него слово мамы было закон. Она была строгая, следила за тем, чтобы улица меня не воспитывала. Она следила, с кем я дружу. Мы трудно жили. Но я помню, как мама у нас дома устроила вечеринку для моих одноклассников и девочек, которые с нами учились. В это время нас разлучили с девчонками, но мы раньше учились в одной школе. И вот устраивали вечера – то у них в школе, то у нас в школе. Наш 8 «А» класс дружил с 8 классом из 17 школы.
Мы были плохо одеты. Я ходил в батькиных валенках с галошами. Это было стыдно для мальчика, который уже понимает, что есть любовь, что можно ухаживать. И мы каждый вечер собирались на берегу Волги, почему-то зимой. Может потому, что летом разъезжались. А зимой все собирались, закутанные, я ходил в шинели, перекрашенной в черный цвет, чтобы не был такой уж очень военный. Я носил галифе, носил всё, что было возможно достать. И девчонки нас учили танцевать без музыки. Напевали мелодии и танцевали. Я полюбил танцы, и стал заядлым танцором, только благодаря тому, что мы начали очень рано. И, конечно, мы влюблялись. Я влюблялся рано, еще в 5 классе. Люся Боярская была красивая девочка. Я не знал, как привлечь ее внимание. Я влюблялся и в 10 классе, и в институте. Я дружил с девочкой с 8 класса – ее звали Лиза. Мы с ней ходили на танцы, в кино – так положено. В 19 лет я на ней женился. Моя мама была в шоке. Жениться в 19 лет было не принято.
5.
Отец был от природы человек одаренный – он вышел из бедных крестьян. Он сначала был гримером в театре, потом дамским парикмахером. А потом родился я, и он решил поменять профессию, поскольку очень любил землю. И он закончил Тимирязевскую Академию с отличием и стал агрономом. С самых маленьких лет он меня каждый вечер приучал к чтению. Я еще не умел читать, а он мне каждый вечер читал хорошую литературу: Пушкин, Лермонтов, Майн Рид.
Когда мы учились в школе, таскали бревна из Волги, чтобы потом наколоть, напилить. Отапливали школу, чтобы можно было сидеть в классе. В классе сидели в пальто. Не было ничего, всё своими силами делали учителя и мы. Я в детстве хотел уехать учиться на Кавказ. Я уже начал писать стихи в 10 классе и прозу в 7 классе. Мой идеал был Грибоедов. Романтика Кавказа, Пушкин – такой ореол, и я хотел поехать в Тбилиси. Это было тяжелое время, отец еще был в тюрьме, и мама мне говорит: «Ты что, с ума сошел? А как я? Как ты будешь жить, на что? На стипендию – невозможно». Она меня отговорила. И тогда я подал документы в Ленинградскую военно-медицинскую академию. Не желая быть врачом, я, честно сказать, пожалел мать. Я знал, что в это время ей материально просто меня не вытащить. А военно-медицинская академия обеспечивала. Поскольку отец меня учил не врать и быть честным человеком, в анкете, которую послал вместе с документами, я написал всю правду: отец – в тюрьме, дядька – сидел, дед погиб, дядька – сидит, другой – сидит. Все сидят. И мне вернули документы. Может, и к лучшему, что я не пошел по этой специальности. И вот тогда с другом Володей мы решили поступать в институт востоковедения, где была по тем временам большая стипендия. Я поступил.
Алла Духова
Алла Духова родилась в Коми-Пермяцком автономном округе, в селе Коса. Через год семья переехала в Ригу. В 11 лет Алла поступила в коллектив народного танца "Ивушка", в 16 лет пошла работать в цирк. После серьезной травмы цирк пришлось бросить. Работала в доме культуры руководителем самодеятельного коллектива "Эксперимент". С 1986 – основатель, балетмейстер, хореограф и бессменный руководитель балета "Тодес". Балет дважды становился лауреатом Национальной российской музыкальной премии "Овация" в номинации "Шоу года".
1.
Рига. Мой любимый город. Как я давно там не была… А родилась я в Коми-Пермяцком округе, Пермская область, село Коса. Там мои родители работали по распределению. Когда мне исполнился год, меня привезли в Ригу, потому что там жили папины родители. Мы жили в центре города, до старой Риги – 10 минут пешком. У нас был огромный двор. Там было бомбоубежище, мы играли в казаки-разбойники. Мы прыгали с бомбоубежища, кто-то ломал ноги – ужас. Родители нас гоняли оттуда.
Родители у меня чудесные люди, очень творческие. Хотя они не были связаны с искусством. Мама у меня пела, великолепно танцевала. Она из Питера. Её вывезли в 4 года из блокады в детский дом. Папа у меня из Риги. Когда папа служил в армии на Кубани, они познакомились. Папа у меня тоже великолепно пел и стучал степ.
Родители работали на заводе, у них были средние зарплаты. Мы очень экономно жили. Я была маленькая, мы заходили в продуктовый магазин. Я: «Мама, купи мне, я хочу то-то!» Мне мама говорила: «Нет денег». Помню, в «Детском мире» мама ходила по делам, одежду покупать, а я торчала возле витрин с красивыми немецкими куклами. И я безумно мечтала о такой, я ее выпрашивала. Но мне ни в какую не покупали. Она очень дорого стоила. По тем временам – безумных денег, 25 рублей. У меня был мишка черный, я его называла «пидедь». Когда мне его купили, я расплакалась, потому что он был черный. Но я привыкла к нему – это была моя любимая игрушка. А куклу мне купили на день рождения. Счастью моему не было границ. Я ее причесывала, косички заплетала. В итоге, мы с сестрой ее испортили – накрасили ей глаза и стали снимать грим ацетоном. Глаза потускнели, мы стерли ей глаза вообще. Боже, какое было горе! Я вам передать не могу.