Страница 8 из 34
* Зимой рябчики (так же как тетерева и глухари) ночуют в снегу
26
горных вершин донесся нарастающий гул. Деревья беспокойно зашевелились, зашушукались, и вскоре налетел, понесся в глубь тайги могучий порыв ветра. Зеленые волны побежали по высоким кронам елей и кедров, сметая новенькие снежные шапки. Воздух на глазах мутнел, становился плотным, тяжелым. Шквал за шквалом ветер набирал силу и, наконец, достиг резиновой упругости. Тайга напряженно стонала, металась, утратив свои обычные величие и покой. Деревья шатались, скрипя суставами, как больные. По реке тянулись длинные космы поземки. Недалеко
хлестким, как удар бича, треском повалилась ель. А два громадных ясеня угрожающе склонились над нашим матерчатым жилищем.
Залив нещадно дымящую печь и захватив спальный мешок, я с опаской выбрался наружу. Ураган, видимо, достиг наивысшего напряжения. Вокруг творилось что-то невообразимое. Было темно, как ночью. Небо смешалось с тайгой. Все потонуло в снежных вихрях, сдобренных обломками веток, коры и невесть откуда взявшимися листьям. Постоянно, то в одном, то в другом месте падали деревья. На фоне несусветного рева казалось, что они валятся бесшумно.
Забравшись в карман под обрывистым берегом, наглухо закупорился в мешке, как рябец в тесной снежной норе. В голову лезли беспокойные мысли: "Где Лукса? Что с ним? Тоже, наверное, отсиживается, пережидая непогоду. Не придавило ли палатку? Переживут ли звери такое жуткое ненастье?"
вечеру ветер заметно осел, но, отбушевав, ураган время от времени пролетал на слабеющих крыльях, выстреливая плотными снежными зарядами. Вскоре снег повалил плавно, мягкими хлопьями. Воцарилась гнетущая тишина, особенно заметная после такого буйства стихии.
Лукса пришел поздно, изнуренный и потрясенный бурей.
Чего Пудзя так сердился? - недоуменно сокрушался он. - Зимой деревья совсем нельзя гнуть. Беда как много тайги ломал. Обходить завалы устал. Ладно до конца не ходил - на развилке ключа отсиделся.
27
Ночью ветер опять многоголосо завыл голодным зверем, заметался по реке
сопкам в поисках поживы. Врываясь в печную трубу, он наполнял палатку таким густым дымом, что мы начинали задыхаться от удушья.
Проснулся от смачной ругани Луксы, яростно поносившего всех подряд -
дрова, и печку, и погоду, Высунув голову, я закашлялся от едкого чада. Оказывается, у него от искры, вылетевшей из печки с порывом ветра, загорелся, точнее, затлел спальник. Пока охотник почувствовал, что горит, возле колена образовалась огромная дыра. Легко понять несдержанность старого следопыта и простить ему крепкие выражения, ведь зимой в этих краях спиртовой столбик нередко опускается до отметки минус сорок градусов.
Выбравшись утром из занесенной снегом и обломками веток палатки, мы не признали окрестностей.
Мне не раз приходилось видеть ветровалы, но в свежем виде они ошеломляют. Местами деревья повалило сплошь. Уцелела только молодая поросль. Поверженные исполины лежали вповалку, крепко обнявшись зелеными лапами, стыдливо таясь за громадами вывороченной земли. Те, у которых корни выдержали бешеный напор, переломлены и истекают лучистой, как липовый мед, смолой.
Обрывки узловатых корней, здоровые, сочные кричали от боли, протестуя против столь нелепой и бессмысленной смерти. Невольно проникаешься уважением к тем крепышам, которые выстояли перед слепой стихией.
День между тем выдался погожий. Изголодавшиеся за время ненастья звери забегали в поисках пищи.
Тщательно осматривают свой участок и соболя - зверек никогда не пробежит мимо дупла, не обследовав его. Побывает на всех бугорках, заглянет под все валежины и завалы. Любит соболь пробегать по наклоненным и упавшим деревьям, особенно если то лежит поперек ключа или распадка. Часто, уходя под завалы, соболь невидимкой проходит под снегом десятки метров.
28
Душа радуется при виде этих замысловатых строчек. Необыкновенно интересное все же занятие - охота. Самое же большое удовольствие доставляет возможность проникнуть в глухие, укромные уголки, понаблюдать скрытую жизнь ее обитателей. Эта сторона охоты, пожалуй, и увлекла меня в первую очередь.
Хорошо помню то далекое февральское утро 1964 года, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Первое, что я увидел, открыв глаза, - новенькая, сверкающая одностволка "Иж-1" в руках улыбающихся родителей. С тех пор охота на долгое время стала моей главной страстью. И не беда, что не всегда удачен выстрел и возвращаешься без трофеев. Разве не стоит испытать холод, голод, усталость ради того незабываемого наслаждения, которое получаешь при виде первозданного уголка природы, дикого зверя на свободе, стаи птиц, взмывающих с тихой заводи в заоблачную высь?
Сегодня я шел в обход со сладостным предвкушением удачи, уверенный, что в одном из капканов в Маристом распадке меня обязательно дожидается соболёк. Все же как-никак четыре дня не проверял. Но отнюдь... В ловушках моя обычная добыча - мыши. И что обидно - некоторые "амбарчики" соболя вдоль и поперек истоптали, в лаз заглядывали, но приманку так и не тронули. Как же, станут они грызть мерзлое мясо, когда повсюду живая добыча шныряет. Один из них прямо на макушке домика оставил, словно в насмешку, выразительные знаки своего "презрения" к жалким подачкам охотника.
следующем домике сидела голубая сорока, обитающая в нашей стране только здесь - на юге Дальнего Востока. На ее счастье пружина была не тугая
не перебила лапку. Попалась она совсем недавно - даже снежный покров вокруг хатки не потревожен. Я разжал дужки и освободил птицу. Сорока, покачав головой в темной шапочке, взлетела на дерево. Расправила
взъерошенные перья и, довольно резко высказавшись в мой адрес, упорхнула по своим делам.
29
Тут же я впервые увидел колонка, привлеченного, по всей видимости, криком сороки. Его рыжевато-охристая шубка на белом фоне смотрелась весьма эффектно. Тельце длинное, гибкое, с круто изогнутой спиной. Колонок несколько мельче соболя, но кровожаден и злобен: сила в сочетании
проворством позволяет ему одолевать животных и птиц, которые значительно крупнее его.
Пока я снимал ружье, зверек юркнул в снег под кучу валежин и веток. Дожидаться его появления можно весь сезон: мышей в таких местах великое множество - до лета хватит.
От них и в нашем жилище нет спасения. Ничего съедобного нельзя оставить - сгрызут. Продукты держим на лабазе. Но они и туда наловчились взбираться. Перекрыли им путь облив стойки лабаза несколько раз водой.
Ночами в палатке довольно шумно от мышиных ватаг, носящихся по скатам палатки и спальным мешкам. Одна, самая нахальная, как-то даже забралась ко мне в спальник, прогулялась до ступней ног и бодренько назад по шее, мимо уха. Я прямо оцепенел от ужаса. Не столько страха от тигра натерпишься, как от мышей. Из палатки выйдешь - веером рассыпаются. Со всех окрестностей к ней набиты их тропы - на кормежку ходят. Жирные, лоснящиеся, ужасно наглые и любопытные.