Страница 6 из 17
В этом пентхаусе все было безумно дорогостоящим, начиная от банных полотенец из египетского хлопка до холстов известных художников. Но самым ценным приобретением репортера, была коллекция холодного оружия, обосновавшаяся на стене над камином.
Грегори платил безумные деньги за редкие экземпляры. В его арсенале были: римский гладиус, японский кайкэн, скифский акинак, персидская джамбия, тибетская кила, шотландский дирк и прочие раритетное оружие, которому следовало пылиться под стеклом музейных витрин, а не в квартире известного журналиста. Все предметы, представляющие собой невероятную историческую ценность, были либо куплены на аукционах у частных коллекционеров, либо незаконно добыты с мест археологических раскопок и завезены в США контрабандистами. Мистер Тейлор чувствовал свою уникальность, обладая собранием самого феноменального антиквариата в мире. Сегодня, ценитель роскоши приобрел еще один потрясающий предмет, которому суждено было пополнить его коллекцию.
Грегори вынул из внутреннего кармана пиджака сверток, доставленный ему британцем с территории Ирана. Он торопливо подошел к секретеру, открыл один из выдвижных ящиков и вытащил перочинный ножик. Аккуратно разрезав плотную ткань, он развернул предмет. В глазах журналиста заплясали огоньки восхищения. На его ладони лежал небольшой кинжал в кожаных ножнах, инкрустированных серебром. Грегори с нежностью провел по ним. Это оружие явно принадлежало женщине, которая умерла давным-давно, еще в те времена, когда шумеры населяли земли Месопотамии.
Журналист осторожно вынул кинжал из ножен и не смог сдержать возглас восхищения. Клинок был прекрасен: тонкое острое лезвие из металла цвета обсидиана с фиолетовым отливом мистически поблескивало в лучах искусственного света, рукоять была вырезана из цельного куска горного хрусталя, обвитого тонкой серебряной нитью, словно вросшей в прозрачный минерал. Но, самая поразительная вещь находилась внутри рукояти. Цветок! Маленький с белыми нежными лепестками, опыленными алым бисером. Бутон растения был раскрыт, и казалось, что если разбить хрусталь, то цветок будет так же свеж, словно его только сорвали с клумбы.
Репортер никогда раньше не видел такой красоты. Кинжал был действительно уникальной вещью и он, Грегори Тейлор, стал ее единственным обладателем!
– Потрясающе… Ты истинное произведение великого мастера! Пески сохранили тебя, не дав беспощадному времени, покрыть ржавчиной, заглушить сияние камня!
Репортер поднес клинок ближе к глазам. Ему на мгновение показалось, что он заметил изъян на лезвии, там, где темный металл сливался с рукоятью. Нет, это была ни царапина, ни ошибка кузнеца, кто-то намеренно оставил свой след на поверхности. Незнакомые символы были, словно роспись создателя, отметившего кинжал.
– Интригующе,– заинтересованно произнес Грегори, пытаясь предположить, что выгравировано на металле.
В Нью-Йорке было около трех ночи, и репортеру вряд ли бы удалось до кого-нибудь дозвониться, дабы получить ответ на его вопрос. Завтра. Завтра он узнает, что за письменность на клинке, и какое значение несет в себе слово.
В маленькой тесной полуподвальной каморке, с крошечным окошком под потолком, предусмотрительно запаянным металлической решеткой, царил полумрак. Три зажженные свечи стояли на низком дубовом столике у стены и отбрасывали длинные глубокие тени. В помещение из мебели присутствовал огромный шкаф с множеством выдвижных ящиков и объемный черный сейф с электронной панелью.
Перед столом, сидя на коленях, молился старик в белоснежном одеяние и в сером тюрбане. Он тихо бормотал слова на незнакомом языке, закрыв глаза. Лицо было изборождено глубокими морщинами, говоря о почтенном возрасте мужчины. Седые кустистые брови, аккуратно подстриженная борода, посеребренная годами, еле заметно шевелились, когда старик шептал.
Ариф ибн Навид Гафури разменял девятый десяток лет. За свою жизнь он повидал многое. Профессия археолога предоставила ему возможность объездить весь мир. Он был мастер своего дела и всегда присутствовал на самых известных раскопках. Он был хорошим дедом, оставившим свое любимое дело ради внука, который внезапно стал сиротой. Но Ариф был никудышным супругом, вечно пропадающим в разъездах.
Его жена почти в одиночку воспитала сына. И даже, когда она умерла от инсульта, археолог был на другом континенте в Греции: копался в древних останках, вычищал от земли черепки амфор, изучал античные предметы быта. Его не было рядом, когда сын и невестка разбились в автомобильной аварии, тогда Ариф был в экспедиции по Южной Америке. Осиротевший внук и Юшенг, старый друг, вынудили его осесть в Лос-Анджелесе, открыть небольшой магазинчик в Чайнатауне, через дорогу от мистера Линга.
Мистер Гафури, пожалуй, был одним из немногочисленных арабов, проживающих в этом азиатском районе. Но, здесь ему было спокойно и безопасно. Здесь старик не мог заниматься археологией, но удачно справлялся со своей главной задачей, которая была куда важнее тысячелетних скелетов египетских цариц и гробниц китайских императоров.
Ариф прекратил молиться и взял со стола письмо, которое получил сегодня днем. Послание пришло с Ирана. Текст был на персидском. Почерк размашистый, казалось, автор писал в спешке.
Старик нахмурил брови, положил листок обратно на стол и открыл толстую книгу в переплете из кожи буйвола. Это был не древний том из библиотеки или Этнографического музея, это было собрание папирусных свитков, исписанных цифрами и фразами на фарси. Бывший археолог тяжело вздохнул, взял со стола чернильную ручку и аккуратно внес еще одну запись – тысяча восемьсот восемьдесят три.
Захлопнув книгу, Ариф поднялся на ноги. Взял рукопись и послание и подошел к сейфу. Торопливо набрав код, он открыл массивную дверь. Внутри, металлический ящик был почти пуст, если не считать таинственного предмета, покрытого пурпурной бархатной тканью. Мистер Гафури положил том и письмо на полку, и, захлопнув дверь, вновь набрал шифр.
Задув две свечи из трех, он покинул каморку, заперев ее на замок.
3
Лос-Анджелес вновь радовал жителей города и его окрестностей теплой погодой. Ласковые лучи солнца расписали небосвод над океаном и голливудскими холмами нежными лазурными мазками с еле заметным ажуром белоснежных облаков. Затейливый ветерок ласкал листья стройных пальм, кружась в вышине, и не желая спускаться на землю, где горожане в такую рань торопливо украшали фасады домов, витрины магазинов и кафе Хэллоуинской атрибутикой: тыквами, искусственной паутиной, бутафорскими монстрами.
– Доброе, доброе утро Л.А!!! Как настроение? – ведущий поприветствовал жителей и гостей мегаполиса, звонким голосом из радиоприемников. – Уверен, что прекрасное! Взгляните за окно! Погода вновь решила побаловать нас аномально теплым воскресным деньком! Купаться в океане не рекомендую, вода по-прежнему холодная, а вот одеться полегче было бы весьма кстати.
Пляжи Венеции, Санта-Моники и Малибу еще пустовали, если не считать редких почитателей здорового образа жизни, которые совершали пробежки и собачников, выгуливающих своих питомцев. Даже серферов не было видно. Галдящие чайки все так же кружили над волнами и охотились на мелкую рыбешку.
– Надеюсь, дорогие слушатели, вы внемлите моему совету, но не рискнете примерить с утра ваш вечерний наряд. Да, да, я говорю о маскарадных костюмах для Хэллоуина! Осталось дождаться ночи, и тогда улицы Города Ангелов заполонят грациозные женщины-кошки, элегантные мужчины-вампиры, миленькие детки-призраки и прочая нечисть. С Днем Всех Святых, жители Лос-Анджелеса и его гости! А пока ночь не явилась в город, укрыв его мистическим обсидиановым плащом, расслабьтесь и ни о чем не волнуйтесь. Бобби МакФеррин поддержит меня свое композицией «Не беспокойся, будь счастлив».
Волны Тихого океана лениво накатывались на берег в такт мелодии, доносящейся из динамика фургона, стоящего рядом с огромным биллбордом, на котором рабочие этим ранним утром устанавливали новый рекламный щит. На баннере была изображена ослепительно улыбающаяся брюнетка в роскошном алом платье с бриллиантовым колье на шее. Надпись рядом с ней гласила: «Все – что пожелаешь!»