Искра

Рассмеялся Искра:

- Вот как? Жаль. Придётся мне тогда этот тордох целиком сжечь. Вместе с девчонками - и вместе с тобой. Так даже лучше выйдет - и следа не останется от тебя. Сгоришь, как тальниковый прут, а пепел я ногой разотру.

Заметалась Лихорадка: и страшно, и добычу бросить жалко - а Искра рванулся вперёд, отмахнулся от её рук и раскалённый нож в глаз твари воткнул. Вспыхнуло пламя, завизжала Лихорадка пронзительно: "Я до тебя доберусь! Кожу с тебя сдеру - и малицу сошью себе!" - и в ондигил выскочила.

Очнулся Искра - понял, что лежит на шкурах у входа в полог, с бубном в руках. Головой мотнул, на локтях приподнялся - тяжело. На девочек посмотрел: задышали они легче - смертное беспамятство в сон превратилось. Рядом Бисер сидит, ладони их нюхает, щёки гладит, на которых живые краски появились - и сама Бисер на измученную старуху уже не похожа. Румянец у сестёр на щеках и на лицо Бисер и в глаза её отсвет кинул, словно солнце.

Прислушался Искра: в метельном вое, вдалеке - еле-еле бубенцы звякают да кости стучат. Предки Чёрной Скалы обратно в Нижний мир подались - без внучек.

Чёрная Скала Искре руку подал:

- Поднимайся, шаман. Великий шаман. Рыбьей крови тебе дать?

Кивнул Искра - молча.

Протянул Чёрная Скала чашку:

- Прости, что из ружья целился в тебя. Горе мне глаза и уши залепило, ничего я не видел. Сейчас вижу. Скажи, сколько оленей нужно тебе? Сто? Двести? Куропатке ты хотел левую рукавицу отдать - отдай, возьмёт она. Возьмёт и под малицей носить будет, на груди. Не сомневайся, Искра. Я твоему деду названому, Тихой Птице, другом был - и тебе другом стану. Ничего не перепутаю и не забуду.

Глотнул Искра из чашки.

"Вот, значит, как, - подумал. - Богатый сильному другом стать готов. Видно, поверил Чёрная Скала в мою силу, да так, что я ему взрослым кажусь. Вот-вот водки предложит мне".

Бисер чайник над огнём повесила, свежей оленины положила в котёл, костный мозг мороженый достала да юколу жирную - для Искры, словно для важного гостя:

- Устал ты, Искра, пока со злой нежитью сражался - и медведи твои устали...

Только Искре не до угощения было - кусок в горло не шёл. Взял он кружку с чаем, чтобы хозяев не обидеть, но прежде, чем чай пить, ладонь надрезал и кровью капнул в огонь. И Чёрная Скала, и Бисер на это смотрели молча, замерли: боялись неловким словом или движением помешать шаману жертву творить.

А Искра лизнул ладонь и сказал тихо:

- Рано ещё радоваться. Не удушил я её.

Нахмурился Чёрная Скала:

- Не удушил? Почему не удушил? Напрасно.

Покачал Искра головой:

- Не напрасно. Брату она жаловаться станет - а значит, в тордох к нему отправится. Следы оставит. Вот куда я пойду - по следам. Здесь её душить - половину дела сделать. Туда я пойду, где у злой погани стойбище, где наши мёртвые предки их дохлых оленей пасут. Их тордох сожгу - чтобы забыли твари из Нижнего мира к нашему стойбищу дорогу.

- Какомэй! - поразился Чёрная Скала. - Никогда я не слыхал, чтобы шаман совершал такое! Что тебе нужно, чтобы дорога была легче? Скажи - дам я.

Искра только вздохнул. "Не забудь, - подумал, - что другом моим назвался - а то у богатых людей память короткая". А вслух сказал:

- Матери моей весточку передай - иначе тревожиться станет она. Скажи, на Песцовую реку я уехал. А мне позволь поспать у тебя до утра - уеду я, как только метель уляжется.

Покивал Чёрная Скала:

- Так и сделаю, шаман. А ты - то делай, что келе подскажут тебе.

***

Проснулся Искра - и не сразу понял, где он, что за девчонка ему варёной оленины принесла. Личико у девчонки осунулось, под глазами тени легли - но глаза блестят, на щеках ямочки, зубы, будто сахар, белые.

Кедровка, вот кто.

- Всё я помню, великий шаман, - сказала. - Помню, как келе из чёрных костей нас с сестрой задушить хотел. Как в тордохе темно было, словно под землёй, тени по стенам метались и огонь в очаге горел без света. И как ты пришёл, свет принёс, пальцы твари разжал на горле у меня.

Улыбнулся Искра:

- Легко ты говоришь, легко дышишь - рад я. Неужели улетела вместе со мной? Не видел я - на злую погань смотрел.

Хихикнула Кедровка:

- Я не такая большая, как ты. Если и летела рядом с тобой, то - как мошка рядом с Вороном. Где же тебе заметить меня!

Услышала это Куропатка - за косу Кедровку дёрнула и оттолкнула в сторону:

- Больше слушай, Искра, как сестра моя болтливая небылицы плетёт! В любое дело она лезет, досадно ей, завидует она, что у меня лицо белое, а на её лицо сажа осела! Младшая она, всю красоту духи мне отдали, ей ничего не осталось!

Выдернула Кедровка косу из кулака Куропатки, из тордоха выскочила. Правду Куропатка сказала: лицо у Кедровки и впрямь темнее. Но что Искре до того за дело!

Поднялся он, вышел из тордоха следом за Кедровкой, окликнул:

- Я - огонь, ты - дым. Вместе мы вверх поднимались. Знаю я, что ты впрямь улетала, знаю, что келе видела.

Обернулась Кедровка. Снежинки с небес летят, на её волосы садятся, на горячих щеках тают.

- Хорошо, - сказала. - Это хорошо, что веришь мне.

Высунулась из тордоха Куропатка:

- Замёрзнуть хочешь вместе с моей глупой сестрой, Искра?

Вздохнул Искра:

- Оленей покормить надо мне.

Рассмеялась Куропатка:

- Сами они прокормятся!

А Кедровка в лицо Искре взглянула:

- Впрямь непростые олени?

И не стал Искра её от себя гнать. Стояла Кедровка рядом, смотрела, как олени с медвежьими клыками горячую кровь с ладони Искры слизывали - а сумеречный медвежонок, тень в метели, снег глотал, на который капли крови упали.

- Вот они какие, келе... - сказала тихонько.

Усмехнулся Искра:

- Вот ты какая... шаманка.

Отвернулась Кедровка в сторону:

- Никакая я не шаманка. Твоими глазами вижу, твоими ушами слышу. Чую, какой жар от тебя идёт - и тепло мне.

- Маленькое вдохновение, - сказал Искра. - С самую малую мошку, а летает.

Вслух Кедровка не согласилась - но и спорить не стала.

В тордох они вернулись, когда сам Чёрная Скала огонь кормил - тюлений жир лил в него.

- Благодарю, - шептал, - тебя, общий отец, за то, что нам помог и сыну своему, - последнюю каплю из плошки вылил, к Искре повернулся. - Ты, Искра, - сказал весело, - любой моей дочери рукавицу дари. Хочешь - обе подари, дочери мои тебе другие рукавицы красным бисером вышьют.

Рассердилась Куропатка, а Кедровка смутилась. И богатый человек Чёрная Скала рассмеялся.

А Искра об этом ничего говорить не стал. От того, как Кедровка кончик косы прикусила, тепло стало ему - но говорить об этом не время и рукавицы дарить не время.

- Пурга унялась, - сказал Искра. - Пора ехать мне.

Не стал Чёрная Скала возражать. Бисер юколу и оленину варёную в мешок положила - в дорогу. Пошёл Искра запрягать своих оленей-келе - и снова за ним Кедровка выскочила.

- В тордох иди, - сказал Искра. - А то от холода ослабеешь, и Лихорадка снова тебя возьмёт.

- Я пойду, - сказала Кедровка. - А ты вернись. Я с тобой рядом летала, я думать о тебе стану. И - возьми с собой мою куклу, Искра. На удачу.

Улыбнулся Искра.

- И малицу с белыми куропатками надеть, чтобы с куклой играть веселее было?

Взглянула Кедровка сердито:

- У всякого свой тайныкут, Искра. У меня оружия нет, я тебе даю кусочек своей радости. Может, он тебе пригодится, когда одинокий путь будешь искать в темноте.

И куколку протянула - из тальниковых прутьев сплетённую, завёрнутую в пыжик, подпоясанную красной ниточкой. С ладонь ростом, не больше.

Взял Искра куклу. За пазуху сунул её, как шаманский амулет. Послушал, как Чёрная Скала с пастухом разговаривает, как пастуха просит к Круглому озеру весточку отнести - Ранней Заре сказать, что сын её к Песцовой реке подался. И хлестнул оленей.