Искра

Ступили олени на снежную пелену, вьюгой разглаженную. А на снегу следы горят - будто кто тлеющие угли разбросал. Дымятся следы - а снег не тает под дымом. Незримые эти следы; келе эти следы оставил.

Повернул Искра упряжку и поехал по дымным следам - искать место, где Срединный мир с Нижним сходится.

***

Ветер устал, лёг в засыпающие снега, отдохнул и снова поднялся, когда добрался Искра до скальной гряды, что Каменной Гривой зовётся. Привели его следы к узкому тёмному провалу между вековых глыб - и догадался Искра, что этот провал и есть ворота в Нижний мир, через которые злая нежить во плоти на землю выходит, чтобы людей пожирать.

Никто из людей живым под землю не спускается - только мёртвых под землю кладут, нельзя туда живым, не место там живым, никогда живые из-под земли не возвращались. Но Искра о том давнем запрете не разрешил себе думать. Стал провал рассматривать.

Провал невелик. Сильный воин с плечами, на которые можно оленя-трёхлетка взвалить, нипочём не пробрался бы в щель эту - но Искра до сильного воина ещё не дорос. Усмехнулся он про себя: шаманчик-мышонок сквозь мышиную нору в Нижний мир пробраться хочет! - и свистнул медведям, чтоб из оленей вышли они. Придётся Искре нарту свою у провала оставить - но медведей он с собой взять решил: помощь деда, шаманская сила, есть, кому спину прикрыть, когда дойдёт до драки.

Вышли медведи из оленей - и легли олени в изнеможении. Взял Искра с собой нож и бубен - к провалу пошёл.

Медведи в чёрную трещину пургой ворвались - только загудело в камнях. Медвежонок, маленький келе, верный товарищ - струйкой позёмки проскользнул. А Искра еле пробрался, клочья парки на камнях оставил - но пробрался всё-таки.

И оказался в мире мрака, что был ему знаком по шаманским полётам.

Каменный чертог вокруг, ущелье подземное. Огляделся Искра - и узнал это место.

- Вот, - шепнул. - Это здесь безглазые совы путь стерегут. Лёгкая душа мимо них сквознячком пролетала - а как же мне во плоти пройти? Услышат они шаги живого человека - а живым сюда нет пути.

Медвежонок забеспокоился, за рукав потянул Искру - мол, не годится живому в мир келе соваться, а с такой сильной и злобной нежитью, как совы эти, слепые стражи, и медведям справиться тяжело. Заглянул медвежонок Искре в лицо: вернёмся?

Искра только головой мотнул:

- Нельзя мне. А путь мы только начали.

И тут что-то за пазухой словно кольнуло слегка. То ли маленький коготок, то ли сломанный прутик. Сунул Искра руку под парку - и вытащил куклу.

А кукла вдруг встряхнулась, как живой птенец, и сказала тихонько - тоненьким голоском:

- Мать моя и создательница, Кедровка, к груди меня прижимала и тебя хранить велела - я тебе помогу, Искра.

Посмотрел Искра на куклу: обычная кукла, таких девочки себе десятками делают. Головка - колечко, из тальника скрученное, вместо волос - пучок меха, прутики-ручки, прутики-ножки. Как такая помочь может?

- Глаз у тебя, - улыбнулся, - нет, чтобы видеть, ушей нет, чтобы слышать, рта, чтобы говорить. Не пойму я, как ты говоришь со мной - и как с безглазыми совами собираешься совладать, не понимаю.

Хихикнула кукла тоненько - голосом Кедровки.

- Ты меня душой слышишь. У тебя душа есть, чтобы чувствовать, а у Кедровки - живое тепло, да и голос свой она дала мне. Не сомневайся, Искра, поставь меня на землю и иди вперёд.

Усмехнулся Искра, прутики-ножки в мёрзлый песок воткнул. Вперёд пошёл, к той лестнице, которая в глубины мрака ведёт - и кукла за ним на ножках-прутиках побежала, как птенец. Удивились келе-медведи, проводили её взглядами - но пропустили.

Сделал Искра ещё несколько вдоль ущелья - и вдруг хлестнул чёрный вихрь. В тёмной высоте слепые совы проснулись, железные крылья расправили, железными клювами защёлкали:

- Никогда тут шагов человека не слышали - и вот, человек идёт! Живой в Нижний мир спустился! Горячая кровь, свежее мясо! Давно уже не было совам такого угощения!

Замер Искра на миг - и тут кукла выскочила вперёд, побежала вглубь ущелья, а сама хохочет и голосом Кедровки кричит:

- Да-да, вот она - я! Только вам меня не поймать, безрукие, не увидеть, безглазые! Живая девочка из Срединного мира из вас похлёбку сварит, ваши перья в очаге сожжёт!

От такой дерзости разъярились безглазые совы, слетели со скал вниз - человека искать. Воздух от ударов железных крыльев застонал. Щёлкают совы клювами, когти железные растопырили - да только маленькую куклу поймать не могут, промахиваются. А она в щели между камнями прячется - и кричит оттуда насмешливо:

- Эх вы, слепые крачки! Даже в суп - и то не годитесь!

Сшиблись две совы в полёте - железные перья полетели, как стрелы, камни от их ударов закричали. А кукле - хоть бы что.

- Глупые, - кричит, - птицы! Келе с живым человеком перепутали! Духа, будто живое тело, ловите! Крови захотели - да только и капли воды не получите!

Поняли совы, что обманулись - или кукла обманула их; взлетели к самому своду с воплями, злыми и горестными. А Искра тем временем ущелье миновал - пока совы куклу ловили, о нём забыли и думать.

Пробежал он каменную лестницу, не помня себя; очнулся на сером снегу. Медведи рядом - словно тяжёлые тени, медвежонок - словно струйка позёмки. Живым глазам непривычно Нижний мир видеть - да и обитатели сумрака его не ждали, попрятались.

Нагнулся Искра, поднял пригоршню серого снега - а снег этот в горячей ладони не тает: то ли снег, то ли пепел давно остывший. Сверху - пещерный свод навис, словно могильная насыпь, тяжёлый воздух мертвечиной пахнет. И понял Искра: кончились шаманские игры.

Если он отсюда выйти не сможет - тут ему и конец. А из Нижнего мира никто живым не возвращался. И страх сердце Искры сковал, как смертный холод.

Но тут почувствовал он, как кто-то крохотный за штанину его дёргает. Вздрогнул, посмотрел - и увидел куклу Кедровки. И разжался ужас, как ледяные когти.

- Нашлась ты, - улыбнулся Искра. - А я испугался, что потерял тебя. Что, думаю, теперь Кедровке сказать? Разиня, подарок не уберёг... смеяться бы стала она.

Хихикнула кукла.

- Ничего, вместе пойдём, Искра.

Поднял её Искра, сунул за пазуху - а сам думает: куда же идти? Прямо на берег Песцовой реки? На шаманскую силу положиться? На удачу? Спросить бы совета - да медведи молчат.

Вдохнул Искра мёртвый воздух, стукнул кончиками пальцев в холодную кожу бубна, запел:

- Вот, к тебе пришёл я, ешь моё мясо, пей кровь - но ответь, как мне справиться со злой бедой - навсегда?

Подземные своды на звон бубна отозвались - глухим грохотом, на шаманскую песню - шёпотами и смешками. Почувствовал бы Искра себя совсем одиноким - живой букашкой в мёртвой бездне - если бы медвежонок-метель к ноге не жался, а кукла - к груди не льнула бы.

Но с ними, холодными, было живое тепло - и пропел Искра:

- Дед мой, Тихая Птица - со мной. Подруга моя, Кедровка - со мной. Все твои дети моим голосом просят тебя.

Рванул чёрный вихрь, да так, что серый снег поднял позёмкой. От ледяного ветра в лицо у Искры слёзы брызнули - но на душу покой сошёл: Ворон летел.

До входа в ущелье долетел и сел на каменный выступ совсем рядом - громада крылатого мрака. Покосился на Искру мерцающим глазом:

- Пришёл, значит?

- Пришёл, - сказал Искра. - Вот я. Всё дам, что захочешь взять. Но скажи, можно ли злобную нежить навсегда отвадить от стойбища моих родичей?

Ворон голову склонил набок - насмешливо:

- Навсегда - нет. Надолго - да. Ты же - огонь. Огонь многое одолевает. Если дойдёшь. Если посмеешь. Если сумеешь вернуться.

- Ты не поможешь мне? - спросил Искра - без особой надежды. И так получил немало.

- Нет, - ответил Ворон. - У каждого - своё дело.

- Что мне дать тебе? - спросил Искра.

- Храни моих детей, - сказал Ворон и взлетел.