Страница 4 из 27
Потом мы поругались с заморином, поплыли домой. На прощание разгромили туземный флот, взяли в плен пару судов у зеленого острова с голыми женщинами. Счастливая судьба задула в паруса. И тут «Сан-Рафаэль» сел на мель, проломил обшивку днища. Команда пыталась освободить трюм, снять корабль с мелководья, заделать пробоину. Волны били в борта, раскачивали каравеллу на распоротом брюхе, отчего доски сломались, развалился остов. У побережья Африки нас вновь настигли штормы. От шквальных ветров на «Сан-Габриэле» сломались мачты, снасти улетели в море, в чреве корабля появилась вода. Судно дотянуло до гавани Зеленого Мыса и застряло в порту с частью команды.
В сентябре 1499 года после двухлетних скитаний «Берриу» вернулся на родину. Две трети бродяг погибли в море, затерялись на чужом берегу. Адмирала чествовали как королевского родственника. Еще бы, он открыл путь к пряностям! Нам дали много золота, никого не обидели. Деньги быстро исчезли, моряки ушли в океан, а я сижу на земле, – грустно закончил старик. – Боль в суставах и пояснице приковала к дому, зубы выпали в Индии. За ночлег и еду развлекаю матросов, – он кивнул на пьяную компанию, – вспоминаю о китах, одноглазых великанах. Людям нравятся сказки больше правдивых историй. На кораблях они встречали вещи страшнее.
Глава III
Письмо к другу
Капитан подарил старику пару мораведи, вышел на улицу Осеннее солнце золотистым блеском ослепило глаза. Ветер с гавани принес знакомые запахи, крики работников. Магеллана потянуло туда, где на коротких мелких волнах покачивались парусники, пахло дегтем, смолеными бочками, где цветастыми драконами извивались на мачтах длинные флаги, указывавшие силу и направление ветра, где всегда шумно и многолюдно. Придерживая меч правой рукой – после ранения он носил его с этой стороны, чтобы ножны не ударяли по искалеченному нерву, – а левой опершись на Энрике, Фернандо спустился на пристань.
Вдоль деревянного причала, сколоченного из толстых дубовых плах, настеленных на вбитые в дно залива еловые бревна, стояли на привязи мелкие суда, рыбачьи баркасы, шлюпки с каравелл и галионов. Поодаль на тугих пеньковых канатах, как павлины на шелковых шнурках, притихли корабли. Между ними и берегом шныряли лодки. Они выгружали на пристани тюки с пряностями, плетеные корзины с фруктами, кокосовые орехи, перламутровые раковины, кованые сундуки с искристым жемчугом, аккуратно распиленные бруски черного и красного дерева, восточную булатную сталь, модные немецкие рифленые доспехи из Нюрнберга и Аугсбурга, венецианское молочное стекло, римский хрусталь, византийскую майолику, французские ковры, персидские ткани, пушистых турецких котов в деревянных клетках, английских собак с кожаными шапками на мордах и массу других диковинок. Праздные зеваки собирались на берегу поглазеть на заморские товары.
Представители торговых домов заключали на пристани сделки, шумно торговались, размахивали руками, клялись, призывали в свидетели покровителей дельцов – святого Георгия с языческим Меркурием, – считали деньги, проверяли на зуб. Под навесами расположились квадратные резные столики менял, с десятками потаенных ящиков. Здесь взвешивались и разменивались любые монеты, скупались краденые драгоценности, предоставлялись ссуды для покрытия расходов. Крупные капиталы хранились в конторах-лавчонках за немецкими и швейцарскими замками. Полученные деньги полагалось вернуть в двойном размере. На них снаряжались суда и флотилии. Подписывая телячий пергамент или толстую китайскую бумагу капитаны ставили на карту собственную жизнь.
Гремело железо, скрипели повозки, хлопали на ветру поднимавшиеся паруса. Лотошники разносили жареную рыбу, душистый ароматный хлеб, дешевое вино. Шуршали ленты в коробках, жаром горели поддельные украшения. Бродячие монахи звенели в колокольчики, трясли жестяными кружками, выпрашивали пожертвования на восстановление храмов, приюты бездомных, богоугодные дела, способствующее переселению душ грешников в райские кущи, похожие на сказочные индийские леса. Торговали иконами, крестами, восковыми свечами, пахнущими краской молитвенниками, пучками травы с Голгофы, флакончиками со слезами святой Екатерины или иорданской воды, в которой Иоанн Предтеча крестил Иисуса, – все целебное, чудотворное, разрешенное Церковью. Если сеньор сомневается в святости товара, у аптекаря в глиняных и фаянсовых баночках есть изгоняющие простуду мази, приготовленные на собачьем и медвежьем сале в далекой Норвегии, или настоянный на травах эликсир молодости для натирания женского тела и принятия внутрь. В стороне лежит особый порошок, помощник любовному недугу, после которого молодуха забывает о седой голове старика, хотя тут лучше помогают деньги.
На пристани можно сбежать с корабля, наняться на другое судно, сулящее больше выгод, отплывающее на юг, а не в заснеженные страны. В расположенных вдоль гавани лавках и складах есть все, что пожелает душа моряка: от тупорылых башмаков, сменивших узкую французскую обувь, до крепчайших толедских ножей с травленными кислотой узорами, с голыми грудастыми нимфами и сиренами. Здесь можно заказать костюм, и через два дня он будет готов, с прорезной курткой и такими же штанами, еще год назад не известными в Португалии. Починить латы, заменить потертые ремешки, вырезать полученный герб за открытие земель, истребление арабов в Африке, уничтожение пиратского флота или просто за переданные в дар королю сокровища. Здесь можно поставить пушки на рыбачий баркас, ведь он ничем не отличается от кораблей Колумба, отправиться в тропики за слоновой костью. Каждый день десятки судов с новыми завоевателями, торговцами, миссионерами отплывают в неведомые дали.
– Посторонитесь, сеньор! – закричал возница с высокой телеги, размахивая кнутом над спиной коренастой лошади. – Этих красавиц ждут на «Святом Иакове», – кивнул он на прикрученные веревками к брускам-подставам бронзовые шестифунтовые пушки.
Заскрежетали обитые железом колеса, повернулись толстые спицы – повозка тяжело въехала на дубовую пристань.
– Рафаэль, продай парочку! – попросили с облепленного рыбьей шелухой баркаса. – Взамен привезем чернокожих девок!
– Зачем ему негра? – усмехнулся парень. – У него жена страшнее дьявола. Народит нехристей – сам почернеет.
– Купите обезьянку— предложил Магеллану загорелый моряк в красной куртке с зелеными рукавами, синих потертых штанах. – Она кланяется, ест ложкой, строит гримасы, ругается с собаками, показывает султана, когда паши просят деньги.
Он опустил на землю рыжую тварь в черной испанской болеро и цветастых шароварах. Она оскалила зубы, сморщила свирепую рожицу, запрыгала на месте, зашлепала по заду лапой. Толпа захохотала.
– Обезьянка умеет искать золото в южных странах и фрукты, – не унимался торговец. – На островах она послужит вам лучше собаки.
Фернандо не слушал парня. Придерживая болтавшийся у пояса на серебряной цепочке расшитый замшевый кошелек, чтобы не исчез в суматохе, он шел на край мола, где высились мачты двухпалубного галиона.
Визжали в клетках свиньи, кудахтали куры, кричали гуси и утки, аппетитно чернели копченые колбасы с окороками, булькало в бочках вино, стучали молотки и топоры. Ругались на палубах матросы, с помощью канатов и реев опускавшие провиант в трюм. Женщины с пирса дразнили мужчин, выставляли напоказ прелести: задирали юбки и поправляли подвязки на чулках, нагибались к волне, чтобы натертые мускусной водой евины яблоки вываливались из корсажей. Ах, какая красота в десяти шагах! Да надо работать, спешить, иначе крупный косяк рыбы достанется французам, солнце скроется за тучами, буря запрет гавань, и не успеешь до штормов зайти на Канарские острова, спуститься к тропикам. Все торопятся: одни – продать, другие – купить, третьи – выгрузить и загрузить скоропортящиеся продукты, четвертые – послать привет друзьям.