Шёпот

Не могла определить скоро ли рассвет. Но когда стало совсем невмоготу от холода и усталости, небо над лесом, что теперь был по правую руку, стало светлее. Чуть не заплакала от радости. Видя, как ночная темнота сменяется утренней мглой, а та, вспоротая еще невидимыми лучами, светлеет все быстрее, теряя густоту и серость.

Следов тех, кто чуть не сожрал меня ночью, естественно, не обнаружилось. Болото исправно хранило свои тайны. Я встала на ноги, разминая затекшее тело. Ежась в сырой одежде, всмотрелась в горизонт. Утренняя сырость немного искажала увиденное, но лес действительно был далеко. От одной только мысли, что придется столько пройти по этому гиблому месту, я безнадежно ссутулилась. Но другого выхода все равно не было.

Вот бы раздобыть длинную палку для опоры, но ничего подходящего поблизости не наблюдалась. Взгляд остановился на березе. Но она вроде как помогала мне ночью и была такой трогательной в своей хилости, что рука не поднялась сломать хрупкое деревце. Завязала косы узлом, чтоб не мешали. Вдохнув, будто прыгала в омут – что не так уж и далеко от истины – я начала свой путь. Босые ноги скользили по мшистым кочкам. Я обливалась потом от напряжения и страха, но старалась не торопиться, с удвоенной осторожностью проверяла место, куда собиралась наступать.

Порой встречались небольшие полянки, поросшие сочной травой, цветами, а кое–где даже ягодами. Но в мозг четко впечаталось недоверие, и я сторонилась таких участков. Пару раз слышала тихий смех и оступалась, но к счастью, неглубоко. Помня предыдущий опыт, расчетливо, по сантиметрам вытаскивала себя из трясины. Упрямо не поднимала глаз на маячивший вдалеке берег, боясь увидеть, что он не стал ближе и разочароваться. Только под ноги, на бурую вонючую жижу, только на эти проклятые кочки.

Вытирала едкий пот со лба и злилась на саму ситуацию, на судьбу, что не предоставляет право выбора, и я, как слепой котенок, тыкаюсь в то, что мне подсовывают. Злилась на себя, что такая слабая, задыхаюсь, хриплю и дико хочу пить. Но вместе с тем, я удивлялась сегодняшней ночи, даже не пытаясь анализировать ее, просто вспомнила, что испытывала животный страх перед болотными тварями. А еще боялась … себя.

Уже в сумерках, путаясь ногами в болотной тине и камышах, меся пятками грязь, я выскреблась на твердую землю. Сердце колотилась у горла, от нагрузки дыхание стало сиплым, натужным, и его явно не хватало. Метрах в пятнадцати начинался редкий подлесок. Очень хотелось упасть и сдохнуть здесь же, но близость болота пугала и гнала дальше. Шатаясь от усталости и еле волоча ноги, поплелась в сторону невысоких сосенок. Садящееся за спиной солнце отбрасывало на землю мою тень, и я в тупом равнодушии рассматривала свой новый силуэт. Почувствовала вдруг, как темнеет в глазах, попыталась продышаться, мотнула головой, но ноги подкосились и, рухнув на колени, я кулем свалилась в траву.

Глава 6

Все тело ныло. Раскалывалось, разламывалось, трещало в костях, по швам, рассыпалось. Как же мне нехорошо. Пить. Наверное, сказала это вслух. Потому что голову приподняли, и в высушенные губы полилось что-то теплое и горьковатое. Не смогла проглотить. Почувствовала, как жидкость течет из уголков губ, стекает на шею. Разлепила тяжелые веки. Все плавает, кружится. Белый потолок, выкрашенные в солнечный цвет стены… Не–е–ет…

Кажется. Отключилась, потому что в следующий раз был вечер. Хрупкая девушка в белом халате стягивала жгутом мою руку. Запахло спиртом. Видя, что я открыла глаза, она улыбнулась.

–Вот и славно. – Сделала укол. – Поспите еще немного. Вам нужно отдыхать.

Отдыхать?! Хотелось реветь, а не отдыхать. Я застонала от осознания места, в котором нахожусь… снова. Да что же это такое? Накатила усталость и тоска такая, что завыть в голос, было бы меньшим ее проявлением. Мозг конвульсировал в непонимании происходящего: только что там – а где там? – а сейчас уже снова здесь!

–Я не должна быть тут. Не должна… – Голос слабый, хриплый, будто и не мой вовсе.

Но девушка уже вышла из палаты и не слышала моего бормотания. Попыталась встать. Не смогла. Руки намертво привязаны к кровати. Усмехнулась горько и, кажется, снова вырубилась.

Меня лихорадило. В рот опять полилось что-то горькое и терпкое. Жидкость пахла медом, бузиной, липовым цветом и еще чем-то знакомым: вроде полынью. Чувствовала, что вся вспотела. Хотелось прохлады. Но ее не было -только нестерпимый жар изнутри. Так душно… Отвернулась от питья, но голову повернули настойчиво, почти грубо, чтобы допила. Закашлялась.

Открываю глаза, а надо мной дощатый потолок, сквозь щели в нем торчит сено. Хочу разглядеть еще что-нибудь, но маленькая сухая старушка, сидящая рядом со мной, снова подсовывает плошку с питьем.

–Пей! – Голос тихий и будто не старческий даже.

Где ж это я? Ведь только что была там. Мотнула головой, отгоняя наваждение. Но женщина, видимо неправильно расценив мои порыв, с силой разжала мне челюсти и влила жидкость в рот.

–Нужно пить.

Допила, еще больше взмокнув от усталости. Старушка отошла от моего ложа и, присев на низкую скамеечку у очага, кинула в него несколько больших пучков травы. Огонь жадно облизал подаяние и с треском стал пожирать его. От очага тонкой сизой струйкой потянулся дым и, закручиваясь изящными кольцами, стал расплываться под потолком, наполняя избушку запахами мать–и–мачехи и солодки. Если дышать этим дымом, то грудные болезни быстро проходят. Он вытягивает затяжной кашель, прочищает бронхи… Откуда знаю?!

Зажмурилась. Стало жалко себя. Такое чувство, будто кто-то специально подстроил этот дикий по своей нелепости розыгрыш и теперь хохочет, глядя со стороны на мои мучения. Вопрос сейчас в том, когда закончится все это: тут–там, болезненное ощущение беспомощности и неполноценности?

Открыла слезящиеся глаза. Обвела взглядом избушку, рассматривая в сполохах огня незатейливую обстановку маленького жилища. Бревенчатые стены, земляной пол, у дальней стены очаг, обложенный небольшими камнями. Стол, пара низких скамеек, широкая лавка, сундук. Над ним две большие полки, на которых громоздятся ступки, кувшины, плошки. Под потолком в несколько рядов развешены пучки трав, высушенных цветов, веточки, коренья, холщовые мешочки, пухлые от содержимого. Маленькое оконце затянуто чем-то желтоватым и почти непрозрачным. Дверной проем низкий.

–Все осмотрела?

Я вздрогнула от раздавшегося голоса, потому что на какой-то миг забыла, что не одна. Старушка все также сидела у очага. Длинная льняная рубаха, расшитая красным по подолу подпоясана широким узорным поясом с кистями. Меховая жилетка, очелье на покрытой серой тканью голове. Женщина сложила морщинистые руки на коленях и задумчиво смотрела в огонь, будто и не она только что задала вопрос.

–Бабушка, вы кто?

Нелепо? Да. Но на большее мой, казалось, распухший и еле ворочавшийся язык, был неспособен.

–А ты кто будешь? – Не отвечая, глянула на меня старуха.

Что я могла сказать ей? Простой вопрос, но мне не под силу ответить на него.

–Не знаю.

–Разве? – Женщина посмотрела долго, пристально. И от взгляда этого мурашки побежали по телу, вмиг охладив разгоряченную температурой кожу.

–Впрочем, немудрено. – Вздохнула, устало отведя глаза. – Так намаяться. Можно и впрямь блаженной стать.

Я непонимающе уставилась на нее, а старушка поднялась, кряхтя, расшевелила угли. Налила в небольшой котелок воды и поставила его на огонь.

–Позапрошлой ночью на болоте неспокойно было. А сегодня утром я нашла тебя в сосоннике возле топи. Стало быть, ты была там. – Не спрашивала – утверждала. Не дожидаясь моей реакции, продолжила. – Все окрест знают, что места здесь гиблые. Никто по доброй воле не сунется на Черные болота, ибо выхода оттуда нет ни человеку, ни зверю. Как оказалась то там, девица?

–Не знаю. – Дышать было тяжело, и слова давались с трудом. –Помню только, как открыла глаза, а вокруг болото. Переночевала на островке, а днем до твердой земли добралась.