Теория мироустройства

Зрительный контакт ёкая и человека длился не более мгновения, показавшегося Чиюри вечностью, а затем Юкари отвернулась и проговорила:

— Надеюсь, ты поняла, что я пыталась донести до тебя в нашем разговоре?

Чиюри вздрогнула, слегка растерявшись, а затем, спохватившись, торопливо уточнила:

— Вы про то, что ни в коем случае нельзя запускать сюда учёных?

— Я про то, что ни в коем случае нельзя запускать сюда людей из Внешнего мира по своему желанию, — ответила Юкари. — Делайте с профессором Окадзаки что хотите, но не смейте смешивать Генсокё с Внешним миром. Это было последнее предупреждение. Посыл понятен? — осведомилась Юкари, вновь обернувшись через плечо.

Чиюри в лёгкой растерянности моргнула. “Неужели она позволяет нам продолжать исследования, если мы не станем делать открытый проход между Генсокё и Внешним миром?.. — удивлённо спросила себя Чиюри. Затем она мотнула головой и в ещё большем шоке подумала: — Нет, что сейчас важнее: она собирается меня просто так отпустить?..” Чиюри неуверенно взглянула Юкари в лицо: в фиолетовых глазах не читалось кровожадных намерений, что не могло не радовать. Всё ещё не веря своему счастью, Чиюри, уже мысленно готовившаяся умирать, осторожно кивнула и поинтересовалась:

— Значит, если мы не будем запускать толпы людей из Внешнего мира, я могу сейчас идти?

Юкари медленно кивнула.

— Ты всё правильно поняла, — подтвердила она. — Не смейте запускать сюда Внешний мир. А если вы вдруг устроите инцидент чисто внутри Генсокё — ничего страшного, Рэйму разберётся. — Юкари не сдержала усмешки. Затем она махнула рукой и, отворачиваясь, бросила: — А теперь можешь идти, ты свободна. Сегодня я не в настроении тебя есть.

Чиюри недоверчиво взглянула на неё, а затем медленно, неуверенно кивнула и поспешила прочь от этого места. “Слава богам, обошлось!” — в огромном облегчении подумала она.

Юкари ещё некоторое время стояла посреди лужайки, погружённая в раздумья. Ран приблизилась к госпоже и тихо встала подле неё, ожидая указаний. Пару минут спустя ёкай границ тяжело вздохнула и произнесла:

— Эх, неблагодарное это дело — вмешивать в свои планы людей! Лучше бы просто рассказала ей, что тот мальчик решил обменять свою человеческую жизнь на покой своего мира — в её состоянии для неё бы и это стало достаточно сильным ударом… Что ж, что есть, то есть. — Юкари вновь вздохнула, а затем с лёгкой улыбкой повернулась к своей шикигами и проговорила: — Пойдём домой, Ран. Я расскажу о конференции поподробнее. И да, не забудь достать бутылочку хорошего саке! — строгим тоном добавила она, в то время как в её глазах плясали лукавые огоньки.

Ран также вздохнула, а затем тепло улыбнулась госпоже и ответила:

— Как скажете, Юкари-сама.

Комментарий к Глава Тринадцатая. Граница между сном и реальностью

Йей, я вернулась спустя более чем два месяца с продой “Теории”! ~

Краткое содержание главы: “долгий серьёзный разговор” (тм), истина, откровения, истерики, немножко кровавый флэшбек, какие-то подробности о государственных услугах будущего и отсылки, понятные полутора землекопам (а кое-где и вообще никому, потому что я ещё никуда не выложила фик про персонажей, азаза). Good!

И да, можете готовить гнилые помидоры, которые будете кидать в автора за штампы. ( ͡° ͜ʖ ͡°)

========== Глава Четырнадцатая. Будущее кресла-каталки в космосе ==========

Шум дождя за окном. Капли часто-часто барабанят по стеклу. Тучи полностью закрыли солнце, а оно слишком слабое, чтобы как-то этому сопротивляться, чтобы пытаться пробиться сквозь эту завесу. Впрочем, в помещении даже светлее, чем при дневном свете — лампы под потолком разливают своё белое сияние во все, даже самые укромные уголки. Можно разглядеть каждую деталь: холодные бело-голубоватые стены, серый пол, белый потолок; кровать у одной из стен, окружённую мерно, едва слышно гудящими аппаратами — звук их работы настолько тих, что приходится напрягать слух, чтобы его услышать, — и стул возле неё; лепестки свежих ярко-голубых гортензий, стоящих в стеклянной вазе на прикроватной тумбочке. Всё это прекрасно различимо в искусственном освещении ламп до мельчайших подробностей — до каждой складки на постельном белье, до каждой жилки на цветах.

В больничной палате находились две девушки. Одна лежала в постели с разметавшимися по подушкам каштановыми волосами, погружённая в глубокий сон, словно спящая красавица. Именно её жизнь поддерживала вся эта окружающая кровать аппаратура: тонкие проводки тянулись к её телу, как вены и артерии к сердцу, и подпитывали всем необходимым до тех пор, пока она не раскроет глаза. Однако её веки всё никак не трепетали, а из-под ресниц не желали показываться темные огоньки, всегда полные жажды знаний.

Это продолжалось уже полтора года.

Другая девушка сидела на стуле рядом, сложив руки на коленях и прикрыв глаза. Она будто боялась их открывать, боялась видеть свою спящую красавицу в таком состоянии… но это было не совсем так. На самом деле бледная, едва ли не прозрачная блондинка устала видеть свою дорогую подругу такой… безжизненной. Однако, несмотря на это, она всё равно каждый день упрямо приходила сюда.

Губы блондинки едва заметно шевелились. По палате разливалось тихое, немногим громче гудения аппаратуры, пение.

— В полусне, я исчезла в пустынном поле осенью, в день нашего расследования.

Голос достигает моего сердца, погружая меня в сумерки…

***

Сначала было давящее чувство, словно сверху накрыло бетонной плитой. Однако спустя пару мгновений оно потихоньку начало ослабевать, пусть и не отступило полностью. Исао подумалось, что его скелет резко потяжелел на пару десятков килограммов; по крайней мере, это бы объяснило, почему он чувствовал себя так, словно его же внутренности пригвождают его к поверхности — впрочем, даже довольно мягкой. Рёбра неприятно давили на грудную клетку, а конечности словно налились свинцом, лишив его возможности двигаться.

А затем, когда самосознание начало возвращаться, Исао попытался открыть глаза. Это простое действие оказалось как никогда сложно выполнить: веки будто склеились, а ресницы — срослись, что всячески препятствовало процессу. Однако в конце концов Исао всё-таки кое-как удалось разлепить глаза, о чём он тут же едва не пожалел. В них будто насыпали песок, и они ужасно заслезились от ослепительно-яркого света.

На секунду Исао зажмурился, чтобы затем повторить попытку вновь. Стало ненамного лучше, но он был полон решимости увидеть окружающий его мир и убедиться. Убедиться, что Якумо Юкари не обманула его и вернула куда надо. “Она могла сыграть какой-нибудь подлый трюк, учитывая, что она рассказывала…” — подумал Исао, и мысль отозвалась давлением на лоб и барабанные перепонки.

Мир перед глазами долгое время упорно не желал собираться в осмысленную картинку — он больше напоминал очень размытое изображение, которое, к тому же, слегка подрагивало. Однако постепенно, словно нехотя, это изображение всё-таки начало приобретать чёткость, и в какой-то момент Исао различил в двух белых вытянутых вертикальных пятнах с обеих сторон людей. “Видимо, персонал больницы…” — подумал он. И действительно, в какой-то момент он начал слышать, что они что-то определённо говорят, сначала — как сквозь толщу воды, но постепенно всё отчётливее. Наконец его ухо уловило вопрос:

— Акамива-сан, вы слышите нас?

“Да, слышу”, — хотел было ответить Исао, но обнаружил, что собственные губы его не слушаются: вместо того, чтобы разомкнуться и выпустить звук из горла, они слиплись и как будто даже совершенно высохли. Тогда он решил оповестить врача слабым кивком. Об этом ему пришлось тут же пожалеть: из-за вымученного движения Исао почувствовал, как тупая боль перетекает из лба в затылок, а к горлу подкатывает тошнота.

Исао невольно зажмурился и поморщился от боли (из-за чего ему стало ещё больнее), а затем вновь открыл глаза и увидел перед собой какое-то скукожившееся от улыбки лицо врача.

Постепенно осознание ситуации пришло к Исао. Он понял, что находится в больничной палате, а мужчина справа от его кровати — ответственный за него врач. Слева же стояла медсестра, как он в итоге сумел разглядеть, когда зрение вернулось в норму. Судя по всему, она была помощницей доктора. В следующие несколько минут, пока Исао приходил в себя, врач и медсестра объясняли ему сложившуюся ситуацию. Как он и предполагал, авария сильно потрепала его: многие кости сломались от удара, а внутренние органы получили серьёзные повреждения. Почему-то Исао особенно отметил новость о том, что у него было сотрясение мозга: она вызвала у него мысль, что вся история с Генсокё — очень жестокий сон. “Хотя… даже если это просто сон, в нём всё равно были очень даже дельные моменты…” — подумал Исао, рассеянно слушая слова медсестры про то, что больница уже связалась с его семьёй.