Страница 34 из 63
— Никто не докажет.
— Когда вы объясняли свою теорию…
— Вот уж не думаю, что такой человек, как вы, способен ее понять! Назойливый святоша, подобное вам не по зубам!
Сидни находился далеко от двери и соображал, как выбраться из комнаты, когда она внезапно отворилась. Прозвучал свисток, и порог переступил инспектор Китинг с двумя сопровождающими его полицейскими.
— Как вы смеете? — закричал математик, но его тут же повалили на пол. — У вас нет прав вмешиваться в дела колледжа! — Тодда быстро обезоружили и надели на него наручники. — Вас сюда не вызывали!
Инспектор Китинг не обратил на его протесты ни малейшего внимания.
— Профессор Эдвард Тодд, вы арестованы за убийство доктора Адама Кейда и за покушение на убийство профессора Орландо Ричардса и каноника Сидни Чемберса. Вы имеете право хранить молчание, но предупреждаю, что все вами сказанное…
Хильдегарда узнала о ночных событиях не от Сидни, а от директора колледжа Тела Господнего, который лично пришел в дом Кроуфордов извиниться перед электриком и предложить вернуться на работу.
— Должен сказать, что для меня это большое облегчение, — произнес Чарли. — Я тоже дорожу своей репутацией, а этот человек пытался меня раздавить.
— Я думаю, он сам защищался, Чарли.
— Без оглядки на рабочего.
Кроуфорд не сразу согласился снова приступить к работе, а воспользовался возможностью поторговаться и выпросить побольше зарплату и сверхурочные в том объеме, какой считал справедливым.
— Такой талант переговорщика нашим бы дипломатам из министерства иностранных дел, — усмехнулся сэр Джайлз.
— Я только хочу получать деньги за выполненную работу.
— В вашей профессии хотя бы проще установить, что сделано, а что нет. В академических кругах определить, эффективен ли труд, гораздо сложнее.
— Поэтому вам и платят больше.
— Не уверен, Чарли, — грустно улыбнулся сэр Джайлз. — Разделив годовое жалованье ученого на количество часов труда, можно понять, что он зарабатывает меньше водопроводчика.
— Обещаю, что за этот час я ничего не потребую.
— В таком случае, — едко заметил сэр Джайлз, — и я обещаю, что ничего не вычту за то время, которое потерял с вами.
После того как он ушел, потрясенная Грейс Уорделл, накрывая на стол, накинулась на брата:
— Что это тебя понесло?
— Пусть знает, чего мы стоим. Таким нравится позубоскалить. Согласны, миссис Стантон?
— Не вполне уверена, что поняла значение слово «позубоскалить».
— Потрепаться, немного посмеяться.
— А по мне, так просто повыпендриваться! — буркнула миссис Уорделл, заваривая чай.
— Только англичане могут понять это, — объяснил брат. — У вас на континенте такого, наверное, нет.
— С чего ты решил? — воскликнула Грейс. — Садитесь, миссис Стантон, все готово.
Хильдегарда думала об убийстве доктора Кейда и о том, что ее визит в Кембридж получился совсем не таким, как она ожидала. Завтра Пасха, обед с Сидни, а у них едва ли выдалась минута, чтобы побыть наедине.
Хозяйка поставила еду на стол.
— Сосиски в тесте, миссис Стантон, — ворковала она. — Отлично запеклись.
— А мне вспомнился один профессор математики, который хорошо спекся, — улыбнулась Хильдегарда.
— Отлично сказано, — хмыкнул Чарли. — Я вижу, вы не без чувства юмора.
— Какое там чувство юмора — просто констатирую то, что случилось. Пробный шар.
— Браво! — рассмеялся Чарли. — Вот это и называется легкий треп.
В тот же день около полудня Сидни встретился с инспектором Китингом в полицейском участке на Сент-Эндрю-стрит. Он хотел выяснить, признался ли профессор Тодд в преступлении и подтвердились ли его подозрения по поводу причин убийства. Поначалу математик отказывался отвечать на вопросы, ссылаясь на древнюю хартию короля Генриха III 1231 года, которая присвоила университетскому сообществу право наказывать собственных членов, а о полиции говорил с высокомерным презрением.
— Эти университетские умники вообразили, будто ограждены от внешнего мира. Единственный способ противостоять им — отбиваться их же собственными средствами.
— Как вам это удалось?
— Обратились к законам и установлениям университета.
— Не знал, что у вас они есть.
— Чего у нас только нет, Сидни! — Инспектор Китинг открыл увесистый том и начал цитировать: «Ни один член университетского сообщества не должен воспрепятствовать работе всего университета, или его частей, или любого колледжа». По-моему, поражение электрическим током можно приравнять к воспрепятствованию деятельности университета. Согласны? Однако мы до сих пор не знаем, почему он это сделал.
— Адам Кейд грозил уличить Эдварда Тодда в плагиате.
— Нечто вроде вымогательства? Неужели плагиат настолько опасен, что человек решается на убийство, только бы все не выплыло на свет?
— Кража научной информации — повседневное явление в процессе обмена идеями. Музыканты и писатели постоянно воруют друг у друга. Хильдегарда рассказывала, что в последней сонате Бетховена присутствует скрытая тема из Баха, затем ее подхватил Шопен в «Революционном этюде», потом использовал Прокофьев во Второй симфонии. В поэме Элиота «Пустошь» много цитат и заимствованных мыслей. Но лишь поистине талантливым творцам такое сходит с рук. Надо обладать оригинальностью, чтобы признать источники. В противном случае автор оказывается на зыбкой почве, а мой друг профессор Мелдрам уверяет, будто нет ненадежнее территории, чем математические и научные исследования. Профессор Тодд в своей работе по теории просачивания многое позаимствовал у коллеги, но нигде в книге на это не ссылается. Однако Кейд как-то раздобыл копию рукописи и пригрозил Тодду, что выведет его на чистую воду. Научная репутация Тодда оказалась под угрозой.
— Кто вам рассказал?
— Профессор Мелдрам. Но с этими двоими он почти не общался.
Инспектор Китинг покачал головой:
— Хорошая бы у нас была полиция, если бы мы друг с другом не разговаривали. Я понимаю так: Адам Кейд решил поднять шум, и Эдвард Тодд заткнул ему рот. Но неужели нельзя было признать, что была использована работа Кейда, или как-то отговориться по-другому?
— В университете, если человека обвинили в плагиате, потом отмыться очень трудно. Стоило распространиться известию, и Тодду пришлось бы подать в отставку. Его репутация была бы растоптана. А он жил только своей наукой.
— В общем, не следует класть все яйца в одну корзину. Хотя не уверен, что миссис Стантон нуждалась в таком ярком напоминании о вашей двойной жизни. Кстати, как она? Судя по всему, прекраснейшая женщина.
— У меня на сей счет нет ни малейших сомнений.
— Для человека, который во всем сомневается, вы говорите на удивление категорично. Я заметил, что мисс Кендалл в последнее время куда-то исчезла.
— Приезжает на Пасху.
— И миссис Стантон тоже здесь? Немного рискованно? А?
— Ей пора познакомиться с Хильдегардой.
— На мой взгляд, лучше держать их подальше друг от друга.
— Хочу посмотреть, как они поладят.
— Нехорошо играть с женщинами и сталкивать их.
— Это не входит в мои намерения.
— Тогда каковы ваши намерения?
— Наверное, получить одобрение Аманды. Своего рода благословение…
— Но ведь вы остановили свой выбор на Хильдегарде, а не на ней?
— Аманда всегда говорила, что я должен одобрить ее выбор, если она соберется выйти замуж. Полагаю, будет справедливо предоставить ей такое же право.
— На месте миссис Стантон я бы не обрадовался подобной процедуре. Это неуверенность в себе. Я бы сначала совершил поступок, а потом требовал одобрения.
— Поздно. Аманда приглашена на ленч.
— Вы куда-нибудь идете? Наверное, в «Голубого вепря»?
— Нет. Хильдегарда решила приготовить сама. Будет жареная ягнятина и нечто вроде немецкого пудинга. Может, даже кекс с изюмом и цукатами.
— Значит, дело можно считать свершившимся фактом? Вы этого хотите, Сидни?