Страница 11 из 63
— Вероятно.
— И мы не знаем, кто этот человек?
— Пока не знаем.
Инспектор Китинг отпил пива и отодвинулся со стулом от огня.
— Мне никогда не рассказывали открыто обо всех этих шпионских делах, но даже такая запутанность представляется слишком прямолинейной. Вам не кажется, что наши хищные птички могут быть тройными агентами?
— Завербованы КГБ, перевербованы секретной разведывательной службой, но только притворялись, будто работают на нее, а сами сохраняли верность Москве.
— Дурили нас под нашим контролем?
— Но какая им от этого выгода?
— Безопасный проезд в СССР за счет британского налогоплательщика.
— Что ж, возможный вариант.
Китинг посмотрел в свою записную книжку.
— Моя официальная задача предельно ясна: требуется определить, сорвался ли Сокол с часовни по неосторожности или его убили. Вот абсолютно ясная трактовка событий: безрассудный авантюрист приглашает с собой двух студентов, лезет на часовню Королевского колледжа в снежную, ветреную ночь, падает и разбивается.
— Уверен, университет хотел бы, чтобы вы все именно так и воспринимали.
— Как-то не вяжется, Сидни.
— Но какова альтернатива? Полномасштабное расследование деятельности британской секретной службы?
— Вы предлагаете мне закрыть на все глаза? — усмехнулся Китинг.
— Подобное нередко происходит. Неудобную правду лучше похоронить. Не задавайте о джентльмене лишних вопросов — и не разочаруетесь.
— Это то, что делает нас британцами?
— Это наше лицо в мире, — произнес Сидни. — Многие из нас культурные, обаятельные, искренние люди. Другие научились не гнушаться утонченным обманом. Вот почему за рубежом нас считают загадкой. Граница между джентльменом и убийцей порой эфемерна.
Китинг допил пиво.
— Насколько же проще иметь дело с откровенными разбойниками, — заметил он. — Они, по крайней мере, ничего не изображают.
На следующий день Сидни решил, что до вечерней службы должен прояснить кое-какие вопросы с директором колледжа. Вечер снова выдался холодным. Сэр Джайлз Тремлетт принимал гостя. На диване, небрежно положив руку на спинку, сидел дородный мужчина — министр иностранных дел Великобритании. Сидни извинился за то, что пришел не вовремя.
— Отнюдь, каноник Чемберс, — возразил директор. — Мы вам рады. Полагаю, вы знакомы?
— Только понаслышке, — кивнул министр иностранных дел. — Рад наконец встретиться с вами. Кажется, во время войны вы сражались вместе с моим отцом. Он командовал вашим полком.
— Да, — подтвердил Сидни, — в Нормандии.
— А теперь у нас свое поле битвы. Но игра намного тоньше. Это вопрос международной дипломатии. Я только что рассказывал сэру Джайлзу о наших проблемах с русскими.
Сидни был осведомлен о политике не так глубоко, как хотел бы, но прекрасно знал, что Советы отвергают предложения объединить Германию и препятствуют попыткам федерального правительства вступить в НАТО.
— Понимаю, как озабочен премьер-министр, — промолвил он.
— Он всегда подозревает вмешательство внешних сил, но даже Черчилль не вечен.
— Полагаю, у вас есть какие-то планы.
— Иден продолжит его дело. Он очевидный претендент. Нам нужна преемственность. А пока у нас намечается очередная конференция в Берлине. Сэр Джайлз сказал, что вы прекрасно знаете этот город.
— Бывал там после войны.
— И еще намекнул, что вы обзавелись там подругой.
Сидни колебался.
— Не представлял, что он в курсе.
— Сэр Джайлз не любит открывать карт.
— Вы оба знаете обо мне больше, чем, на мой взгляд, необходимо, — насмешливо заметил Сидни и, ободренный собственной смелостью, продолжил: — Это и есть причина, почему за мной следят?
— Вы заметили? — поинтересовался министр иностранных дел.
— Разумеется.
— Уверяю, вам ничего не грозило. Полиция была поставлена в известность.
— В том числе инспектор Китинг?
— Нет. Тогда бы игра потеряла смысл.
— Хороша игра! Я был напуган.
— Именно этого мы и добивались — чтобы вы вели себя как человек, которого что-то тревожит.
— Зачем?
— Показать, что вы на нас не работаете.
— Но я работал на вас!
— Еще мы хотели организовать вам защиту.
— От кого?
— Попробуйте догадаться.
— То есть за мной следили две разные группы?
Сэр Джайлз послал министру взгляд, который ясно говорил, что углубляться в детали не следует.
— Хотите выпить, Сидни? Скоро Великий пост.
— Время, когда мы уделяем особое внимание отпущению наших грехов, — многозначительно произнес священник.
Директор колледжа налил небольшую порцию виски.
— Не думаю, что у вас много грехов, которые надо прощать.
— Мы молимся о прощении всех грехов на земле.
— А они многолики, — заметил министр иностранных дел, поднимаясь с дивана. — Боюсь, мне пора возвращаться в Лондон.
— Вы не останетесь на ужин? — спросил сэр Джайлз.
— Меня ждет машина. Чрезвычайно вам признателен. Дело было трудным, но теперь все позади.
Сидни не мог взять в толк, зачем надо было затевать разговор, который не собирались доводить до конца.
— Подождите, — начал он, — я должен понять. Получается, что Бартлетт и Монтегю были нашими людьми, но делали вид, будто работают на КГБ?
Министр иностранных дел удивился, что это требовало подтверждения.
— Такой вывод возможен.
Но Сидни хотел ясности.
— Вот почему родители Бартлетта не подняли шумихи из-за мнимого исчезновения сына?
— Я с ними переговорил.
— А Лайал был из разведки?
— Мы позволили некоторым так думать.
— И он добровольно позволил убить себя?
— Будет лучше, если вы не станете задавать слишком много вопросов, каноник Чемберс.
— Мне известно, что Лайал был смертельно болен.
— Он сорвался со стены. Произошел несчастный случай.
— Такова официальная версия.
— Это именно то, что случилось, — не отступал министр иностранных дел. — Должен сказать, что и вы, и Китинг проявили упорство.
— Мы выполняли свою работу.
— Не совсем. Мы просили сообщать, как продвигается расследование инспектора, а не проявлять инициативу.
— Не мог удержаться.
— Понимаю. Но иногда потребность в неведении достигает такого уровня, что неведение становится счастьем.
— Мне неприятно сознавать, что меня держали впотьмах.
— Вы знали ровно столько, сколько полагалось знать, каноник Чемберс. Китинг согласился считать смерть Лайала несчастным случаем, и дело закрыто. Вы можете вернуться к своим священническим обязанностям. Они, не сомневаюсь, требуют от вас множества сил.
— И это все?
— Да, — твердо ответил министр. — Это все.
Сидни взял плащ и зашагал через Новый двор. Снова начался снег.
Он разозлился из-за того, что им воспользовались как прикрытием в деле, которое он не сумел распутать и не приблизился к истине. Чувство, будто сомневаешься без веры. Сидни сел на церковную скамью в часовне Королевского колледжа как обыкновенный прихожанин, а затем опустился на колени помолиться. Пламя свечей колебалось от ветра, проникающего в узкие просветы в камне. Соборный священник начал службу фразой из Священного Писания: если беззаконник «обращается от беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, — к жизни возвратит душу свою»[3].
Сидни молился в темноте. Он думал о неизвестном авторе «Облака неведения», пытавшегося описать Бога через то, чем он не является — определить, как верующий, чтобы познать Всевышнего, должен предать забвению все человеческое в себе. Точно так же шпион должен предать забвению верность своей родине. Из этой теологии отрицания.
Сидни вспомнил определение Божественного в «Мистическом богословии» Псевдо-Дионисия Ареопагита: Святая Троица «не тьма и не свет, не заблуждение и не истина; к ней совершенно не применимы ни утверждение, ни отрицание… поскольку выше всякого утверждения совершенная и единая Причина всего и выше всякого отрицания превосходство Ее, как совершенно для всего запредельной».
3
Иезекииль, 18:27.