Страница 12 из 63
«Чтобы стать священником лучше, — думал Сидни, — нужно отрешиться от всего мирского. Перестать играть в сыщика. Жить так, чтобы не тревожили ни чувства, ни доводы рассудка, окунуться в облако неведения, чтобы оно когда-нибудь озарилось вспышкой света. Таков парадокс веры: соединение с тьмой во имя обретения света».
Он соединил свой голос с голосами других молящихся:
— Освети нас во тьме, Господи, и по великой милости своей спаси от угроз и кошмаров ночи.
Снег падал на крышу часовни, на архитрав и контрфорсы, на гармоничные скаты, башни и на шляпы, плащи, шарфы и шали святых и грешных горожан, возвращающихся в свои дома на улицах Кембриджа и в соседние деревни. Снег неспешно кружил, словно не собирался прекращаться, покрывая все на свете нежными хлопьями, пока не добрался до могилы Валентайна Лайала, где тихо успокоился.
Любовь и поджог
Стоял теплый летний вечер середины августа, и Сидни пребывал в хорошем настроении. В последнее время его ничто не приводило в смятение, многие прихожане разъехались в отпуск, и у него появилось время на самого себя. Вот такой, наверное, и была жизнь викторианского священника, думал он, выгуливая Диккенса на лугах у реки и направляясь к ближайшему лесочку. Список дел уменьшился до вполне разумного, Сидни мог, не разбрасываясь, сосредотачиваться на одном, и его не отвлекали криминальные расследования. В данный момент ему не требовалось ничего, кроме как благодарить Господа за все ему ниспосланное и наслаждаться обществом своего ласкового лабрадора.
Компания школьников играла в импровизированный крикет на участке с только что скошенной травой. Сидни постоял, наблюдая. Ему даже захотелось поучаствовать в их забаве. Ведь, по большому счету, его школьные деньки пролетели не так давно, и иногда ему казалось, что он так и не решил, кем хотел стать.
Сидни вспомнил традиционный средневековый кукушкин канон, которому научили в школе, и стал тихонько напевать:
Остальное Сидни забыл. А Аманда, он не сомневался, спела бы все до конца. Она уехала на Славное двенадцатое[4] в Шотландию и вернется с рассказами о богачах с именами вроде Энгус, Гектор или Хэмиш. У всех охотничьи домики на Северном нагорье, где собирают гостей и устраивают вечеринки с танцами. Это был чуждый Сидни мир, и поэтому ему было так легко с Хильдегардой. Эта женщина, как ему казалось, была очень похожа на него самого.
Муж Хильдегарды, Стивен Стантон, умер более четырех лет назад, и с тех пор она ни разу не приезжала в Гранчестер. Несмотря на взаимную симпатию, Сидни не настаивал на этом, предпочитая короткие визиты в Германию. В первый раз навестил ее на Новый 1955 год и с тех пор совершил еще две поездки. Хильдегарда возила его в Гамбург посмотреть церковь Святого Михаила и сохранившийся еще со Средневековья мост Трост-Брюкке. В прошлом году они провели несколько дней в Кобленце, сплавали в Боппарод и по Рейнской долине до Рюдесхайма.
Хотя друзья и коллеги приставали с настойчивыми расспросами, Сидни решил в их отношениях пока не ставить точки на i. Но начал брать уроки разговорного немецкого у пожилого прихожанина Марка Грунера и в последний приезд удивил Хильдегарду умением произнести первую скороговорку на иностранном языке.
Ситуация, однако, была не простой. В отличие от Аманды, которая говорила ему все напрямик, Хильдегарда вела себя осторожнее. Сидни, например, понятия не имел, есть ли у нее поклонники в Германии и готова ли она к новой любви и последующему браку. Ее окутывала атмосфера таинственности, хотя Сидни считал, что в тридцать один год ей рано отказываться от семейных уз. Как будут развиваться их отношения: тянуться в том же духе или наступит перелом? Пусть в их отношениях с Амандой было больше свар и размолвок, чувствовал он себя с ней увереннее. Наверное, потому, что она не требовала от него слишком многого. Его слабости не имели особого значения, поскольку Аманда дала ясно понять, что никогда не выйдет замуж за священника. Она обладала вздорным характером, легко обижалась, но быстро прощала. Хильдегарда была спокойнее, рассудительнее, но менее понятна. С ней Сидни больше думал о своих поступках и обязанностях. Она больше требовала от него, и он опасался, что разочарует ее.
У леса его отвлек от мыслей один из его не посещающих службы прихожан. Джером Бенсон стоял под кронами каштанов. Он был в матерчатой кепке с твердым козырьком, твидовом «жокейском» пиджаке, вельветовых брюках и поношенных охотничьих сапогах. Неухоженная борода казалась рыжее волос, а лицо таким раскрасневшимся, словно его душил гнев. При нем было ружье двенадцатого калибра. Джером Бенсон нес его, держа за ствол, магазином на плече, прикладом за спиной. На другом плече висела твидовая сумка, из которой выглядывали две куропатки. Сидни поздоровался и, проходя, заметил, что вельветовые брюки Бенсона подвязаны веревкой. Через несколько ярдов он миновал машину «Триумф-Роудстер», в которой сидела влюбленная парочка. Сидни хватило беглого взгляда, чтобы узнать в девушке Абигайл Редмонд, миловидную семнадцатилетнюю дочь заводчика его лабрадора. А стильный автомобиль, судя по всему, принадлежал Гари Беллу, сыну хозяина местной бензоколонки.
Внезапно раздался выстрел. Диккенс умчался прочь, но быстро вернулся с совой в зубах и положил добычу у ног хозяина.
— Боже милостивый! — воскликнул Сидни. — Это же незаконно!
Пес смотрел на него, ожидая похвалы и награды, но прежде чем Сидни решил, что ему делать, появился со своей ищейкой Джером Бенсон.
— Что это у вашей собаки?
— Это вы застрелили сову?
— Вальдшнепа. Ваш пес что-то перепутал.
— Я бы этому очень удивился.
— Уверяю вас, я стрелял в вальдшнепа. Дайте-ка мне осмотреть сову. — Бенсон наклонился, взял птицу и принялся изучать. — Никаких следов дроби. Умерла естественной смертью. Я могу о ней позаботиться. А теперь пойду поищу своего вальдшнепа. Ваша собака очень активна.
— Да, — кивнул Сидни, не зная, что сказать.
В наступившей тишине загудел мотор машины; она подъехала ближе и вдруг задержала ход. Гари Белл высунулся из окна и крикнул:
— Извращенцы! — И тут же нажал на газ и скрылся вдали.
Интересно, что он о них подумал, удивился Сидни. Лучше было пойти в «Орел» и повидаться с Китингом. Его благостное летнее настроение испортилось.
В августе в Кембридже царило затишье. Студенты разъезжались, и те, кто жил здесь круглый год, вздохнули свободнее. В это время Кембридж превращался в еще один городок с базаром, которых так много в восточной Англии. Хотя величественные здания университета сообщали ему историческую незыблемость, словно в любую минуту он мог вернуться к своим средневековым корням, а сейчас просто отдыхает, ожидая приезда осенью нового поколения. Летняя спячка, думал об этом периоде Сидни: не столько длинные каникулы, сколько долгая сиеста.
Он предвкушал традиционную игру в триктрак с Китингом, но еще больше помрачнел, заметив, что приятель в задиристом настроении и склонен над ним подтрунивать. Еще недавно это бы ему понравилось, но после обескураживающей встречи с Бенсоном и оскорбления Гари Белла в душе совсем не осталось радости.
Накануне вечером Китинг смотрел фильм с Дорис Дэй и теперь не только горел желанием пересказать содержание, но упорно интересовался романтическими делами Сидни, намекая на его двойной интерес и к Хильдегарде, и к Аманде.
— В Кембридже чертовское затишье, потому что в последнее время мисс Кендалл совсем не кажет к нам носа, — добродушно подшучивал он. — Вы что, дали ей отставку?
— Ничего подобного. Она поехала освежиться в прохладном климате — на Шотландское нагорье.
4
12 июля североирландские протестанты празднуют победу над католиками в битве при реке Бойн, которая состоялась в этот день в 1690 г.