Страница 128 из 134
К моменту нашего визита шведско-советские отношения улучшились, а личный престиж Александры Михайловны в Швеции сильно поднялся. Я и раньше слышал, что Коллонтай пользуется большой популярностью в стране своего аккредитования, но то, что я сам теперь наблюдал на каждом шагу, далеко превзошло все мои ожидания.
Я внимательно приглядывался к Александре Михайловне и невольно сравнивал ее с той, какой знал ее в прошлые годы. Перемена была большая и благоприятная. Внешне она все еще выглядела очень моложаво, но зато внутренне стала много серьезнее, глубже, вдумчивое, образованнее (хотя и раньше всегда была очень начитанным человеком). В ней чувствовался также большой и разнообразный дипломатический опыт, делавший ее блестящим представителем СССР за рубежом. А это было очень важно: ведь тогда Коллонтай была первой женщиной-послом в мире, все — как друзья, так и враги — с неослабным вниманием следили за каждым ее действием, словом, даже жестом. Старая сила жизненности в ней полностью сохранилась, но отлилась теперь в новые формы. Александра Михайловна в этот раз много и интересно рассказывала также о своих мексиканских впечатлениях. Особенно мне запомнился такой случай.
Как-то Коллонтай решила немножко отдохнуть от высоты Мехико и спустилась вместе со своей секретаршей на известный мексиканский курорт, расположенный значительно ниже столицы.
Однажды, когда Коллонтай и ее спутница сидели за обедом в столовой отеля, где они устроились, двери столовой вдруг широко раскрылись, и в зал с шумом, гамом и громким топаньем ввалилась большая компания мексиканских военных: впереди генерал с огромным пистолетом у пояса, за ним его свита с саблями и револьверами. Занявши лучший стол, военные потребовали вина и угощения. Когда вся компания была уже под надлежащим «градусом», генерал узнал, что среди гостей в столовой находится советский посланник, да еще дама. Он пришел в страшное волнение, выскочил из-за своего стола и, подойдя к столику, за которым сидела Коллонтай, приветствовал ее в самом галантном мексиканском стиле. Потом он присел к столику Александры Михайловны и завел с ней светский разговор. Под конец генерал в чрезвычайно изысканных выражениях предложил Коллонтай показать живописные окрестности курорта. Условились, что завтра, ровно в 10 часов утра, генерал заедет за ней в отель.
На следующий день Александра Михайловна со своей секретаршей, вполне готовые к поездке, спустились к 10 часам утра в гостиную отеля. Пробило 11 часов, пробило 12 часов — генерала не было. Раздосадованная Александра Михайловна уже собиралась вернуться в свою комнату, как вдруг перед ной неожиданно оказался его адъютант и, сделав самый изысканный поклон, почти весело отрапортовал:
— Мадам, поездка, к сожалению, не может состояться: сегодня ночью генерал был арестован своим соперником.
Прежде чем ошеломленная Александра Михайловна успела что-либо сказать, адъютант, переходя на дружеский тон, продолжал:
— Мадам, если позволите дать вам добрый совет… Уезжайте-ка отсюда поскорей!.. Сейчас здесь начнется такая катавасия, что небу станет жарко… Через полчаса уходит последний автобус, который еще может проскочить невредимым, — не теряйте случая. Потом будет поздно.
Полчаса спустя Коллонтай и ее секретарша сидели в автобусе. По дороге его все-таки обстреляли, но, к счастью, пострадавших не было. Однако отдых Александры Михайловны был испорчен.
В конце апреля 1939 г. я был вызван в Москву для консультаций. Шли тройные переговоры (СССР, Англия и Франция) о заключении пакта взаимопомощи против гитлеровской агрессии. Мы только что вручили в Лондоне и Париже проекты такого пакта, и теперь Советское правительство устраивало совещание для обсуждения всех вопросов, связанных с этим важным шагом. Как тогдашний посол СССР в Англии, я должен был присутствовать на совещании и давать необходимые разъяснения.
Мне не хотелось лететь «через немцев» с их свастикой, «гусиным шагом» и прочими атрибутами гитлеровского царства, поэтому я избрал другой маршрут: Лондон — Стокгольм — Хельсинки на самолете, Хельсинки — Ленинград — Москва поездом. По дороге мне пришлось переночевать в шведской столице.
Целый вечер мы провели с Коллонтай за важными и интересными разговорами. Александре Михайловне было в это время далеко за шестьдесят, но она все еще очень хорошо выглядела и сохраняла на редкость ясную голову. Она долго расспрашивала меня о настроениях в английских правящих кругах, и когда я с полной откровенностью рассказал ей о том жестоком саботаже тройных переговоров, который все время проводило правительство Невиля Чемберлена, Александра Михайловна в раздумье сказала:
— Недавно я вновь перелистывала известный труд Гиббона о падении Древнего Рима и, знаете ли, нашла в нем немало поразительных аналогий с нашим временем…
— Но все-таки… Рабовладельческий Рим — и капиталистическая Европа! — несколько недоверчиво бросил я.
— Конечно, между ними большая разница, — продолжала Коллонтай. — Разная техника, разный уровень знаний, разный характер трудящихся масс… И, однако… — Коллонтай на мгновение остановилась, как бы собираясь с мыслями, и затем продолжала. — Мне думается, когда любой господствующий класс — независимо от характера формации — вступает в период умирания, его поражают два главных недуга: политическая слепота и паралич воли к реформе… Именно отсюда вытекают многие аналогии между Древним Римом и современной капиталистической Европой.
— Значит ли это, — спросил я, — что вы не верите в успех тройных переговоров?
— Да, я настроена очень скептически, — ответила Коллонтай. — Ситуацию могло бы изменить лишь активное вмешательство масс.
— Я тоже не большой оптимист в вопросе о тройных переговорах, — заметил я, — однако считаю, что наш долг перед нашим народом и перед историей сделать такую попытку. Мы должны использовать всякую, даже самую маленькую возможность предупредить развязывание второй мировой войны.
— Тут я полностью с вами! — воскликнула Коллонтай. — Такую попытку надо сделать, очень надо!
И затем, пожимая мне руку, Александра Михайловна добавила:
— Желаю вам полного успеха!
Скептицизм Коллонтай в дальнейшем целиком оправдался: активность масс была усыплена реформистскими сиренами. Чемберлен и Даладье получили возможность сорвать заключение тройного пакта взаимопомощи; дорога для второй мировой войны была открыта.
Вновь я увидел Коллонтай только весной 1945 г.
За эти шесть лет многое случилось. Произошла вторая мировая война. В капиталистическом лагере обнаружился раскол и создалась англо-советско-американская коалиция против фашистских держав во главе с гитлеровской Германией. После величайших усилий и жертв антифашистская коалиция одержала полную победу, причем основную роль тут сыграл Советский Союз….
В жизни Коллонтай эти шесть лет также имели очень важное значение.
В апреле 1942 г. ей исполнилось 70 лет, и она была награждена орденом Ленина. В августе того же года Александру Михайловну поразил инсульт: была парализована левая половина тела и затронута речь. В течение долгого времени она упорно и настойчиво лечилась в Швеции и к концу 1944 г. стала ходить с палочкой. Речь восстановилась несколько раньше. Сила жизненности, столь свойственная Александре Михайловне, все время поддерживала ее; она оставалась на своем посту, занималась дипломатическими делами, даже лежа в постели, и сыграла очень важную роль при заключении перемирия между СССР и Финляндией осенью 1944 г. Весной 1945 г. Коллонтай покинула Швецию и окончательно вернулась домой.
Сознаюсь, на первую встречу с Александрой Михайловной в Москве я шел с большим волнением: какая-то она стала теперь? Я боялся, что увижу немощного инвалида.
Меня ожидало приятное разочарование: предо мной сидела все та же Александра Михайловна, умная, очаровательная, изящно одетая, с искусно уложенными волосами. Только на лицо лег какой-то новый, чуть заметный отпечаток, да левая рука двигалась с трудом…