Страница 73 из 114
— Ты дура, хочешь погубить нас всех? — пробасила толстуха. — Мало того, что ты плюнула на отца и на законы предков, теперь хочешь, чтобы бесноватый Аваль сжег всю общину? Ты им поверила — и чем тебе отплатили?
— Мы не позволим тебе вернуться, — подтвердил седобородый старик. — Твой дружок епископ, которому ты целовала ручки, поджарит нас всех!
— Я… я не хочу уходить, как прокаженная, — прошептала девушка. В следующую секунду ее глаза округлились еще сильнее, ноги подкосились, и если бы не Христофор, то ведьмочка повалилась бы на изгаженную птицами землю.
— Отец…
Такого поворота Коваль не ожидал. Из-за спины Портоса, часто моргая, выступил Мендель. В руках он бессознательно мял свою пыльную черную шляпу.
— Господи, — не удержалась Моника. — Так это ее?..
— Тсс! — Орландо быстро отодвинул коллегу назад.
На несколько секунд все замерли. Стало слышно, как в трубах подвывает ветер, а на костях дерутся вороны. Карлик нетвердыми шагами подошел к дочери. Она выпуталась из объятий Христофора и опустилась на колени. Мгновение крохотный Бумажник помедлил, потом не выдержал и раскрыл корявые объятия. Толстая тетка всхлипнула, двое стариков отвернулись, пряча лица. В глазах у Моники стояли слезы.
— Ева, если ты уйдешь с этим мужчиной за песочную стену, — четко произнес карлик, — мы уже не увидимся.
— Отец, я не хочу…
— Он спас тебя в тюрьме. Он ждал встречи с тобой. Если ты попытаешься вернуться в Париж, тебя убьют, и всех нас убьют.
— Я виновата, — плечи дочери сотрясали рыдания, Мендель шмыгал своим крючковатым носом. — Я не хочу уходить без…
Тут Орландо замешкался, не в силах подобрать для Артура нужное слово, но и так было понятно, что речь идет о просьбе, благословить на дорогу.
— Ты не спрашивала нас, когда сбежала с поляками, — Мендель говорил глухо, продолжая тыкаться носом в плечо дочери.
Коваль взял Христофора за руку и чуть ли не силой оттащил в сторону; колдун словно приклеился к своей суженой и никак не желал отходить от нее ни на шаг. Семейная сцена заставила его окончательно растеряться. Артур не помнил, чтобы сын луны пребывал в такой панике. Похоже, парень уверил себя, что девушку пытаются отобрать у него.
— Почему вы мне не сказали? — спросил Коваль у трактирщика.
— Вы бы тогда мне не поверили, — Портос смущенно подергал себя за бороду. — Это выглядело бы так, будто Мендель, вашими руками, спасает от костра своего ребенка. Но с поляками в Мадрид, действительно, ходили лишь эти двое!
— Мы ее уже выслушали. Ее брат погиб, — сказал Коваль. — И, спасая ее, погиб сын охотника Борка.
Портос обернулся к пивовару:
— Я соболезную вам, герр охотник, я в неоплатном долгу перед вами.
— Не будем об этом, — чуть осипнув, ответил пивовар. — Мои дети заключили сделку, получили оплату и знали, чем рискуют.
— Что я могу для вас сделать, герр охотник? — склонился к Борку Портос. Артур подумал, что даже встав на колени, трактирщик будет выше немца, как минимум, в два раза.
— Несмотря на все измены, он любит ее… — казалось, Борк не расслышал вопроса. Он следил, как Ева шепчется с отцом. В глазах у обоих стояли слезы.
— Конечно, — подтвердил Портос. — Мендель не перемолвился с ней ни словом с той поры, как она вернулась. Он вычеркнул из памяти и ее, и сына. Ни разу не навестил их. Но теперь, — Бумажник хихикнул, — если она хочет, чтобы старик ее простил, нельзя убегать снова.
Минут десять все убеждали рыжую, что в испанские горы ее не загоняют. Еще столько же времени она упиралась, внезапно сделав вид, будто не понимает, о чем речь. Коваль уже начал подозревать, что Христофор отхватил себе форменную дуру, и не лучше ли, правда, по совету Даляра, высадить ее в городке пивоваров. А если Христофору нравится, может остаться с ней, будут на пару пасти длинноногих кабанов и гоняться по болотам за ахарами.
А потом Мендель окончательно рассвирепел и замахнулся на дочку плеткой. Слабак Христофор полез ее защищать, Борк монотонно бубнил что-то потухшим голосом, Моника визжала, а толстуха пыталась ухватить Еву за рыжие патлы…
Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы в дело не вмешался Коваль. Он сам не знал, откуда вдруг взялось вдохновенье, но ложь вышла убедительная. Губернатор на ходу сочинил легенду, будто по законам русской земли, паре достаточно выразить согласие, — и невеста мигом становится женой. А коли уж она жена, никто ее не смеет обижать, но ей за мужем надо последовать непременно, хоть на каторгу.
Бумажники от такого поворота дел опешили, а девица прекратила орать и снова чуть не свалилась в обморок. Пивовар спросил, что такое каторга.
Пришлось ему объяснять. Когда до Моники и Орландо дошел смысл пререканий, они чуть не угробили серьезный момент истерическим смехом.
Самое интересное, что рыжая согласилась. А стоило ей дать согласие, как Артур велел поскорее привести ксендза и — для солидности — маму Рону.
— Мне кажется, я попал в водевиль, — шепнул губернатору Орландо. — Никак не могу избавиться от чувства, что вокруг меня сплошные актеры, и сам я на сцене.
— У меня это чувство не проходит уже пятнадцать лет, — краем рта улыбнулся Артур. — Но я не видел свадьбы серьезнее, чем эта.
Церемония получилась не просто серьезной. Она напоминала скорее трагедию. В поисках соответствующего антуража спустились в амфитеатр, тем более что ксендз категорически отказался читать молитвы подле незахороненых мертвецов.
Бумажники чувствовали себя явно не в своей тарелке. Артур попытался поставить себя на их место. Десятки лет над городом витала крылатая смерть, разбуженная воем страшных гробов. И наверняка десятки лет матери прижимали к себе плачущих детей, поскольку каждый знал, чем питаются птицы. При редких мирных встречах жители Красного леса и не скрывали, чем кормят своих подопечных…
А нынче руины в одночасье перешли в собственность общины.
Христофор стал белым, как мел, новобрачная выглядела не лучше, и Левушка был вынужден поддерживать молодых сзади. Трактирщик шикнул на своих подопечных, все мигом стали очень сосредоточенные. Коваль не уставал поражаться эмоциональной неустойчивости гостей со стороны невесты. За пять минут они успели наораться друг на друга, перессориться, помириться и поплакать. Затем вдоволь нахохотались и снова устроили перебранку.