Судьба Убийцы (ЛП)

Палка снова опустилась – удар пришелся на спину, и я вдруг осознала, как ребра соединяются с позвоночником и мышцами вдоль него, ведь все перечисленное исходило криком от боли.

Все это происходило очень быстро, однако каждый последующий удар становился отдельным событием в моей жизни, каждый из них запомнился мне навсегда. Мой отец никогда жестоко со мной не обращался, а в очень редких случаях, когда мать урезонивала меня, это было едва ли больше, чем подзатыльник или легкий шлепок. Всегда – предупреждая об опасности, предостерегая не касаться каминной решетки или не тянуться выше головы за чайником с плиты. У меня было несколько стычек с детьми из Ивового Леса. Они забрасывали меня шишками и мелкими камнями, а однажды я оказалась в серьезной схватке, из которой вышла окровавленной. Но меня никогда не избивали взрослые. Меня никогда не удерживали мучительным способом, пока взрослый человек старался причинить как можно больше боли, не обращая внимания, насколько сильный вред мог быть мне причинен. Я вдруг поняла, что если она выбьет мне зуб или глаз, до этого никому не будет дела, кроме меня самой.

Прекрати бояться. Перестань чувствовать боль. Борись! – Волк-Отец неожиданно оказался рядом, с оскаленными зубами и поднятой дыбом шерстью.

Я не могу! Реппин хочет убить меня!

Дай сдачи. Укуси ее, вцепись когтями, пни ее! Заставь ее заплатить за боль, что тебе причинила. Она в любом случае собирается избить тебя, так что отхвати, сколько сможешь, от ее плоти. Попытайся убить ее.

Но…

Сражайся!

Я оставила попытки освободить свои волосы из хватки Реппин. Вместо этого, как только палка снова опустилась на мою спину, я бросилась прямо к ней, поймала запястье, держащее палку, и притянула ко рту. Челюсти мои впились в него. Я укусила ее не для того, чтобы причинить боль, и не для того, чтобы оставить на ней следы зубов или заставить орать от боли. Я укусила ее, чтобы загнать зубы до самой кости, чтобы набить полный рот ее плотью и попытаться вырвать эту плоть из ее тела. Я сжала зубы сильнее, когда она пронзительно вскрикнула и замахнулась на меня палкой, и я начала рвать зубами плоть ее запястья, яростно тряся головой. Она отпустила мои волосы, бросила палку и отпрыгнула, крича от боли и страха, но я вцепилась в ее запястье руками и зубами и начала пинать по ее голеням, ступням и коленям, когда она потащила меня за собой. Я пыталась как можно крепче сомкнуть зубы, сжимая челюсти и повиснув на ее руке всем своим весом.

Реппин зарычала и разразилась бранью. Бросив палку, она думала только о том, чтобы освободиться. Она была небольшой и худощавой, а у меня в зубах был отличный кусок жилистого мяса и вялых мускулов ее руки. Я еще сильнее сжала челюсти. Она завопила:

- Уберите ее от меня! Уберите ее от меня!

Она уперлась ладонью мне в лоб и попыталась оттолкнуть. Я позволила это сделать, и она завопила, ощутив, что тем самым помогает мне оторвать мясо от ее костей. Она ударила меня, но слабо. Я только крепче вонзилась в нее зубами. Она повалилась на землю вместе со мной, вцепившейся ей в руку.

Осторожно! - предупредил меня Волк-Отец. - Обернись!

Но я была щенком и, не замечая опасности, видела только обессилевшего врага передо мной. И тогда Двалия ударила так сильно, что мой рот открылся. Это разделило нас с Реппин, и я упала на влажную землю. Лишенная воздуха, я смогла лишь вяло откатиться вместо того, чтобы вскочить на ноги и убежать. Раз за разом она обрушивала на меня удары. Мой живот, моя спина. Я увидела, как ее обутая в ботинок нога приближается к моему лицу.

Когда я очнулась, было темно и холодно. Они развели костер, но его свет едва касался меня. Я лежала на боку спиной к огню со связанными руками и ногами. Мой рот был соленым от крови, свежей и запекшейся. Я обмочилась, и ткань штанов была холодной. Я подумала, били ли они меня так сильно, что я описалась, или я настолько испугалась. Я не могла вспомнить. Я очнулась от слез или, может быть, я осознала, что плачу, после того, как очнулась. Все болело. Лицо опухло с той стороны, куда Реппин ударила меня палкой. Должно быть, оно кровоточило, потому что опавшие листья прилипли к коже. Спина болела, и ребра сдерживали болезненные вздохи.

Ты можешь пошевелить пальцами рук? Ты можешь чувствовать пальцы на ногах?

Я могла.

Твой живот болит, словно он поранен, или он болит, будто разбит изнутри?

Я не знаю. Мне еще никогда не было так больно. - Я глубоко вдохнула, и боль вырвалась наружу со всхлипом.

Шш, ни звука, иначе они узнают, что ты очнулась. Ты можешь поднести руки к лицу?

Они связали мне ступни, запястья тоже были связаны передо мной. Я поднесла их к лицу. Они были связаны полосками ткани, оторванными от моей рубашки. Еще и поэтому мне было так холодно. Хоть весна и посещала эти места днем, зима возвращала себе лес по ночам.

Разжуй веревки и освободи руки.

Я не могу. - Мои губы были разбиты и окровавлены. Я чувствовала, как зубы болят и шатаются в деснах.

Ты можешь. Потому что ты должна. Разжуй веревки, освободи руки, развяжи ноги, и мы уходим. Я покажу тебе, куда идти. Один из наших родственников находится недалеко отсюда. Если я смогу разбудить его, он защитит тебя. Если нет, то я научу тебя, как охотиться. Было время, когда мы с твоим отцом жили в этих горах. Возможно, логово, которое он построил для нас, еще цело. Мы пойдем туда.

Я не знала, что мы в горах! Ты жил в горах с моим отцом?

Да. Я уже был здесь. Хватит. Начинай жевать.

Было больно сгибать шею, чтобы дотянуться до перевязанных рук. Было больно с силой прижимать зубы к ткани, чтобы разорвать ее. Она была отличной рубашкой в то утро, когда я надела ее, чтобы идти на занятия с писарем Лантом. Одна из служанок, Коушен, помогала мне одеваться. Она выбрала эту бледно-желтую блузку и поверх нее натянула на меня зеленую тунику. Цвета моего дома, неожиданно осознала я. Она одела меня в цвета Ивового Леса, даже несмотря на то, что туника была велика мне и свисала, как платье, почти до самых колен. В тот день я носила леггинсы, а не ватные штаны, которые потом дали мне мои захватчики. Влажные штаны. Еще один всхлип нарастал во мне. Прежде чем я смогла сдержать его, он превратился в звук.

- …очнулась? - спросил кто-то у огня.

Алария, - подумала я.

- Оставь ее! - резко скомандовала Двалия.

- Но мой брат ранен! Я чувствую его боль! - тихим несчастным голосом сказал Винделиар.

- Твой брат! - слова Двалии сочились ядом. - От такого бесполого увальня как ты можно было ожидать, что он не сумеет отличить Нежданного Сына от какого-то бастарда одного из Белых. Все потраченные деньги, все мои погибшие лурики…, и вот эта девчонка – все, что мы можем показать взамен. Глупая и невежественная, как и ты. Ты думаешь, что она мальчишка, а она сама не знает, кем является. Она даже писать не умеет и никакого значения не придает своим снам, - странное злорадное ликование зазвучало в ее голосе: - Но я-то знаю, что она особенная, - затем мимолетное удовольствие рассеялось, и его сменило ехидство: - Можете сомневаться во мне, меня это не волнует. Но лучше бы вам надеяться, что в ней есть нечто особенное, потому что она - единственная монета, которой мы можем купить себе обратный путь к расположению Четверых! - понизив голос, она добавила: - Как же Коултри будет торжествовать над моим поражением. И старая сука Капра использует это как оправдание всему, что захочет натворить.

Алария заговорила очень мягко:

- Так если она все, что у нас есть, может, нам стоит доставить ее в хорошем состоянии?

- Может, если бы вы поймали ее, вместо того, чтобы кататься по земле с нытьем и стонами, то ничего этого не случилось бы!

- Вы слышите это? - отчаянный шепот Реппин: – Вы слышали это? Кто-то только что смеялся. И сейчас … вы слышите, как играют эти трубы?

- Ты тронулась умом, и все из-за того, что маленькая девчонка укусила тебя! Держи свои глупые слова при себе.