Бремя Могущества

Это произошло секунда в секунду. Первые натеки черной корневой массы уже достигли верхней ступеньки, а одна из тонких нитей обвилась вокруг ноги Рольфа и грозила утащить его вниз вслед за рухнувшей лестницей. Рольф, отчаянно крича, изо всех сил старался удержаться и не свалиться в темную пучину, но даже его богатырской силы не хватало, чтобы освободиться от цепкого захвата щупальца едва ли в палец толщиной. Он все же упал, попытался ухватиться за уцелевшие доски и закричал в ужасе, чувствуя, что неведомая сила все ближе и ближе подтягивает его к дверям.

К нему подоспел Макмадок и несколькими ударами топора сумел перерубить щупальце. Отрубленный конец с громким хлопком отскочил назад, но та часть, которая обхватила ногу Рольфа, казалось, обрела собственную жизнь и, словно маленький удав, все туже и туже обхватывала его голень. Рольф стонал, попытался подняться на ноги и с воплем боли упал. Руки его напрасно пытались разодрать эту тонкую лиану, грозившую раздавить его ногу.

— Сорвите ее! — кричал он. — Да сорвите же ее! Нога! Моя нога!

Макмадок пришел ему на помощь, но даже вместе они так и не смогли разорвать стебель. Рольф стонал громче. Лицо его налилось кровью.

— Перережьте ее чем–нибудь! — кричал он. — Ради Бога, Говард, перережь ее! Она убьет меня!

Говард, грубо оттолкнув Макмадока, бросился к Рольфу. В его руке блеснуло что–то, это был обоюдоострый нож. Я почувствовал, как у меня кольнуло сердце, когда я увидел, что кончик его приблизился к зеленому стеблю, глубоко впившемуся в кожу Рольфа. «Он же поранит его», — мелькнуло у меня в голове.

Но этого не произошло — острие кинжала лишь слегка оцарапало кожицу корня.

Секунду или две ничего не происходило. Потом корень стал судорожно сокращаться, дергаться, как червяк, его смертельный захват ослаб и вот, дернувшись в последний раз, он разжал объятия и упал на пол. И тут же стал распадаться, превращаться в серую пыль…

Застонав, Рольф откинулся назад и прижал руки к ноге.

Я недоверчиво посмотрел на нож в руке Говарда. Только теперь я заметил, что на лезвии его поблескивали капельки серой, слизистой массы…

— Шоггот, — пробормотал я. — Говард, вот наше спасение. Кто к нему прикоснется, тот гибнет!

Говард кивнул. Он был бледен, как стена. Ответить мне он не успел — тут же раздался еще один вопль ужаса. Подняв голову, я увидел, как миссис Уинден, вздрогнув, отшатнулась, словно от удара. Позади нее, там, где прежде были ступеньки лестницы, зловеще шевелился целый лес трясущихся, бурых змей–щупалец…

— Оно поднимается вверх по стенам! — взревел Макмадок. — Боже мой — оно забирается вверх!

Шепча проклятья, Говард вскочил на ноги и потянул меня за собой. Под дверью возник огромный ком колышущейся, ползущей черной массы. Тонкие пульсирующие щупальца устремлялись на чердак, они впивались в гнилые доски иола, образуя для тех, что следовали за ними, как бы опору. Говард повернул меня к столу.

— Помоги! — приказал он.

Я медлил. Я прекрасно понимал, что это наш последний шанс, но перспектива прикоснуться к уже начинавшей разлагаться массе показалась мне невыносимой.

— Роберт! — кричал Говард. — Мы должны рискнуть! Один я не справлюсь! Прошу тебя

Закрыв глаза, не обращая внимания на горечь во рту от поднявшейся тошноты, я погрузил руки в кошмарную массу.

Это было самое мерзостное из всего, к чему мне до сих пор приходилось прикасаться. Руки мои тонули в этой слизи, этой отвратительной сиропообразной густоте, потом я нащупал в ней какую–то зернистую структуру и ухватил ее пальцами.

Дрожащие отроски уже начинали обвиваться вокруг лодыжек, когда мы тащили Шоггота к лестнице. Он распадался в наших руках, от него отваливались огромные комья протоплазмы и шлепались на пол. Там, где комья протоплазмы попадали на наступавшую на нас корневую массу, та начинала немедленно распадаться, невероятно быстро и совершенно беззвучно. Впереди нас шла волна распада, и когда мы добрались до дверей, за нами протянулась полоса из буроватой слизи и ныли.

Еще раз преодолев приступ отвращения, я отодрал от огромного кома протоплазмы кусок побольше и швырнул его вперед, туда, где корни метровым живым ковром покрывали все помещение нижнего этажа.

Результат был поразительным — черная масса задергалась, вверх устремились фонтанчики пыли и слизи, словно массу эту сотрясли беззвучные взрывы, а в плотно сбитом, словно войлок, корневом ковре повсюду зияли словно проеденные кислотой огромные дыры с рваными краями.

Как эта плотная субстанция в течение буквально нескольких секунд исчезла, превратилась в комки слизи и пыли, я уже не видел. Я опустился рядом с Говардом на колени, и меня стало судорожно, злобно рвать, словно я хотел извергнуть из себя все накопившееся во мне отвращение.

Смерть пришла совершенно беззвучно, так же беззвучно, как это создание прорастало через влажную лесную землю. Оно чувствовало близкую беду и попыталось реагировать, но тело его было слишком уж разветвлено, сеть слишком обширна, а ловушка слишком совершенна, чтобы выбраться из нее за столь короткое время. Пульсирующий, вспухший ком в глубокой пещере под лесом рос по мере уменьшения древесной массы, порабощенной им, — смертельно трудно было сдержать напор протоплазмы, устремившейся вспять по миллионам и миллионам разветвленных каналов и капилляров.

Все происходило очень быстро. Тело НЕЧТО стало сереть, тускнеть, и вот оно вздрогнуло в последний раз — и распалось.

Вдалеке, глубоко в море, задвигалась гигантская тень. ОН ожидал, наблюдал и зарегистрировал гибель своего слуги с бесстрастностью машины. Время ничего для НЕГО не значило, и у НЕГО оставались еще миллионы слуг, способных заменить одного погибшего.

Бесшумно ОН отнял свое титаническое тело от дна морского и стал уходить, удаляться от берегов, устремляясь в безмолвные океанские глубины, туда, где царит вечная ночь, глубины, которые до сих пор еще не открылись взору ни одного из людей. ОН еще вернется. Возможно, завтра, а возможно, лишь спустя сотни лет. Время его было ограниченным. Но он обязательно вернется.

Когда–нибудь.

Был уже почти полдень, когда мы выбрались из этого дома и смогли отправиться в путь. Спуститься вниз с чердака оказалось нелегким делом, и сил у нас не было, чтобы тут же отправиться в дорогу. И даже теперь, когда я сумел почти два часа отдохнуть после того, как миссис Уинден перевязала мои раны, я все равно чувствовал разбитость во всем теле, и путь, который лежал перед нами, казался мне бесконечно далеким.

Местность представляла собой жуткое, тягостное зрелище. Перед нами раскинулась голая, безжизненная поляна, вернее, пустое пространство, покрытое толстым, по щиколотку, слоем беловатой пыли. Выступавшая из земли влага, накопившаяся в почве за время дождей, постепенно превращала его в липкое, коричневое месиво. Лес выглядел так, будто над ним пронесся опустошительный пожар. Деревья стояли голыми, насколько хватало глаз. В воздухе повисла мертвая тишина. Тишина смерти.

— Как вы считаете — он действительно… мертв? — тихо спросил Макмадок.

И хотя вопрос этот относился к Говарду, я все же обернулся к Макмадоку и, улыбнувшись, кивнул ему:

— Он повержен, — сказал я. — Если бы это было не так, то мы бы уже погибли, Макмадок. Все.

— Лон, — поправил он меня.

— Лон. — Я снова улыбнулся. — Вы… отправитесь в Дэрнесс?

Какое–то время он молчал. Его взгляд застыл на двух мужчинах — все, что осталось от группы Бреннана.

— Да, — ответил он. — Если Дэрнесс еще существует.

— А почему бы вам… почему бы тебе не отправиться с нами? — спросил я. — Мне бы очень пригодился такой друг, как ты.

Лон смущенно рассмеялся. Я видел, что он обдумывает мое предложение, но он решительно мотнул головой, устремил взгляд в пол и стал нервно поигрывать дробовиком в руках.

— С вами? — переспросил он. — Да нет, Роберт, мне кажется, это не та идея. Я должен быть здесь, а не с вами. Все, что мне требуется, — это добрая кружка пива в уютной пивной, чтобы позабыть обо всем. — Вдруг он усмехнулся. — Знаешь, жизнь у вас ведь такая беспокойная! Но мы, может быть, все же когда–нибудь увидимся, а?