Страница 12 из 35
Поэтому я пишу вам и заявляю, что буду рад побеседовать с вами и, если вы удовлетворите моим требованиям, — а они не маленькие, — я буду склонен передать в ваши руки чрезвычайно важное дело. В настоящее время большего сказать не могу, потому что дело носит совершенно секретный характер, и сообщить о нем можно только в устной форме. Поэтому прошу вас немедленно оставить все дела, если у вас таковые имеются, и притти ко мне по вышеуказанному адресу в следующую пятницу в 10.30 утра. У дверей вы найдете скребок для очистки грязи с подметок и циновку, ибо миссисс Челленджер любит опрятность.
Остаюсь, сэр, известный Вам Джордж Эдуард Челленджер.
Это письмо я передал своему секретарю для ответа, и он уведомил профессора, что «мистер Пирлесс Джонс имеет удовольствие принять его предложение».
Это было обычное вежливое деловое письмо, начинавшееся с трафаретного выражения: «Ваше письмо от (без даты) получено».
На это последовал следующий ответ профессора, имевший вид загородки из колючей проволки:
Сэр:
Я замечаю, что вы негодуете на то, что мое письмо было без даты. Смею ли я обратить ваше внимание на тот факт, что в качестве некоторой награды за чудовищные налоги, наше правительство имеет обыкновение ставить маленький круглый значек или штамп на внешней стороне конверта, пока-называя тем как раз нужную вам дату отправления. В случае отсутствия или неразборчивости этого штампа вам надлежит обращаться к содействию авторитетных лиц почтового ведомства. Тем не менее, предлагаю вам направить свои замечания лучше на детали того дела, о котором я хочу с вами посоветоваться, и прекратить обсуждение формы и стиля моих писем.
Мне стало ясно, что я имел дело с сумасшедшим, и я почел за благо, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, пойти к моему другу Мзлону, которого я знал еще с тех пор, когда мы оба сражались в спортивной команде.
Он был все тот же — неунывающий ирландец и очень потешался над моим первым столкновением с Челленджерэм.
— Ничего, ничего, сын мой, — заявил он. — После пятиминутного разговора с ним вам покажется, что с вас живого содрали кожу. Оскорбить человека ему ничего не стоит.
— Так с какой же стати с ним так няньчатся?
— Никто с ним не няньчится. Если-бы собрать всю ругань, скандалы и полицейские протоколы…
— Протоколы?..
— Да, чорт возьми, он ничуть не задумается спустить вас с лестницы, если вы ему не понравитесь. Это — первобытный пещерный человек в пиджаке. Так и представляю себе его с дубиной в одной руке и кремневым «топором в другой. Бывает, что люди родятся не в том столетии, в каком им бы следовало, а он опоздал родиться лет на тысячу. Это — тип раннего неолита[70]) или что-то в этом роде.
— И такой тип — профессор?
— В том то и дело. Это самый могучий ум Европы, невероятной силы, которая умеет все его фантазии обращать в реальность. Его близкие делают все от них зависящее, чтобы сдержать его, коллеги яростно ненавидят его, но с таким же успехом, с каким два жалких тралера[71]) смогли бы померяться силами с трансатлантическим гигантом. Он просто их не замечает и идет своей дорогой.
— Так, — сказал я, — но теперь одно для меня ясно, что я не желаю иметь с ним никакого дела. От его предложения я откажусь.
— Ничего подобного! Вы примете его целиком и без оговорок, — имейте в виду, — целиком, или потом вы очень пожалеете.
— Почему?
— Хорошо, я вам объясню. Раньше всего, не принимайте всерьез всего, что я вам наговорил о старике Челленджере. Всякий, кто с ним соприкоснется ближе, начинает любить его. Право же, этот старый медведь вовсе не так страшен. Я, например, вспоминаю, как он тащил на спине маленького индейца, заболевшего чумой, тащил сотни миль до реки Мадейра. Во всяком случае, он великодушен и никогда не причинит вам зла, если вы будете к нему честно относиться.
— У него вообще не будет случая так или иначе обращаться со мной.
— Ну, и сваляете дурака, если не пойдете к нему. Вы слышали когда-нибудь о «тайне Хенгист-Даун», о затопленных шахтах на Южном берегу?
— Да, какое-то таинственное исследование угольных шахт, насколько я понял…
Мэлон хитро подмигнул.
— Так поняли, ну и ладно. Видите ли, старик мне доверяет, и я не могу говорить много, пока не получу его разрешения. Но следующее я могу вам сообщить, потому что это уже было в газетах. Некий Беттертон, составивший себе состояние на каучуке, несколько лет назад оставил все свои средства Челленджеру, завещав расходовать их в интересах науки. Это была громадная сумма — несколько миллионов фунтов. Тогда Челленджер купил землю в Хенгист-Даун, в Суссексе.[72]) Это были никуда негодные земли на северной границе мелового района, и он, приобретя большой участок, окружил его колючей проволокой. В центре его владений была глубокая впадина. Здесь он затеял раскопки. Он объявил, — Мэлон подмигнул снова, — будто в Англии есть нефть, и он намерен это доказать. Он построил небольшой образцовый поселок с артелью хорошо оплачиваемых рабочих, которые поклялись держать язык за зубами. Сама впадина так же отгорожена, как и весь участок, и охраняется свирепыми собаками-овчарками. Много репортеров чуть не поплатились там своей жизнью, не говоря уже о задней части брюк, оставшейся в зубах овчарок. Словом, — дело серьезное и крупное, и ведет его фирма Томаса Мордена, но и она тоже связана словом и должна соблюдать тайну. Очевидно, теперь подошло время, когда потребовался специалист по артезианским колодцам. Неужели теперь вы будете так глупы, что откажетесь от подобной работы, обещающей такие интересные перспективы и чек на солидную сумму после их осуществления, — не говоря уже о сотрудничестве с самым поразительным человеком, какого вы когда-либо встречали и никогда больше не встретите…
* * *
Доводы Мэлона одержали верх, и в пятницу утром я направился в Энмор-Гарденс. Я так спешил, чтобы попасть к назначенному Бремени, что очутился у дверей на двадцать минут раньше. Я поджидал на улице, когда мне показалось, что я узнаю машину Роллс-Ройс с серебряной стрелкой на дверцах. Ну, конечно, это машина Джэка Девоншайра, младшего компаньона крупной фирмы Морден. Он мне был известен, как самый корректный человек, так что для меня было форменной неожиданностью увидеть, как он появился в дверях, поднял руки к небу и весьма экспрессивно воскликнул:
— Чорт его дери! Ах, чорт его дери!
— Что с вами, Джэк? На кого это вы так сердиты?
— Алло, Пирлесс! Вы также причастны к этой затее?
— Не совсем, но собираюсь.
— Ну, так вы увидите, что тут можно выйти из себя.
— И даже ваше самообладание, повидимому, лопается.
— Именно. Подумайте сами. Слуга мне говорит: «Профессор велел мне передать, сэр, что в настоящее время он весьма занят, — изволит кушать яйцо, и если вы зайдете в более удобное время в следующий раз, он охотно вас примет». Так он и велел слуге передать. Могу добавить, что я пришел получить сорок две тысячи фунтов[73]), которые он нам должен.
Я свистнул.
— Вы не можете получить денег?
— О, нет, в денежных делах он вполне корректен. Надо отдать справедливость старому горилле, он щедр и не мелочен. Но платит он, когда ему вздумается, и как ему нравится, и ни с кем не желает считаться. Однако, идите и попытайте счастья; посмотрим, как он вам понравится.
С этими словами он прыгнул в мотор и уехал.
Я ждал, продолжая поглядывать на часы и ожидая точно назначенного времени. Я человек довольно сильный, хладнокровный, выступаю в Бельсайзском клубе бокса в среднем весе, но никогда еще я не испытывал подобного волнения перед деловым визитом. Волнение было не физического свойства. Я знал, что с умею постоять за себя, если бы этот взбесившийся сумасшедший бросился на меня; это было смешанное чувство, где боролись страх перед публичным скандалом и боязнь потерять многообещающую работу. Я щелкнул крышкой часов и подошел к двери. Дверь открыл слуга с деревянными чертами лица и с таким выражением — вернее, отсутствием выражения — точно он так привык ко всему, что ничто на свете не может его удивить.