Страница 13 из 35
— По приглашению, сэр? — спросил он.
— Конечно.
Он заглянул в список.
— Ваша фамилия, сэр… Так… совершенно верно, мистер Пирлесс Джонс… десять тридцать. Все в порядке. Мы должны быть осторожны, мистер Джонс, поскольку нас одолевают журналисты. Профессор, — как вам, вероятно, известно, — не одобряет прессы. Сюда, сэр. Профессор Челленджер вас принимает.
В следующий момент я очутился перед хозяином дома. За столом красного дерева сидел очень плотный человек с черной бородой и серыми большими глазами, полуприкрытыми густыми ресницами. Огромная голова была откинута назад, а борода торчала вперед; у профессора было выражение нетерпимости, раздражения и вопроса: «Ну, какого чорта вам надо»?
Профессор Д. Э. Чедденджер.
Я положил на стол визитную карточку.
— Ага, — сказал он, взял ее и отстранил, точно она скверно пахла. — Так… Конечно… Вы — так называемый специалист, мистер Джонс, мистер Пирлесс Джонс… Можете поблагодарить своего крестного отца, мистер Джонс, потому что ваше диковинное имя[74]) и привлекло впервые мое внимание.
— Я пришел сюда, профессор Челленджер, для делового разговора, а не для обсуждения моего имени, — ответил я с достоинством.
— О мой дорогой, да вы очень обидчивый человек, мистер Джонс! Ваши нервы находятся в легко возбудимом состоянии. Мне следует весьма осторожно вести дела с вами, мисстер Джонс. Прошу вас, садитесь и успокойтесь. Я читал вашу брошюрку о мелиорации Синайского полуострова. Вы сами ее писали?
— Разумеется, сэр.
Она же подписана моим именем.
— Вот именно. Вот именно. Впрочем, это не всегда совпадает, не так ли? Однако, я готов принять ваше утверждение. Брошюрка обладает кое-какими достоинствами. Среди общей скудости и ограниченности суждений, иногда мелькает что-то, похожее на здравую мысль. Тут и там разбросаны крупицы мысли… Вы женаты?
— Нет, сэр, не женат.
— Тогда есть шансы, что вы сумеете сохранить тайну.
— Если я обещаю что-либо сохранить в тайне, то держу слово.
— Так. Мой юный друг Мэлон (он говорил так, точно Тэду десять лет) — хорошего мнения о вас. Он говорит, что вам можно верить. Доверие для меня весьма важно, потому что ныне я приступаю к одному из величайших опытов, — могу сказать, — к величайшему эксперименту в мировой истории. Я предлагаю вам участвовать в нем.
— Буду считать за честь.
— Да, это в самом деле большая честь. Должен прибавить, что я не поделился бы своей работой ни с кем, если бы она не имела такого гигантского размаха и не потребовала такого количества высоких технических сил. Теперь, мистер Джонс, заручившись вашим обещанием сохранить полную тайну, мы подходим к самому существенному моменту. Дело в том, что Земля, на поверхности которой мы обитаем, сама по себе представляет живой организм, обладающий, как я полагаю, кровеносной системой, дыхательными путями и собственной нервной системой.
«Ясно, — он сумасшедший!» — подумал я.
— Я замечаю, что ваш мозг, — продолжал он, — еще не приспособлен к охвату идеи. Но постепенно он переварит ее. Вы не замечали, как степь напоминает шерсть гигантского животного? Подобная аналогия существует во всей природе. Потом вы заметите периодическое опускание и подъем суши, напоминающие медленное дыхание животного. Наконец, вы заметите, как природа волнуется и почесывается, что для нашего лилипутского состояния выражается в землетрясениях и конвульсиях.
— А вулканы? — спросил я.
— Те-те-те! Они соответствуют тепловым точкам нашего тела.
У меня голова закружилась, и я лихорадочно искал возражения на эту чудовищную гипотезу.
— Температура? — воскликнул я. — Разве не установлено, что она повышается по мере углубления в Землю, и что центр Земли представляет собой расплавленную жидкую массу?
Он отвел мое возражение:
— Вам, быть может, небезызвестно, сэр, — поскольку начальные школы сейчас кое-чему учат, — что Земля сплющена у полюсов. Это значит, что полюса расположены к центру Земли ближе, чем всякий другой пункт поверхности и, казалось бы, должны быть больше подвержены действию тепла, о котором вы говорите. Разумеется, вы не будете отрицать, что температура полюсов несколько ниже тропической?..
— Ваша идея настолько нова и неожиданна…
— Конечно, нова. Привилегия глубокого мыслителя состоит в продвигании идей, которые, в силу своей новизны, часто принимаются консервативной массой враждебно. Ну, сэр, что это такое?
Он взял со стола маленький предмет и помахал им перед носом.
— Ну, сэр, что это такое? — Профессор взял со стола маленький предмет и помахал им…
— Я бы сказал, что это морской еж.
— Именно, — воскликнул он с удивлением, точно услышал умное замечание от ребенка. — Совершенно верно, это морской еж, обыкновенный «эхинус». Природа повторяет себя во многих формах, невзирая на размеры. Этот эхинус — модель, прототип Земли. Вы замечаете, что он имеет грубо круглую форму и сплюснут у полюсов. Представим себе Землю в виде огромного морского ежа. Что вы можете на это заметить?
Главное мое замечание состояло бы в том, что вся его идея слишком абсурдна, но я не посмел сказать этого вслух и поэтому стал искать более вежливых аргументов.
— Живое существо нуждается в пище, — сказал я — А как может утолить свой голод Земля?
— Прекрасное возражение, превосходное, — весьма покровительственно ответил профессор. — Вы хорошо схватываете то, что само собой очевидно, хотя гораздо медленнее ориентируетесь в тонких намеках. Откуда Земля получает пищу? Тут мы снова обратимся к нашему маленькому приятелю — эхинусу.
Окружающая его вода проходит по каналам его тела и обеспечивает его питание.
— Значит, вы думаете, что вода…
— Нет, сэр, нет! Не вода, — эфир!.. Земля, несясь по своей орбите, пасется на пастбищах безконечности, и эфир проникает сквозь нее, и, проходя через ее поры, обеспечивает питание. Целое стадо других планет-эхинусов делают тоже самое: Венера, Марс и остальные, и у каждого есть свои собственные пастбища…
Он — сумасшедший, это ясно, но спорить с ним не следует. Мое молчание он понял, как знак согласия, и улыбнулся мне с самым благожелательным видом.
— Мы подвигаемся вперед, подвигаемся, — сказал он. — Начинает уже мерцать свет. Сперва он немного ослепляет, но мы к нему скоро привыкнем. Прошу еще вашего внимания, пока я сделаю несколько замечаний по поводу этого существа на моей ладони. Допустим, что на поверхности его твердой оболочки имеются некоторые бесконечно-малые насекомые, ползающие по этой самой оболочке. Как вы полагаете, будет ли эхинус знать об их присутствии?
— Думаю, что нет.
— В таком случае, вы легко себе можете представить, что Земля-планета не имеет ни малейшего представления о том, что люди эксплоатируют ее. Она не имеет никакого понятия ни о произрастании растений, ни об эволюции животных, прилипших к ней во время бесконечных блужданий вокруг солнца, — так ракушки облепляют дно старого корабля. Таково положение вещей в настоящее время, и его-то я и хочу изменить.
Я оторопел:
— To-есть как: «изменить»?
— Я хочу дать знать Земле, что имеется хоть один человек, Эдвард Челленджер, который нуждается в ее внимании, который требует ее внимания, настаивает на этом… Разумеется, — это первая попытка такого рода.
— А как, сэр, вы достигнете этого?
— А вот тут-то мы и подходим к деловой части. Вы попали в самую точку. Я снова позволю себе обратить ваше внимание на это интересное маленькое существо, которое я держу в руке. Под защитной оболочкой — это сплошные нервы, невероятная чувствительность. Разве не ясно, что если паразитирующее на нем животное желает привлечь его внимание, оно должно проколоть его кожу? Тогда оно возбудит нервную систему, чувствительный аппарат.