Исток

   — Елена, а ну-ка, поднимайся скорее, к тебе приехал отец! Матушка игуменья велела мне без промедления собрать твои пожитки, а тебя она дожидается в своих покоях. Чует моё сердце, что покидаешь ты нас навсегда...

Испуганно охнув, Елена поспешно перекрестилась, приложилась губами к иконе, от радости чуть не расцеловала ворчливую ключницу и, провожаемая завистливыми взглядами молодых монахинь, послушниц и воспитанниц, полетела в покои игуменьи.

У монастырских ворот стоял лёгкий возок, в который была запряжена четвёрка гнедых коней.

Ах, какие это были красивые кони!..

Даже тот, кто вовсе не разбирался в породах и статях лошадей, не мог не залюбоваться этой четвёркой.

Елена обратила внимание и на нового конюха — молодого, высокого, статного. Лениво сбивая хлыстиком пыль с мягких сапог, конюх прохаживался вдоль коновязи. Красивый, как эллинский бог, подумала Елена, вбегая в дом матери настоятельницы.

В просторных покоях игуменьи Елена увидела отца — протоспафарий Феофилакт стоял у окна, вполголоса беседуя о чём-то с настоятельницей.

   — Здравствуй, Елена! — обрадовался Феофилакт.

   — Здравствуйте, батюшка, — сказала Елена, от порога кланяясь отцу и матушке игуменье. — Правду ли поведала ключница? Батюшка, вы увозите меня в Константинополь? Но обучение ещё не завершено, я только приступила к изучению истин.

   — Тебе, дочь моя, оказана великая честь, — с уважением поглядывая на скромно потупившуюся юную воспитанницу, сказала настоятельница. — Ты будешь представлена её величеству василиссе Феодоре, а затем в числе немногих дев явишься василевсу Михаилу, дабы он избрал невесту...

Слова игуменьи звучали в ушах будто сладкая музыка.

   — Не может быть! — простодушно воскликнула Елена, голова её пошла кругом.

   — Я буду молить Господа, чтобы выбор нашего монарха пал на тебя, ибо уверена, что именно ты сможешь стать ему достойной супругой, — сказала игуменья. — Это великая честь и для тебя, и для всей нашей обители...

Елена перевела удивлённый взгляд на отца.

Протоспафарий Феофилакт, сохранявший невозмутимость в любых ситуациях, и на сей раз многозначительно улыбнулся и лишь молча кивнул, подтверждая правоту настоятельницы.

   — Это так неожиданно, это похоже на сон, — прошептала Елена. — Быть представленной его величеству — это такая честь. Нет, не может быть, это сон!

   — Это не сон, — любуясь дочерью, сказал Феофилакт. — Ты уже взрослая, так что приготовься к тому, что в твоей жизни скоро произойдут большие перемены.

   — Елена, — участливо вымолвила игуменья, — я всегда желала тебе добра. Надеюсь, и ты не забудешь нашу обитель своими милостями, когда возвысишься над жёнами Ромейской империи.

   — Я никогда не забуду вас и всё, что вы сделали для меня! — со слезами в голосе воскликнула Елена, опускаясь на колени и припадая губами к руке настоятельницы.

Матушка игуменья, тоже готовая прослезиться, умилённо глядела то на Елену, то на протоспафария, горестно вздыхала и скорбно поджимала тонкие губы.

   — Но я не смею даже подумать о такой участи. В Константинополе есть много девиц более именитых, более родовитых... Я останусь в обители, буду до конца дней своих славить Господа... Я боюсь... — едва слышно прошептала Елена.

   — Бог милостив, — улыбнулась матушка игуменья.

Протоспафарий Феофилакт недовольно вздыхал и более всего на свете желал бы схватить дочь за руку и увести её на залитый полдневным солнцем двор, где монахини, верно, уже заканчивали готовить в дорогу лёгкий крытый возок.

Если бы только дочь могла знать, сколько усилий потребовалось Феофилакту для того, чтобы Елена была внесена в список царских невест! Сколько пришлось снести унижений и насмешек!..

Слишком многие столичные и провинциальные сановники стремились удостоиться чести представить юных дев молодому монарху.

Слишком крупной была ставка в той игре — императорская корона, высшая власть...

А в словах дочери действительно содержалось немало правды, причём такой правды, о которой и сам Феофилакт предпочёл бы не упоминать.

Что греха таить — он не смог добиться в этой жизни того, на что рассчитывал. Так пусть хоть его ребёнок достигнет большего в этой жизни...

Старинный аристократический род, из которого в прошлом вышло немало весьма высокопоставленных царедворцев и военачальников, род некогда весьма влиятельный, давно утратил и былое величие, и положение при дворе.

После смерти старшего брата Мануила, сумевшего возвыситься до звания протомагистра, Феофилакта как-то незаметно отодвинули в сторону, постоянно обходили наградами и титулами, а в последние годы безродный выскочка — великий логофет Феоктист — перестал приглашать его во Дворец даже на те церемонии и приёмы, куда Феофилакт имел право являться в силу своего титула старшего меченосца.

Нельзя было сказать, что Феофилакт впал в немилость, поскольку и до притеснений от великого логофета он не успел искупаться в лучах монаршей благосклонности.

Попытки вернуть былое положение своего древнего рода протоспафарий Феофилакт предпринимал неоднократно: оказав несколько мелких услуг великому логофету Феоктисту, племянника Георгия удалось определить в Магнавру, где юноша обучался наукам вместе с молодым государем.

Через монахов из обители Феодора Студита Феофилакт познакомился с некоторыми влиятельными иерархами, входившими в ближайшее окружение патриарха Игнатия, он даже был представлен его святейшеству и произвёл на патриарха хорошее впечатление, особенно когда с жаром обличал происки иконоборцев, не смирившихся с историческим поражением. Но когда Феофилакт уже предвкушал грядущее возвышение — представился удобный случай: освободилось место, можно было получить назначение в Тайный Совет, — заветная почётная должность была отдана ничтожному патрикию Евлогию, состоявшему хотя и в отдалённом, но родстве с василиссой Феодорой.

Неудачи на пути к вершинам власти не ожесточали, а лишь укрепляли сердце Феофилакта. Вера в Божественный Промысл не позволяла ему опускать руки, и время от времени протоспафарий Феофилакт предпринимал очередную попытку подняться чуть выше в сановной иерархии.

К сожалению, без твёрдой поддержки в ближайшем окружении вдовствующей императрицы все потуги неизменно оказывались тщетными...

Известно, что кровное родство было самым важным при возвышении любого человека, ибо миром правят семьи, родственные кланы, фамилии.

Одна семья властвует над крохотным клочком земли, другая, более сильная, подчиняет себе целое селение, третья, ещё более могущественная, держит в узде бразды правления всей провинцией.

Семье монарха принадлежит власть над империей.

Если человек не входит в состав царского рода, он может ценой неимоверных ухищрений и унижений достигнуть лишь определённого титула, дойти до степени опоясанной патрикии, и — всё... Впрочем, случайная принадлежность к семье государя не могла гарантировать счастливую судьбу.

Алексей Муселе, армянин по происхождению, сделал одну из самых блестящих карьер в империи и достиг звания патрикия, вскоре присовокупил к нему звание анфштата и, наконец, сделался магистром.

Женившись на Марии, дочери императора Феофила, он был тотчас же провозглашён кесарем.

Перед Алексеем открывалась возможность короноваться соправителем и после кончины тестя по праву занять престол. Но судьба распорядилась иначе: по ходатайству Варды, брата василиссы Феодоры, Алексей был послан стратигом в Сицилию, и началась сложная интрига — с подмётными письмами, с ложными слухами о сношениях Алексея с арабами, а затем уличная молва стала прямо обвинять выскочку в злоумышлениях против Феофила.

Дело усугубила безвременная смерть Марии.

Для Алексея Муселе жизнь превратилась в ад.

После ареста и конфискации имущества Алексей Муселе был выпущен на свободу лишь для того, чтобы выстроить монастырь, в котором и закончил свои дни...