Исток

   — Погибель нас ждёт неминучая. От голода станут люди ненавидеть друг друга, сильные будут убивать немощных. Боги прогневаются, и уже никогда не будет нам прощения... Смерть моя близко ходит, — простонал Радогаст. — Чую, пришла моя пора уходить к праотцам...

Ждан насторожился.

Как теперь будет жить весь род?

Только волхв мог вступать в контакт с умершими предками, мог сообщать их волю оставшимся в живых сородичам. Если Радогаст уйдёт, кто сумеет побеседовать с духами и богами?

Обещал дед научить Ждана всему, что сам знал и умел, и как же теперь будет?..

Издалека донеслось конское ржание, быстрый топот копыт по промерзшей земле.

Топот стих у полуземлянки волхва.

Послышались чьи-то голоса, затем в полуземлянку ввалились два гридя, недовольно оглядели волхва.

   — Ты, что ли, Радогаст?

   — Я, — с неожиданной твёрдостью в голосе отозвался волхв.

   — Выдь наверх, князь Олдама тебя требует, — приказал гридь.

Дед с кряхтением разогнулся, взглянул на Ждана, словно навек прощался, и полез в распахнутую дверцу, откуда тянуло леденящей стужей.

Разговор был недолгим, и вскоре дед вернулся.

Некоторое время он молча глядел в огонь, затем, не поднимая головы, сказал Ждану:

   — Ну, вот и всё... Князь Олдама решил, что нашему роду не пережить эту зиму... Иди по селищам и починкам, собирай людей рода Лося, всех, от мала до велика. Будем совет держать, как нам быть... На третий день пускай приходят на вечевую поляну...

К полудню третьего дня на поляне у священного дуба собрались сородичи — старые и малые, мужчины и женщины, все, у кого в жилах текла родная кровь.

Впервые старейший волхв рода Лося позволил отроку присутствовать на совете рода, и от сознания того, что он наконец-то становится полноправным ведуном, членом рода, сердце Ждана билось часто и неровно.

Ощущая на себе взгляды сородичей, Ждан шёл за Радогастом, неся в руках тяжёлый замшелый жбан, выкопанный старейшиной из-под корней священного дуба.

Ждану хотелось спросить деда, что находится в жбане и кто зарыл его в землю, но он не осмеливался.

   — В прежние годы поляна была тесна, а нынче не заполнилась людьми и наполовину. Худые времена настали для рода Лося, — с горечью вымолвил Радогаст, останавливаясь под чёрными ветвями могучего дуба.

В тишине было слышно, как поскрипывают сухие ветки, как тихо шуршит осыпающийся снег.

   — Братья и сёстры!.. Люди!.. Сородичи мои!.. — срывающимся на ветру голосом прокричал Радогаст. — Беда на наши головы свалилась лютая!..

Молча внимали речам волхва опечаленные сородичи.

Всхлипывали женщины, скорбно молчали мужчины.

   — Припасов не хватит нам всем, а посему старые и немощные должны уйти из рода,чтобы выжили молодые. Я уйду вместе с вами, я укажу вам дорогу на небо, в обиталище наших предков.

Волхв с трудом поднял отяжелевшую голову, оглядел истощённых, замученных нуждой людей.

   — Расходитесь все по домам. Оставайтесь со мной лишь те, кто уходит к предкам.

На поляне началось тихое движение, люди стали передвигаться с одного края поляны на другой, прощались безмолвно, обнимались слабеющими руками, вздыхали кто обречённо, кто сочувственно.

Одно знали — поступать следует так, как решил род. Никто не роптал.

Больные и старые сбились в кучу вокруг волхва и дожидались, пока сородичи покинут священную поляну.

Радогаст оглядел оставшихся, призывно махнул рукой, чтобы следовали за ним, и по тропинке отправился в глубь леса.

Ждан стоял у края поляны, глядел на тёмный лес, затем не выдержал и побежал по узкой тропе.

Голые ветки хлестали его по бокам, по лицу, но Ждан не замечал боли.

Вскоре с бега он перешёл на бесшумный шаг, а когда впереди показалось болото, и вовсе остановился, не решаясь сделать ни шагу.

Выбрав дерево покрепче, Ждан с кошачьей ловкостью взобрался на вершину и увидел, как сгрудились сородичи вокруг Радогаста, державшего в руке жбан с зельем.

Волхв подавал каждому немощному чару с заветным напитком, и едва человек осушал эту чару, как на губах появлялась блаженная улыбка, он ложился на землю и лежал неподвижно, не замечая ни холода, ни голода, а снег бесшумно укрывал его пушистым пологом.

Напоив последнего страждущего, Радогаст стоял в нерешительности, глядя то на упокоившихся сородичей, то на жбан в своих руках.

   — Дед!.. — изо всех сил крикнул Ждан. — Дед!

Радогаст вздрогнул и пошёл на голос.

Ждан живо спустился с дерева, стал на тропе, дожидаясь деда.

Когда Радогаст подошёл, Ждан принял из его рук жбан с зельем и тихо сказал:

   — Я боялся, что и ты умрёшь.

   — Они не умерли. Они ушли на небо, — сказал Радогаст. — Я тоже уйду. Но чуть позже... Я теперь знаю, что мне делать...

Напрягая последние силы, Ждан взмётывал над головой увесистое ковало и ударял по узкому плоскому клинку.

Бух, бух, бух!..

   — Легче, легче, ты! — осаживал Ждана Радогаст, поворачивая клинок на наковальне то так, то эдак.

От голода кружилась голова, с каждым разом Ждану было всё трудней и трудней поднимать молот. Перед глазами расплывались тёмные круги, тяжестью наливались ослабевшие ноги.

В те недолгие минуты, когда Радогаст выносил клинок из землянки на свет, чтобы показать богу Сварогу и посоветоваться с ним, Ждан без сил опускался на земляной пол, приваливался к тёплому боку кузнечного горна, но едва успевал смежить веки, как уже возвращался с мороза дед Радогаст, совал меч в сизоватые угли, и Ждану снова приходилось подниматься на ноги, браться за сыромятный ремень и качать мехи, раздувать в горне жаркий огонь, пока клинок из синеватого не становился ярко-белым, пока во все стороны не начинали лететь жаркие искры.

Дед Радогаст вглядывался слезящимися глазами в гудящее пламя, просил внука:

   — Давай, давай...

И снова Ждан брался за неподъёмное ковало, снова оглушительно гремело железо — бух, бух, бух...

Оставив Ждана раздувать горн, старый Радогаст привёл в кузницу матерого чёрного козла, привязал к дубовой колоде и принялся едва слышно шептать заклинания.

Когда меч раскалился добела, Радогаст крепко стиснул клещами рукоять и, призвав благословение бога Сварога, вонзил клинок в брюхо чёрного козла.

По землянке поплыл удушливый запах палёной шерсти и горелого мяса.

Собравшись с духом, Радогаст выдернул меч из козла, перехватил рукоять клещами, так чтобы клинок свободно болтался над землёй, и легонько ударил по нему правильным молоточком.

Меч отозвался чистым протяжным звуком.

Радогаст, затаив дыхание, чутко вслушивался — не послышится ли неверное дребезжание, не зазвучат ли предательские подголоски, — ударил ещё раз...

   — Слышишь, Жданко? Звенит-то, звенит-то как!.. — упоённо воскликнул старый волхв. — Угодили мы, стало быть, Сварогу.

Подойдя к туше козла, Радогаст достал из-за голенища сапога кривой засапожный нож и тем ножом в два приёма отсёк рогатую голову, пошептал над ней заклинания и бросил в кузнечный горн.

   — Вот вам, Сварог и Сварожичи, за доброту вашу к малым детям своим...

А Ждан без сил упал на земляной пол.

Когда Ждан очнулся, то увидел перед собой невесть откуда явившийся дымящийся горшок с мясом.

   — Подкрепись, да и за работу, — сухо сказал Радогаст.

Ждан ошалело покрутил головой, затем прикоснулся ладонью к горячему боку горшка, удостоверился, что это ему не привиделось.

   — Эхма, хлебца бы, — мечтательно произнёс Ждан, жадно втягивая ноздрями одуряющий запах варёного мяса.

   — Эдак ты, пожалуй, ещё и соли попросишь, — проворчал дед, ловко выхватывая из горшка козлиную лопатку и передавая её Ждану. — Ешь, чего дают.