Исток

Ждан впился зубами в сочное мясо, принялся глотать кусками, почти не успевая жевать.

Когда насытился, блаженно откинулся на кучу древесного угля и долго лежал, прикрыв глаза, поглаживая ладонями туго набитое брюхо.

   — Принимайся за работу! — повелел Радогаст, укрепив каменный жёрнов на двух колодах. — Помогайте нам, боги!..

Ждан поплевал на ладони и налёг на ручку, раскручивая жёрнов, который Радогаст обильно поливал заговоренной водой.

Веером брызнули искры с калёного клинка, из-под окалины показалась светло-серая сталь. Радогаст удовлетворённо крякнул, но в глазах его, потемневших от тяжкого труда, не было радости.

Целую неделю пришлось Ждану безостановочно крутить тяжёлый жёрнов, пока Радогаст однажды вечером не сказал:

   — Хорош!..

Ещё день ушёл на костяную рукоятку — самую простую, без украшений.

Ножны дед отыскал старые, клинок входил в них без усилия, того и гляди мог вылететь от самого лёгкого толчка. Радогаст вставил в ножны узкие деревянные пластины, удерживавшие меч в любом положении и не препятствовавшие, когда нужно было быстро выхватить клинок.

   — Всё, — хрипло проронил Радогаст. — Помоги мне собрать поленницу.

Ждан следом за дедом вышел из кузницы на запорошенный сажей двор. Тишина стояла вокруг, только слегка шумели высокие деревья.

Усадьба Радогаста помещалась на отшибе — люди, которые избирали одинокое существование — волхвы и колдуны, кузнецы и плавильщики железа, — всегда подозревались в обладании сверхъестественной силой, которая связывалась в сознании с мраком ночи или смертью, и от таких людей сородичи старались держаться подальше.

С неба летели мягкие крупные снежинки, сквозь тучи просвечивали зелёные звёзды.

Когда поленница была сложена посреди двора, Радогаст тихо вымолвил:

   — Прощай, Жданко... Мой тебе последний наказ: уходи на боярскую засеку, разыщи там своего отца. Упади в ноги Гагану, исполняй всё, чего ни потребует, только верни Бажена в род.

   — Сделаю, как велишь, — растерянно ответил Ждан. — А как же мне, волхву, ходить с оружием?..

   — Не до твоей волшбы нынче! Надо род спасать. Вместо отца сам садись в поруб, но вызволи его из неволи... Без Бажена вовсе сгинет род Лося. Не может род без старейшины... Верно, за то и прогневались на нас боги, что до сей поры старейшину из боярской неволи не выручили, за то и мне кара...

   — Не уходи, дед! — взмолился Ждан. — Без тебя нашему роду как выжить? Не уходи.

   — Молчи! — повысил голос Радогаст. — Глянь окрест себя — живой души не осталось в нашей верви... Это я накликал на род гнев ушедших прежде. Мне и прощение у них добывать. А теперь принеси огня.

Понял Ждан, что не хочет дед уходить из жизни у него на глазах, покорно полез в землянку.

Вздул огонь в горне, сунул туда смолистую головню, дождался, пока заполыхает во всю мочь.

Сдерживая дрожь в коленях, выкарабкался из кузницы наружу и увидел Радогаста на верху поленницы.

Из груди деда торчала рукоять ножа.

Ждан оставил головню вблизи поленницы, забрался наверх и вынул из дедовой груди нож, обтёр его и, быстро размотав онучу, привязал засапожник к правой икре. Бережно провёл ладонью по лицу Радогаста, закрыл невидящие очи и спрыгнул с поленницы на снег.

Берёзовые поленья затрещали, взвились сизым дымом, унося душу деда Радогаста в небо.

Сняв колпак, стоял Ждан у жаркой поленницы, прощался с Радогастом, который уходил к пращурам, уходил надолго, навсегда.

Вся Вселенная Ждана умещалась в его селении.

Был этот мир невелик, вполне объясним и удобно обозреваем.

Всё в нём было упорядочено и распределено по местам.

В этом мире не существовало неведомых областей, и небо было изучено так же хорошо, как и земля, и нигде нельзя было заблудиться.

Мир этот был весьма однообразен, хотя и до предела насыщен символами, приметами и тайными знаками...

Будущее невозможно было изменить, но о нём можно было по меньшей мере узнать — из вещих снов.

Впрочем, иногда и наяву давало о себе знать грядущее. Сколько раз бывало такое, что люди сведущие замечали печать смерти на челе того или иного воина задолго до битвы, в которой было ему суждено лишиться жизни... Волхвам были известны сокровенные тайны, и дед Радогаст должен был передать все эти знания Ждану, но — не успел.

Лишь кое-что из сокровенного знания успел почерпнуть Ждан.

Миром управляют Боги. Божье управление можно увидеть, но нельзя понять, иногда можно даже и понять, но невозможно выразить...

Но главное, что уразумел Ждан: на Бога надейся, но и сам не плошай! В трудную минуту — действуй, и боги придут на помощь.

Ждан бежал заснеженным лесом, и над головой юноши то смыкались могучими кронами вековые дубы, то на короткое время открывалось небо, затянутое серой мглистой пеленой. На миг в разрыве низких туч проглядывал молочно-белый лик Бота-солнца, а с очередным порывом студёного ветра тучи вновь сходились и принимались сыпать на землю колючий снег.

Уже начинало смеркаться, когда перед Жданом открылась боярская усадьба, стоявшая на высоком речном мысу, укрытая от ветра и ворога с одного бока густым лесом, с другого — речным откосом, да по всей окружности — крепкими бревенчатыми стенами.

Через открытые ворота на боярскую усадьбу входил длинный санный поезд.

Единым духом Ждан по льду перебежал реку, вошёл в распахнутые ворота боярской усадьбы... и остановился в растерянности.

Никому не было дела до Ждана.

По просторному двору слонялись сытые ратники, гоготали без причины, задирали дворовых девок.

На высоком резном крыльце два подвыпивших гридя горланили петухами — кто громче.

Некому было поведать свою печаль...

Собравшись с духом, Ждан поднялся на крыльцо, где дорогу ему заступил крепкий ратник.

   — Куда-а?!

   — Дело есть. До боярина Гагана.

   — Утром боярин выйдет из горницы, вот тогда и поведаешь ему своё дело.

   — Да какое у него может быть дело? — громко заржал другой гридь, развернулся и плечом легонько толкнул юныша, отчего тот кубарем скатился с высокого крыльца.

Стоявшие поблизости ратники засмеялись, дворовые челядинки глупо захихикали.

Поднявшись на ноги, Ждан огляделся, хищно прищурился и выхватил из ножен меч.

Дворня в страхе разбежалась.

Ждан, набычившись, пошёл к боярскому крыльцу.

   — Эге, да тут никак правёж начинается!..

Гриди, караулившие вход в терем, обернулись на голос, увидели князя Олдаму, живо расступились.

   — Мне в дружину удальцы нужны, — сбрасывая с узких плеч тяжёлую шубу, сказал Олдама. — Ну-ка, поглядим, каков ты в деле...

В два прыжка Олдама сбежал по лестнице, выхватил меч и пошёл на Ждана. Не доходя до юныша двух шагов, остановился, ударил каблуками в снег, чтобы не оскользнуться, изготовился к рубке.

Из груди Ждана вырвался хриплый звук — не то всхлип, не то стон, — и со всего маху Ждан ударил мечом, норовя угодить по княжескому шелому.

Олдама увернулся, подставил под удар варяжский клинок, но меч от удара Ждана с тихим звоном разлетелся на две половины.

Ждан опешил.

Растерялся и Олдама, недоумённо поглядел на обломок меча в своей деснице, сплюнул и швырнул его в снег.

   — А ну, покажи свой меч, — вполне дружелюбно обратился Олдама к Ждану.

Тут же подбежали два гридя с горящими факелами, чтобы князь мог получше разглядеть оружие.

Олдама взял меч, покачал в руке, затем поднёс к глазам клинок, стал рассматривать каждую зазубрину.