Солдат

В первые же дни стало совершенно ясно, что немцы уже не могут оказать сколько-нибудь значительного сопротивления. Менее чем в трех километрах впереди нас находился штаб фельдмаршала Модели— командующего немецкой группой армии «Б». Положение его было безнадежно, и я уверен, что такой опытный солдат, как Модель, отдавал себе отчет, что у него нет никаких шансов на благоприятный исход. Пожалуй, представилась возможность сласти тысячи драгоценных человеческих жизней. Я вызвал одного из своих личных адъютантов — капитана Брандщтеттера, свободою говорившего по-немецки,» дал ему указания и с белым флагом направил его к Моделю. Aloe послание было очень несложным. Я предупреждал Модели, что он в безвыходном положении и что дальнейшее сопротивление вызовет совершенно бесполезное кровопролитие.

Брандштеттер аернулся с одним из офицеров штаба Модели, передавшим нам ответ своего командующего. В ответе говорилось, что генерал не может принять предложение о сдаче, Он связан личной присягой Гитлеру сражаться до конца и считает оскорбительным мое предложение о сдаче,

Я решил сделать еще одну попытку и написал личное письмо фельдмаршалу Моделю. Полагаю, что отрывок из этого письма было бы интересно привести здесь. Оно датировано 15 апреля 1945 года.

«В военной истории не было более благородной натуры, более замечательного патководца, человека, более преданного интересам своего государства, чем генерал американской армии Роберт Ли. Восемьдесят лег назад, в этот же самый месяц, его войска понесли серьезные потери, лишились средств для успешной борьбы и оказались в окружения превосходящих сил противника. И тогда Ли выбрал почетную капитуляцию.

Теперь такой же выбор стоит перед Вами. Во имя чести солдата, во имя сохранения славного имени немецкого офицерского корпуса, для спасения будущего Вашей родины — сложите оружие. Жизни немце*в, которые Вы этим сохраните, необходимы для восстановления Вашим народом принадлежащего ему в мире места. Германские города, которые Вы сохраните, необходимы для благосостояния Вашего народа».

Брандштеттер доставил это письмо и вернулся вместе с начальником штаба Модели. Модель снова решительно отказался рассматривать какие-либ’о предложения. Больше я уже ничего нс мог предпринять. С этого момента ответственность за кровопролитие падала на Модели. Начальник его штаба оказался умнее. Я сказал ему, что он может вернуться к себе и пережить вместе с другими катастрофу, которая неизбежно совершится, или же остаться под нашей охраной как военнопленный. Он недолто раздумывал над моим предложением и остался у нас. Модель выбрал исход, соответствовавший его упрямому, ограниченному понятию о чести,—покончил жизнь самоубийством.

Нам сообщили, что в Рурском котле примерно 150 тысяч немцев. Но союзные войска захватили в плен более 300 тысяч. Из этого числа 18-й корпус взял 160 тысяч пленных, в том числе 25 генералов. Мы захватили около 13 тысяч квадратных километро-в территории Германии, освободили из немецкого рабства свыше 200 тысяч «перемещенных» лиц, 5639 военнопленных союзных войск. Наше наступление началось 10 апреля. Впереди пехоты шла недавно приданная мне 13-я бронетанковая дивизия. Закончилось сражение днем 18 апреля, когда последнее сопротивление немцев в Рурском котле было подавлено.

Я надеялся, что после этого мы получим короткую передышку. В течение трех месяцев корпус почти не выходил из боев — шестьдесят дней в Арденнах, неделя при форсировании 2-й армией Рейна, десять дней в Рурском котле. Корпусной командный пункт — это высокий штаб, и обычно он работает в достаточно удобных условиях. Но все это время мы передвигались так быстро и так часто перебрасывались с участка на участок, что моим кровом почти всегда оказывались неудобные, грязные помещения, Я спал в сараях, в заброшенных домах, а несколько ночей провел, завернувшись в свой спальный мешок. Теперь я мечтал хоть цемного пожить в сухом, чистом, приличном помещении, чтобы отдохнуть перед новой большой дракой.

Поэтому я послал Фейса на легком самолете найти нам дом где-нибудь в живописной Вестфалии, расположенной в южной части промышленного Рура. Он облетел всю эту красивую холмистую местность, покрытую лесами и пересеченную речушками, пока, наконец, не нашел идеальное местечко. Это был прекрасный дом относительно современной архитектуры, построенный около тридцати лет назад и меблированный вполне комфортабельно. Я въехал в него со своим штабом, и целых два дня мы блаженствовали в уютном, чистом помещении, среди живописных гор. Изящно отделанная столовая пропорциональных размеров была одной из самых красивых комнат, какие я когда-либо видел. Восхитительна была и библиотека, В первую же ночь я заметил там над диваном великолепный темно-красный бухарский ковер, подобного которому я никогда не видел. Помню, я тогда подумал, что этот ковер наверняка кого-нибудь совратит с пути истинного.

Через сорок восемь часов после того как я въехал в этот чудесный дом, я получил приказ явиться к фельдмаршалу Монтгомери, находившемуся в 400 километрах от меня по направлению к Ютландскому полуострову. Это было самое утомительное путешествие из всех, какие я когда-либо совершал. Я пробыл в пути только 26 часов, но за это время проделал на виллисе 800 километров. Когда я вернулся, ковер уже исчез.

Мы снова двинулись вперед, на это г раз к северу, чтобы прикрыть правый фланг 2-й английской армии, которая, продвигаясь к побережью Балтийского моря, должна была отрезать Ютландский полуостров. Теперь в моем подчинении находились: моя прежняя 8£-я и 6-я английская воздушнодесантные дивизии, которые в составе моего корпуса были сброшены при переправе через Рейн; 7-я бронетанковая дивизия генерала Хасбрука, сражавшаяся под моим командованием в Арденнах, и, наконец, 8-я американская пехотная дивизия генерала Мура, действовавшая со мною ранее, ко-гда мы занимались очисткой Рурского котла.

Мне очень нс хотелось покидать свой комфортабельный приют в Вестфалии, но нужно было смотреть вперед и готовиться к новым операциям. Монтгомери я нашел в гуще леса. Обычно он оставлял свой главный командный пункт в распоряжении начальника штаба, а сам с небольшим числом офицеров устраивался на вынесенном вперед командном пункте, где без всякой помехи мог обдумывать свои планы. Я уже встречался с ним раньше: перед вторжением в Нормандию,, а затем в Арденнах, когда мой корпус некоторое время был у него в подчинении. Поэтому Монтгомери знал меня достаточно хорошо.

Очевидно, фельдмаршал вполне доверял мне, так как он дал мне такие указания, о каких мог только мечтать боевой командир. В общих чертах рассказав мне о моей задаче, Монтгомери затем сказал:

— Немного дальше по дороге находится Демпси. Вы оба когда-то работали вместе. Отправляйтесь к нему и согласуйте все между собой. Потом возвращайтесь сюда, я устрою вас на ночевку.

Встретившись со своим старым другом генералом Демпси, 2-ю армию которого я поддерживал при форсировании Рейна, я согласовал с ним штаны предстоящей операции. Мой корпус должен был прикрывать фланг армии Демпси, когда она будет наступать к Ютландскому полуострову.

Я расстался с Демпси не без сожаления, так как полагал, что за сервированным им столом можно будет согреться после моего путешествия под дождем и снегом. Насколько мне было известно, МонтгоМери — любитель чая и избегает алкоголя во всех его видах.

К моему великому удивлению, когда я сел за стол у фельдмаршала Монтгомери в его небольшой полевой палатке, он спросил меня, не хочу ли я вина. Разумеется, я не отказался. Его предложение не означало, однако, что сам он нарушил зарок воздержания - от спиртных напитков — фельдмаршал не'Прикоснулся к вину. А вино было превосходное.

Не мешкая, мы готовились к наступлению на север. Все чувствовали, что конец войны близок и паше наступление может оказаться последней боевой операцией в этой войне. Рано утром й сел на самолет с небольшой группой офицеров. Затем я пересел на виллис, чтобы изучить местность, по которой должен был наступать мой корпус. Мы были на южном берегу Эльб!ы. За рекой находились немцы, разбитые в тяжелых сражениях, но еще не оставившие мысль о сопротивлении.