Солдат

Вскоре я наше,! командный пункт генерала Майли. У Бада было много забот. 513-й парашютный пехотный полк, которым командовал полковник Коутс — командир смелый и опытный, понес потери не только в воздухе, но я на земле. Один из его батальонов опустился прямо на огневые позиции немецкой артиллерии, и немцы с расстояния не больше ста метров открыли по нему ураганный огонь. Многие солдаты погибли, даже не успев снять свои парашюты.

Стемнело, но мы все еще не получили никаких сведений от другой английской воздушнодесантной дивизии —

6-й дивизии генерала Болса. В полной темноте генерал Майли и я пробирались на виллисе по лесу. За нами на другом виллисе ехала охрана, вооруженная 12,7-лш пулеметом. Продвигаясь по лесной дороге, мы наткнулись на сгоревший огромный немецкий грузовик. Он загораживал дорогу, и нам пришлось сделать небольшой объезд через лес.

Мы долго плутали, разыскивая командный пункт генерала Болса. Повсюду раздавались выстрелы. Тактическая обстановка по-прежнему оставалась совершенно не ясной, что было вполне естественно при высадке воздушного десанта. Мы не знали, где находятся наши войска, и совсем не представляли, где был противник. Поэтому вперед мы продвигались медленно и осторожно. Около И часов ночи мы, наконец, нашли командный пункт генерала Болса. По-видимому, он был очень рад видеть своего командира, корпуса и командира братской дивизии генерала Майли. Боле и Майли разложили карты, разобрались, насколько эго было возможно, в обстановке и согласовали планы дальнейших боевых действий, учитывая, что я помогу им всеми средствами, имеющимися в моем распоряжении.

Расстались мы около полуночи. Ярко сиял месяц, освещая лес на сотню метров вглубь. Отовсюду доносилась стрельба из 12,7-мм пулеметов. Вскоре в лунном свете мы увидели неясные очертания сгоревшего грузовика. Когда мы подъехали к грузовику и стали, как и в первый раз, объезжать его, метрах в двадцати от нас внезапно появились какие-то люди. Оказывается, мы наткнулись на немецкий патруль. Я выскочил из виллиса и, не целясь, стал стрелять из своего Сприйгфильда. Один из немцев вскрикнул и свалился на землю. Затем и немцы и мы залегли и открыли огонь. Раздавались проклятия на английском и немецком языках. Мы стреляли из всего нашего оружия. Молчал только пулемет. «Какого черта он не стреляет?» — удивлялся я. Как выяснилось позже, пулеметчики просто побоялись стрелять, потому что не могли отличить своих солдат от вражеских. Пожалуй, в той обстановке это было разумно.

Не целясь, так как расстояние было слишком невелико, я выпустил все пять патронов из своего Спринг-фильда. Вытаскивая обойму из подсумка, чтобы перезарядить винтовку, я опустился на землю и перевернулся на бок. Голова моя оказалась как раз у правого переднего колеса моего виллиса. Вдруг рядом со мной раздался взрыв, и я почувствовал, что мне обожгло плечо. Видимо, кто-то из немцев бросил гранату. Она взорвалась вероятно, всего в одном метре от моей головы. Благодарение богу, между мной и гранатой оказалось колесо машины, и лишь небольшой осколок ударил меня е плечо. Другим осколком пробило бензобак, и все горючее вылилось на землю.

После взрыва гранаты неожиданно наступила полная, тишина. Я слышал даже, как дышали вокруг меня люди, но в кромешной тьме никто не решался стрелять, не зная где друзья, а где враги. Затем я уловил легкое движение справа за канавкой, совсем рядом с собой, ичувидел в низком ивняке голову и плечи человека. Невозможно было разглядеть, наш это солдат или немец. На всякий случай я прицелился в него и крикнул:

— Руки вверх, сукин сын!

Немедленно последовал дружеский ответ в американском духе:

— Заткнись, браток! — И я снял палец со спускового крючка.

Никто больше не стрелял. Немцы исчезли за деревьями, и мы вернулись обратно, толкая перед собой наш искалеченный виллис.

Этот незначительный случай характеризует одно обстоятельство, которое я считаю очень важным, а именно: правило парашютистов не открывать огонь, пока они точно не узнают, кто перед ними. Человек, находившийся в ивняке, легко мог убить меня, так же как и я его, если бы мы вовремя не опознали друг друга. Парашютист никогда не стреляет ради одного удовольствия нажать на спусковой крючок. В окружении он привык воевать в одиночку, не зная, где находятся его друзья, а тем более — враги. Поэтому он не спешит открывать огонь, он должен твердо знать, в кого стреляет. Это естественно, иначе парашютный батальон, сбрасываемый ночью, может сам себя уничтожить. На войне часто случается, что войска вступают в жаркий бой со своими же войсками. В такое положение нетрудно попасть, но я думаю, что подобных инцидентов среди парашютных подразделений происходит значительно меньше, чем в других частях сухопутных войск.

ГЛАВА 14

ОЧИСТКА РУРСКОГО КОТЛА

Бой корпуса в районе Безеля был недолгим, но напряженным. К вечеру первого дня наступления мы взяли в плен четыре тысячи человек и захватили позиции немецкой артиллерии. Части наземных войск, быстро про* двигаясь от реки, вошли в соприкосновение с парашютистами, сброшенными в глубине расположения противника. Мы находились в боях в течение шести дней, и все это время обе воздушнодесантные дивизии сражались плечом к плечу. На третий день наступления корпусу была придана 6-я английская гвардейская бронетанковая бригада. Солдаты 513-го парашютно-пехотного полка взобрались на английские танки, и наступление продолжалось. б-я английская и 17-я американская воздушно-десантные дивизии, наступавшие слева в пешем строю, не отставали от них. Через пять дней после выброски десанта мы захватили два дефиле — у Хальтерна и Дюльмена. Через них в северо-восточном направлении проследовала 2-я бронетанковая дивизия, которая должка была окружить Рур. Одновременно 3-я бронетанковая дивизия совершила обходное движение на юг и восток — на соединение со 2-й бронетанковой дивизией, чтобы завершить окружение противника в знаменитом Рурском котле.

На шестой день операции штаб корпуса был переброшен в тыл, а обе воздушно десантные дивизии продолжали выполнять свои задачи. Это была операция небольшого масштаба, но она дала возможность 2-й английской армии переправиться через Рейн, не останавливаясь, выйти к Балтийскому морю и соединиться с русскими. Таким образом, эта операция способствовала окончанию войны в Западной Европе.

По прибытии в свой прежний тыловой район во Франции, вблизи Эперне, корпус получил новую задачу — очистить Рурский котел от немецких войск. Две мощные бронетанковые дивизии железными тисками- уже охватили этот огромный промышленный район. Эту задачу предполагалось осуществить, наступая тремя клиньями: 18-й корпус с юга, 3-й корпус Ваи-Флита с востока и 9-я армия с севера.

Мой корпус состоял тогда из четырех дивизий: 86-й, 8-й, 78-й и 97-й. Это была операция-мясорубка. Загнанные в ловушку, немцы были обречены на гибель, но продолжали драться с большим мастерством и упорством.

Как всегда перед началом операции, я предварительно ознакомился С местностью. Пробыв у себя в штабе в Эперне всего несколько часов, я получил приказ немедленно явиться к командующему 1-й армией 'генералу Ходжесу, находившемуся далеко за Рейном. Я вылетел сначала на его тыловой командный пункт, но оказалось, что штаб уже переместился вперед. Вдвоем со своим адъютантом я пересел на чей-то виллис и отправился на поиски штаба. Девять часов колесили мы по долине Рейна, разыскивая Ходжеса. Наступила ночь, опустился густой туман, и шофер, пробираясь по лесу, то и дело чуть не задевал за наваленные на дороге деревья, пока, наконец, я не пересадил его назад я сам не взялся за руль. Кое-где на перекрестке вырисовывалась в тумане фигура военного полицейского, и тогда мы спрашивали дорогу. Полицейские извинялись: они даже отдаленно не представляли, где можно найти генерала Ходжеса.

Наконец, около часу ночи с божьей помощью и благодаря нескольким счастливым случайностям я нашел командный пункт генерала Ходжеса, и он поставил передо мной задачу, о которой я уже говорил.