Солдат

О плане выброски десанта в районе Рима я уже говорил. Он до сих пор представляется мне каким-то кошмаром. Как бы опасна ни была предстоящая операция, я всегда умел настроиться на нее, примириться с тем испытанием, которое готовила мне судьба. Для этого я один или с хорошим другом отправлялся на длительную, неторопливую прогулку. По в тот раз, прогуливаясь по оливковой рощице вместе с капелланом моей дивизии Джорджем Риддлом, я никак не мог примириться с проведением операции, в которой, как я чувствовал, большинство солдат дивизии неизбежно будет убито или захвачено в плен.

С помощью Джорджа я, наконец, обрел то душевное спокойствие, которого так долго искал. И когда па следующий день я сел с Доком Итоном сыграть нашу последнюю, как я думал, партию в криббедж, душа моя была совершенно спокойна. Я хорошо помню, с каким разочарованием встретили мы полученное бригадным генералом Данном (командиром соединения транспортно-десантной авиации, которое должно было перебросить нас) известие об отсрочке операции на 24 часа.

Отмена десанта была бы встречена одобрительно, но отсрочка глубоко встревожила меня. Перед боем солдаты обычно испытывают сильное нервное напряжение, которое в бою заставляет их действовать смело и решительно. Если уж солдаты дойдут до такого состояния, их настроение нельзя безнаказанно снизить, а затем снова поднять в течение одних суток. Каждый солдат по-своему принимает какое-то решение и успокаивается. Теперь мысли людей были отвлечены, и каждому придется заново готовить себя к предстоящим боям. Каждый из нас, в том числе и я, должен был опять пережить мучительные часы духовной работы.

Этот период внутреннего смятения продолжался недолго. ^Вскоре пришло известие, что операция не отложена, а отменена совсем.

Третий план, против которого я возражал, не требовал выброски воздушного десанта. План был разработан в труднейшие дни Итальянской кампании, когда 5-я армия Кларка была остановлена у р. Вольтурно заслонами немецких войск, окопавшихся на гористой местности. Вся моя дивизия в это время была сосредоточена в Салерно и в районе Неаполя. Столь опытный командир, как генерал Кларк, разумеется, не мог упустить из виду эту великолепную дивизию. И вот я получил приказ установить связь с командиром 6-го корпуса генералом Лукасом, войска которого занимали позиции вдоль р. Вольтурно. Он рассказал мне (я не знаю, кто сообщил ему об этом плане), что 82-ю дивизию предполагается использовать для форсирования реки и захвата высот на другой ее стороне.

Я знал, что 5-я армия уже давно пытается, но никак не может разгрызть этот орешек. Высоты на нехмецкой стороне образовывали полукруг, охватывавший у реки большую ровную территорию, которую насквозь могла простреливать немецкая артиллерия, установленная па высотах. Для форсирования реки трудно было выбрать более неудобное место. Узнав о намеченной операции, я сам отправился па рекогносцировку. Со мной пошли начальники оперативного и разведывательного отделов и еще два человека. С передовой позиции мы осмотрели ближайшие укрепления немецкой системы обороны. Конечно, ни одного немца увидеть не удалось, но многие признаки говорили о присутствии их войск. Я чувствовал, что это место окажется настоящим осиным гнездом.

Наша артиллерия, разумеется, усиленно обстреливала оборону немцев 155-лш снарядами из низины позади нас. Когда мы с гребня высоты наблюдали за немецким берегом, снаряды низко пролетали над головой, шурша, как сухие осенние листья.

После рекогносцировки я спустился с холма и разыскал Траскотта, который командовал 3-й дивизией, расположившейся на этом участке. Я сообщил Траскотту о плане форсирования реки и спросил, что он об этом думает. Впрочем, сначала я сам высказал свое мнение.

— Мне этот план кажется совершенно нереальным,— сказал я.— Я бы не поставил такой задачи даже перед первоклассной пехотной дивизией полной численности, а, тем более перед воздушнодссантиой дивизией, располагающей едва ли половиной своей огневой мощи.

— Да, Мэт, и я со своей 3-й дивизией не взялся бы за это дело,— согласился Траскотт.

Направившись затем к командиру корпуса, я без обиняков высказал ему все, что думал, потом явился к Марку Кларку и повторил ему то же самое. Слава богу, что на этом разговоры о плане закончились, так как если бы он был осуществлен, результат был бы самым плачевным — мы потеряли бы большую часть 82-й дивизии.

Другой аналогичный случай, когда я счел себя обязанным выступить с возражениями, произошел почти через десять лет, весной 1954 года. В то время многие поддерживали предложение направить сухопутные войска в Индокитай. Против этого плана я тоже боролся, однако рассказ о нем выходит за рамки данной главы, и я остановлюсь на этом позднее.

Я не собираюсь создавать впечатление, будто я как командир думал только о спасении людей, па холившихся под моим командованием. Я вовсе не это хочу сказать. Не думаю, чтобы в тот период военных действий какой-нибудь командир больше меня стремился к наступательным действиям или чаше прибегал к ним. Но командир должен быть убежден, что план операции логичен и имеет шансы на успех. Я не собирался попусту жертвовать своими людьми.

Такая точка зрения сложилась у меня под влиянием книги о нерпой мировой войне и рассказов ее ветеранов. Казалось, военным руководителям тех времен и в голову не приходило, что пулемет — смертоносное оружие, а пули действительно убивают людей. Бессмысленное истребление сотен тысяч солдат ради того, чтобы захватить несколько метров грязной траншеи, всегда будет свидетельством негибкости военного мышления в тот период. Я уже упоминал об одном командире, который, ткнув пальцем в точку на карте, заявил: «Я нс пожалел бы десяти тысяч человек, чтобы захватить эту высоту».

Подобные взгляды не столь уж редко встречаются среди войсковых командиров даже в наши дни. Некоторые командиры в силу особенностей своего характера, воспитания, взглядов на жизнь, в том числе и религиозных воззрений, в сложной боевой обстановке подчас теряют равновесие, которое они, быть может, имели. Ради личной «славы пытаясь доказать, что они творчески, смело подходят к делу и обладают железной волей, они готовы жертвовать людьми без всякой пользы. А мне кажется, что конечной целью является решение задачи при минимальных людских потерях. Если офицер забывает об этом,—значит, он не подходит для командирской должности.

Командир обязан больше думать о благополучии своих людей, чем о собственной безопасности. Выполнение солдатом его задачи имеет жизненно важное значение, ибо из правильно решенных частных задач складываются результаты действия частей и'соединений. Жизни всех людей равны па поле боя, и погибший стрелок перед лицом бога такая же большая потеря, как и погибший генерал.

Пока 5-я армия все еще продвигалась к Риму, приближая капитуляцию Италии, 82-я дивизия морем была переброшена из Неаполя в Англию. Отправив из Италии последних солдат споен дивизии, я сам вылетел в Англию. Нод Северной Африкой мы пролетели ночью. Из Касабланки наши четырехмоторные самолеты следовали в южную часть Англии по маршруту вдоль побережья Франции, и три или четыре самолета пропали без вести. Мы так и не узнали, в чем причина. Высказывалось предположение, что немецкие истребители дальнего действия, действуя с баз во Франции, перехватили и сбили их. В связи с этим маршрут самолетов пришлось изменить. Теперь они углублялись далеко в Атлантику, почти до Исландии, а затем поворачивали на восток, в Ирландию.

Это был длинный и утомительный перелет. Самолет, на борту которого находился я, был переполнен людьми. Сначала я сидел, пока у меня не начало сводить ноги, а затем опустился на пол и попытался заснуть. Это было нелегко, потому что всю ночь напролет солдаты ходили в хвостовую часть самолета, где находилась уборная, и ни один из них, помнится, не отказал себе в удовольствии наступить мне на голову. На рассвете какой-то француз, располагавшийся рядом со мной, встал и приступил к типично французскому туалету: достав бутылку дешевого одеколона, он вылил его на руки и вытер одеколоном лицо. Все вокруг f пропиталось отвратительно въедливым запахом. К счастью, самолет шел плавно и все чувствовали себя хорошо, однако свежий воздух никогда не казался мне таким сладким, когда я, наконец, вдохнул его, выйдя из самолста на аэродроме в Престуике (Шотландия). Оттуда я немедленно направился в Белфаст (Ирландия).