Страница 9 из 12
Однако как только Андрей стал полноправным князем, он, по словам Б. А. Рыбакова, «сразу решительно поставил себя не рядом с боярством, а над ним». Это привело к «крайней напряженности взаимоотношений между „самовластцем“-князем и боярством, напряженности, доходившей до такой же степени, до какой дошли в это время княжеско-боярские конфликты на противоположном краю Руси, в Галиче».
Противостояние Андрея и бояр отмечал и В. О. Ключевский: «не любил Андрей и старшей отцовой дружины. Он даже не делил с боярами своих развлечений, не брал их с собой на охоту, велел им, по выражению летописи, „особно утеху творити, где им годно“, а сам ездил на охоту лишь с немногими отроками, людьми младшей дружины». Причиной тому Рыбаков считал страх князя перед своими приближенными: «Андрею приходилось остерегаться бояр; по некоторым сведениям, он даже запретил боярам принимать участие в княжеских охотах – ведь мы знаем случаи, когда князья не возвращались с охоты…» Так это или не так, можно только догадываться. Возможно, на то были иные причины…
Избрание Андрея Юрьевича князем ростовским, суздальским и владимирским не лишило его титула «великого», но зато отделило великое княжение от Киевского княжества. Южные русские земли мало занимали князя. Пока…
Впрочем, Б. А. Рыбаков, напротив, считал, что Андрея всегда интересовал Киев: «Отрицательной стороной деятельности Андрея Боголюбского было, конечно, его стремление к Киеву, его стремление к „Русской земле“, то есть к лесостепной части Приднепровья. Это стремление никак не было связано с повседневными интересами суздальского боярства; это были личные честолюбивые замыслы Андрея, внука Мономаха».
Если это так, то такое «стремление» проявлялось очень своеобразно.
Столицу своего княжества Андрей перенес в «провинциальный» Владимир. Тут он разворачивает грандиозное строительство: город обносится земляным валом, возводятся Золотые ворота, храмы: одним из первых – знаменитый храм Покрова на Нерли. По традиции, князь не жил в стольном граде. Поэтому начинается строительство новой княжеской резиденции – Боголюбова.
«Создалъ же бяшеть собе городъ каменъ, именемь Боголюбыи, толь далече, якоже Вышегородъ от Кыева, тако же и Богълюбыи от Володимеря. Сыи благоверныи и христълюбивыи князь Аньдреи от млады верьсты Христа возлюбивъ и Пречистую Его Матерь, смыслъ бо оставивъ и умъ, яко полату красну душю украсивъ всими добрыми нравы, уподобися царю Соломану, яко домъ Господу Богу и церковь преславну святыя Богородица Рожества посреде города камену создавъ Боголюбомъ и удиви ю паче всихъ церквии; подобна тое Святая Святыхъ, юже бе Соломонъ цесарь премудрыи создалъ, тако и сии князь благоверныи Андреи. И створи церковь сию в память собе, и украси ю иконами многоцѣньными, златомъ и каменьемъ драгымъ, и жемчюгомъ великымъ безценьнымъ, и устрои е [ее] различными цятами и аспидными цатами украси и всякими узорочьи, удиви ю [ее] светлостью же, не како зрети, зане вся церкви бяше золота. И украсивъ ю, и удививъ ю сосуды златыми и многоцѣньными (повѣша), тако яко и всимъ приходящимъ дивитися; и вси бо видивше ю не могуть сказати изрядныя красоты ея, златомъ и финиптомъ, и всякою добродетелью, и церковнымь строеньемь украшена и всякыми сосуды церковнымы, и ерусалимъ злать с каменьи драгими и репидии многоценьными, каньделы различными издну церкви от верха и до долу, и по стенамъ, и по столпомъ ковано золотомъ, и двери же и ободверье церкви златомъ же ковано. Бяшеть же и сень златомь украшена от верха и до деисиса и всею добродетелью церковною исполнена, изьмечтана всею хытростью», – пишет летописец.
Каменный княжеский дворец, построенный «немецкими» мастерами, соединялся переходом с дворцовым храмом Рождества Богородицы, точным подобием храма Покрова на Нерли. Пол собора был выложен толстыми плитами меди, сверкавшими, по словам летописца, подобно солнцу. На хорах пол был сложен из майоликовых плиток, в зеркальной поверхности которых играли блики солнца и свечей. Обилие фресок, драгоценной утвари и тканей в сочетании с прекрасным интерьером изумляли каждого, кто видел это. Недаром Андрей не упускал случая показать сказочный собор послам и гостям.
Обращает на себя внимание особый символический смысл, кото рый придается строительству и украшению храмов летописце м. Андрей прямо отождествляется с Соломоном, церковь в Боголюбове – с ветхозаветным храмом Господним в Иерусалиме, а Владимир – с Киевом как Новым Иерусалимом. Видимо, так было задумано самим Андреем. И так воспринимались его действия современниками.
Недаром создатель «Сказания об убиении Андрея Боголюбского» прямо связывает это строительство со стремлением князя уподобить свою новую столицу Киеву. Во время перенесения тела Андрея из Боголюбова во Владимир «поча весь народъ плача молвити: „Уже ли Киеву поеха, господине, в ту церковь, теми Золотыми вороты, ихже делатъ послалъ бяше тои церкви на велицемь дворе на Ярославле, а река: «Хочю создати церковь таку же, ака же ворота си Золота – да будеть память всему отечьству моему!»“».
Что же заставило князя перенести свой престол в доселе небольшой городок и отстроить его по «киевской» модели? Вряд ли стремление обосноваться на юге Руси, в самом Киеве.
В. О. Ключевский отвечает на этот вопрос так: «По заведенному порядку он должен был сидеть и править в старшем городе своей волости при содействии и по соглашению с его вечем. В Ростовской земле было два таких старших вечевых города, Ростов и Суздаль. Андрей не любил ни того ни другого города и стал жить в знакомом ему смолоду маленьком пригороде Владимире на Клязьме, где не были в обычае вечевые сходки…» Скорее всего, по этой же причине он не пытался занять и Киевский престол: там тоже были сильны вечевые порядки. Андрей же, очевидно, не желал, чтобы его действия контролировало и корректировало городское собрание.
Не исключено, что стремление освободиться от любого давления заставило князя отмежеваться и от старшей дружины (с мнением которой он, по традиции, обязан был считаться) и окружать себя милостниками, теми самыми отроками, людьми младшей дружины, с которыми Андрей, как мы помним, предпочитал охотиться.
Подтверждением этому служат события, произошедшие около 1161 года. Не желая делить власть даже с ближайшими родственниками, Андрей изгнал из Владимира своих младших братьев – Мстислава, Василька и Всеволода – вместе со своей мачехой, матерью последнего из братьев, а заодно и своих племянников, сыновей покойного старшего брата Ростислава. Все они вынуждены были отправиться в Византию, где и нашли пристанище у императора Мануила I. Их участь разделила старшая отцовская дружина («передние мужи») Андрея.
Теперь князя окружали не прежние – новые «бояре». Это вовсе не бояре Киевской Руси, среди которых князь – первый среди равных. Новые «бояре» суть княжеские холопы, его «милостники», представители «служебной организации», дворня, дворяне (кстати, тогда и появляется это название)… Рядом с ними князь действительно становился «самовластьцем»: его теперь не ограничивало ни мнение городского веча, ни мнение бояр. Тем самым Андрей сменил личную преданность дружины на рабскую преданность «милостников», «подручников», холопов, которые полностью зависели от господина, а потому его боялись и ненавидели, несмотря на все его «милости».
Это, видимо, и стало причиной трагической гибели Андрея Юрьевича. Во всяком случае, новгородский летописец прямо написал: «В лето 6682 (1174). Убиша в Володимири князя Андрея свои милостьници».
Убийство Андрея – не продолжение и/или следствие конфликта с ростово-суздальским боярством начала его правления, а результат тех социально-политических изменений, которые проводил он сам, радикально изменив свое окружение, стараясь избавиться от излишних, как ему казалось, опеки и контроля «оппозиции».
Обстоятельства смерти князя подробно описаны в летописной повести и, казалось бы, нашли полное подтверждение в ходе уже упоминавшегося обследования его останков в 1934 году Д. Г. Рохлиным и В. С. Майковой-Строгановой. Согласно «каноническому» описанию, дело выглядело так.