Страница 1 из 12
Русско-украинский исторический разговорник. Опыты общей истории
© НОВОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, 2017
От составителей
Эта книга рождалась в муках, несоразмерных ее скромным габаритам. Причин тому несколько, но главная – сложность задачи, которую она призвана была решить. Задача эта состояла в том, чтобы представить публике ключевые моменты истории, общие для российского и украинского образов прошлого, ровно в том виде, в каком они предстают с точки зрения строго научного знания, избавленного от домыслов, фантазий и фантомов политической целесообразности.
Мифологизированное повествование об общей в прошлом судьбе в форме публичной истории остается одним из важнейших инструментов формирования национальной идентичности. Этим инструментом нередко пользуются неблагонамеренные политики, мобилизующие сограждан на борьбу под знаменем восстановления «исторической справедливости». Уже четверть века в Восточной Европе не затихают «войны памяти», порождаемые конфликтами национальных образов истории, по необходимости создаваемых заново после крушения коммунистических режимов.
Украинско-российский случай особенно сложен ввиду того, что обе нации возводят себя к одному корню и длительное время сосуществовали в рамках единого имперского тела. После ликвидации Советского Союза в обеих странах начался процесс формирования новой гражданской идентичности, сопряженный с переосмыслением исторического опыта и конструированием нового образа прошлого. Причем траектории этого осмысления и конструирования принципиально и драматически разошлись. В результате нынешние споры о значении тех или иных исторических событий и деятелей, остающихся смыслоразличительными для обоих обществ, нередко ведутся в публичном поле по правилам «игры с нулевой суммой» – если одна из сторон присваивает событие/лицо в качестве собственного «подвига/героя», вторая почитает необходимым или отказать оппонентам в праве притязать на это наследие, или опорочить его как «преступление/злодея».
Современный подход к проблеме общего наследия, на наш взгляд, состоит в выработке исторической оптики, позволяющей разделять общее прошлое, как разделяются знания или ценности. При разделе такого типа все стороны оказываются в выигрыше. Задача эта на материале российско-украинской памяти сейчас как никогда актуальна, поскольку нынешние мемориальные конфликты драматически влияют на перспективу возврата к добрососедству и сотрудничеству. Начинать же ее решение следует с расчистки общественных представлений о прошлом от многообразных и разновременных фантастических напластований, которыми обрастает историческая реальность в процессе утилитарно-политического использования.
Так возникла идея книги – словаря исторических образов, значимых для обеих национальных историй, но различно толкуемых. Причем каждая «словарная статья» должна в идеале совершенно исключать вненаучные утверждения. Составители полагали, что наиболее надежной и практически достижимой гарантией такого результата может служить совместная работа над каждым текстом двух профессиональных историков, принадлежащих к конфликтующим гражданским сообществам и хорошо знакомых с действительными и фантомными болевыми точками родных исторических нарративов.
Уже здесь составители столкнулись с первым препятствием, существенно повлиявшим на состав сборника, – некоторые весьма авторитетные историки отказались участвовать в работе, полагая ее несвоевременной, неисполнимой в условиях острого политического противостояния, иные даже высказали убеждение, что сама возможность выработки такого общего лексикона утрачена навсегда. В результате в ткани сборника образовалась брешь, хронологически обнимающая весь XIX век, а по существу – оставляющая за границами публикуемого текста весь чрезвычайно важный процесс вызревания собственно украинского национального исторического нарратива и соответствующей идентичности. Впрочем, составители и не претендовали на полноту своего словаря, рассматривая его лишь как первый опыт подобной работы, которая в случае общественного одобрения, несомненно, будет продолжена.
Смыслоразличительные для нации события и целые эпохи в рамках «популярной истории» символизируются и тесно сопрягаются с определенными деятелями прошлого. Отсюда «персональный» характер нашего словника. Отбор персонажей может показаться поначалу произвольным, но он, как нам кажется, отражает объективную реальность. Не будет большим преувеличением сказать, что этот набор образуется пересечением двух множеств – «финалистов» телевизионных проектов, российского «Имя Россия» (2008) и украинского «Знаменитые украинцы» (2007–2008). Отметим, что большая часть исторических деятелей, «номинировавшихся» в московском и киевском телеэфирах, не совпадают. Конечно, это обстоятельство служит важным, хотя и косвенным, свидетельством практически достигнутой независимости и самобытности двух национальных историй. Но есть в телерейтингах и то, что позволяет трактовать понятие «общее прошлое» не как риторическую фигуру, а как реальность исторического сознания и мифологии россиян и украинцев. Иерархия внутри национальных пантеонов, сформированных в результате электронных голосований (даже с учетом возможных накруток и манипуляций), оказалась типологически схожей. Так, победителями национальных марафонов оказались властители, князья из нашего общего Средневековья, герои как украинских, так и российских школьных учебников истории: Александр Невский («Имя Россия») и Ярослав Мудрый («Великие украинцы»). В десятке лидеров и украинских, и российских героев – главные национальные литераторы и интеллектуалы: Пушкин, Достоевский, Менделеев («Имя Россия») и Амосов, Шевченко, Сковорода, Леся Украинка, Иван Франко («Великие украинцы»).
Процесс согласования текстов и поисков точных формулировок был долгим и напряженным. Он, безусловно, сам по себе заслуживает того, чтобы быть обнародованным – пусть не в виде текстов, но хотя бы в форме открытых диалогов и дискуссий. Мы и планируем запустить цикл таких мероприятий под эгидой Вольного исторического общества сразу после того, как книга выйдет из печати. К участию в постпубликационных диалогах будут приглашены и авторы очерков, вошедших в это издание, и те историки, которые по тем или иным соображениям прервали свое участие в проекте.
Итак, работа завершена, и нам остается лишь поблагодарить ее вдохновителя, писателя Людмилу Улицкую, благотворителей, иждивению и энергии которых эта книга обязана своим появлением на свет, и, конечно, авторов.
Анатолий Голубовский, Никита Соколов, члены совета Вольного исторического общества.
Вадим Аристов. Игорь Данилевский. Владимир Святославич. Легендарный КРЕСТИТЕЛЬ
Безусловно, самой яркой и значительной фигурой истории Древней Руси является князь Владимир Святославич (ок. 960 – 15 июля 1015). Приняв крещение (то ли в Василеве, то ли в Киеве, то ли в Корсуни) по греческому образцу, он принял решение сделать христианство государственной религией. Этот выбор и обеспечил ему место в исторической памяти народов, считающих себя наследниками культуры Древнерусского государства.
Однако сама эта память весьма противоречива. Дело в том, что о жизни и деятельности князя Владимира мы узнаем только из сравнительно поздних источников, созданных уже после его смерти. Сведения, которые они сохранили, во многом носят легендарный характер и подчас противоречат друг другу. Они и стали основой многочисленных мифов, возникших вокруг фигуры князя. Создатели таких мифов чаще всего просто пересказывают те или иные сведения, приглянувшиеся им, и «забывают» о тех свидетельствах исторических источников, которые в этот миф не «вписываются».
Попытаемся разобраться в этой разноголосице исторических свидетельств и выяснить, что мы можем более или менее определенно сказать о том, каким был легендарный князь.
Уже само происхождение Владимира во многом загадочно. Дата его рождения неизвестна, поскольку в ранних летописях рождения княжичей, как правило, не фиксировались. Исходя из приблизительных дат рождений его отца (ок. 942) и старшего сына, Вышеслава (ок. 977), традиционно считается, что Владимир родился примерно в 960 году. Обычно его называют «незаконнорожденным» (хотя неизвестно, существовало ли такое представление в дохристианской Руси) сыном князя Святослава Игоревича (ок. 942–972). Основанием для этого являются два связанных между собой сообщения «Повести временных лет».