Страница 41 из 68
Сергей Николаевич знаком отослал ординарца и, взяв Ферреро под локоть, прошел с ним в палатку, где помещался штаб бригады.
— Ты останешься вместо меня, — мрачно сказал Ферреро.
Сергей Николаевич усмехнулся:
— Ты говоришь так, словно идешь на смерть.
Взгляд Ферреро был и грустным и в то же время решительным:
— Вот что, Сергей. Если я не вернусь…
Полковник не дал ему закончить. Медленно, как бы размышляя вслух, он сказал:
— Все шло хорошо… Была бригада, были смелые, отважные люди в этой бригаде; они прославили свои имена. И был у этих людей командир. Все считали, что он мудр, прозорлив и смел… И вдруг оказалось, что он наивен, как мальчишка.
— Я выполняю приказ, Сергей, — с обидой в голосе ответил Ферреро.
Сергей Николаевич в упор взглянул на него:
— Но ты же знаешь, что, может быть, не вернешься обратно.
— Я не из трусов!
Он надел свой китель, переменил сапоги и направился к выходу. Полковник преградил ему дорогу:
— Послушай, Луиджи. Никто не сомневается в твоей храбрости. Но то, что ты собираешься делать, бессмысленно! Мы ведь даже не знаем, кто тебя вызвал!
— Вот мне и представляется случай узнать! — упрямо сказал Ферреро. — Я хочу выяснить, кто прислал ко мне Карранти, кто расстреливает венгров и почему соседние бригады начинают терять с нами связь. И, кроме того, мне не хочется, чтобы в штабе думали обо мне, о Луиджи Ферреро, как о трусе. Прощай, Сергей. Береги себя…
Ферреро протянул полковнику руку. Но тот, казалось, не заметил ее. Он стоял, загородив выход: лохматые брови его сердито нависли над потемневшими глазами.
— Вот что, Луиджи, — решительно сказал полковник. — Делай что хочешь, но я тебя не отпущу! Да, не отпущу! Во всяком случае, до тех пор, пока все не выяснится.
— А я не подчиняюсь тебе! Пока еще я командир. И я приказываю, товарищ Любимов, пропустить меня!
— А я говорю с тобой, как коммунист с коммунистом, товарищ Ферреро, — в тон ему ответил Сергей Николаевич. — Ты никуда не уйдешь из бригады!.. Сотни людей вручили свою судьбу в твои руки. Ты их командир, тебя любят, тебе верят. И ты не имеешь права рисковать своей жизнью!
Ферреро усмехнулся и уже спокойно спросил:
— Драться, что ли, будем?
Сергей Николаевич взглянул на него с любовью и укоризной:
— Луиджи, Луиджи!.. Ты должен остаться. Понимаешь, должен. И мы вместе с тобой будем продолжать делать то, что делали до сих пор. Несмотря ни на чьи происки!
Ферреро молчал; потом запустил вдруг руку в волосы Сергея Николаевича, привлек его к себе и поцеловал. Глаза его были влажными.
И они снова делали рейды, участвовали в жестоких стычках с противником, заботились о раненых, боеприпасах и продовольствии, а вопрос о том, кто орудует в штабе корпуса, оставался открытым. В ту пору ни Сергей Николаевич, ни Ферреро не понимали, какой это было опасной ошибкой, но вокруг шли бои, их захлестывали все новые и новые заботы, — они были бойцами.
Случалась иногда передышка, и полковника снова охватывала тревога. Его подмывало оставить бригаду, самому добраться до штаба корпуса, разобраться во всем с товарищами и обнаружить окопавшегося там врага. Ведь люди, взявшие в руки оружие, доверяли свою судьбу тем, кто сидит в штабе партизанского корпуса. Речь идет об их судьбе. «Надо, непременно надо добраться туда», — думал Сергей Николаевич, но завязывались новые бои и снова отвлекали его от этих мыслей.
С тех пор как Карранти обосновался на виа Фортуна, в доме Мазелли произошли некоторые изменения.
Во-первых, Мазелли из осторожности ликвидировал все свои диктофоны и уже ничего толком не знал о делах Карранти, если, конечно, сам Карранти не считал нужным его информировать. Во-вторых, хотя Мазелли и старался держаться независимо, ему все же постепенно все больше и больше приходилось отчитываться перед Карранти в своих делах.
В остальном же все шло по-прежнему. Агенты, поступившие в распоряжение Карранти, доставляли ему самые разнообразные сведения как о партизанах, так и о немцах. В доме Мазелли продолжали принимать вечерних посетителей и сдавать им меблированные комнаты.
Мазелли прекрасно понимал, почему Карранти до сих пор не предложил ему «прикрыть лавочку». Отказать в приеме клиентам — значило бы вызвать их живейшее любопытство. О том, что заведение неожиданно закрылось, могли прослышать и лица, которым очень бы хотелось узнать, где поселился Карранти. Так или иначе, дом был бы поставлен под подозрение.
Мазелли решил сыграть на этом. Как-то раз, зайдя к Карранти поужинать, он со вздохом заявил ему, что хочет закрыть свое заведение. Мазелли бил наверняка. Он был убежден: Карранти начнет доказывать ему (и будет совершенно прав), что все должно остаться так, как есть. А он, Мазелли, поломается немного, а потом даст американцу «уговорить» себя, пойдет на уступки, лишний раз проявив преданность и услужливость: только так он и мог влезть к Карранти в доверие, а после — и в карман. Мазелли надеялся урвать хоть малую толику из тех денег, что достаются предприимчивому янки. Он не прочь был бы вообще избавиться от американца и заполучить все его деньги… Но это было опасно: прирежешь его, а потом не оберешься хлопот.
Выслушав Мазелли, Карранти глотнул виски и отставил рюмку в сторону:
— Закрыть? А зачем, собственно, это вам понадобилось?
— Сами знаете: по вечерам у нас шум, толкотня.
Карранти пристально посмотрел на Мазелли:
— Но ведь терпели же вы этот шум до сих пор? И толкотня вам, кажется, не мешала?
— Да, но тогда не было вас. Вы в городе — человек новый. И я обязан оберегать вас от всяких случайностей.
— Ах, вот оно что! — протянул Карранти. — Вы, значит, заботитесь обо мне?.. Что ж, я вам очень признателен.
Карранти понимающе улыбнулся, глядя Мазелли прямо в глаза. А Мазелли при виде этой улыбки ощутил острое желание швырнуть ему в голову стоявшую на столе бутылку.
— А это не ударит вас по карману? — с сочувствием осведомился Карранти.
— Может быть.
— И вы готовы пойти на жертву?.. Любопытно, чем же это я заслужил такую любовь…
— Да ведь оно и для меня хлопотно держать эти комнаты! — Мазелли вздохнул. — А хлопот и без того много.
Карранти встал с места, прошелся по комнате.
— Ну что ж! — повернувшись к Мазелли, решительно сказал он. — Закрывайте свой храм!
Мазелли опешил от неожиданности. Чего-чего, а этого он никак не ожидал! И черт его дернул начинать этот разговор. Ведь он же знал, с кем имеет дело! А теперь вот выкручивайся, как хочешь. Отступить, пока не поздно? Но это значит выдать себя американцу с головой. Закрыть заведение? Еще того хуже. Сказать, что он «пошутил»?.. Гм… хороши шутки.
Американец, улыбаясь, смотрел на Мазелли. Тот поднялся с места, мрачно буркнул:
— М-да… Я еще подумаю, — и направился к двери.
Если бы Мазелли видел, каким взглядом проводил его Беннет, ему наверняка стало бы не по себе.
Мазелли казался Беннету человеком опасным и ненадежным. Первые неясные подозрения родились у Беннета еще тогда, когда Мазелли вызвался устроить ему встречу с Шульцем. Когда Беннет спросил у Мазелли, как ему удалось это сделать, Мазелли начал вилять. Беннет, конечно, не мог знать, что Мазелли — «слуга двух господ», но он догадался, что тут дело нечисто… Не нравилось Беннету и то, что Мазелли всюду сует свой нос, старается «запастись секретами»… «Торговец секретами»… Представитель крупнейшего разведывательного треста, Беннет считал, что Мазелли работает порой грубо, кустарно, по мелочам. Один этот последний разговор чего стоит! А кто знает, на какие еще фокусы способен Мазелли?.. От него в любую минуту жди подвоха. Нет, он явно не годился для серьезной и крупной игры и только путался в ногах у Беннета. Опасный, ненадежный компаньон!