Король и Дева

Тэри, совсем юная, такая отважная и самоотверженная! Ее невозможно было не полюбить, но военачальник всегда останавливал себя, не оставляя судьбе ни малейшего шанса. Не обращая внимания на то, что Тэри упрямо старалась быть рядом. На тренировках она одного за другим повергала во прах ристалища своих сверстников, молодых ополченцев, лишь бы Ринглин — и никто другой! — занимался с нею. Каким-то образом всегда отправлялась вместе с ним в вылазки по Чернолесью — верно, договаривалась и менялась с другими. И, когда они случайно касались друг друга вне учебного боя, Ринглин старался обернуть все в шутку, лишь бы избавить ее от странного, не свойственного ей смущения.

Ринглин сегодня узнал — и совсем не обрадовался узнанному, — что, когда ему грозила казнь, Тэри, забыв про гордость, молила Леголаса поговорить с Лесным Королем, угрожала уйти из жизни, если его, Ринглина, не станет. И непонятно, кому из двоих тогда было хуже… Лесной эльф еще больше стал уважать принца, ни словом ни духом не показавшего, что его любимая без ума от другого. Тем более что тот — можно сказать, его командир и начальник — до недавнего времени вовсе не догадывался о ее чувствах. Или не хотел догадываться. Не мог позволить себе догадаться. Служба, долг и честь — вот и все, что есть и может быть в его жизни. А ведь разгадка была на поверхности — достаточно было взглянуть ей в глаза, как он сделал не так давно у подножия Эребора…

— Тэри достойна стать королевой, — вздохнул Ринглин. — И принц любит ее, как я могу…

— А это уж ей решать! — непререкаемым тоном заявила Сорвель. — Друг мой, поверь: ты можешь сделать Тэри несчастной до конца вечности, но Леголас от этого не станет счастливее. В делах сердечных все зависит от женщины, а моя девочка сделала свой выбор давным-давно. Так далеко ее преданность короне не заходит!

Военачальник, раздираемый противоречиями, с недоверием смотрел на хмурую эльфийку, способную видеть истинную суть вещей. Даже ту, которую он сам скрывал от себя столь долгое время. Он ведь просто не верил, что кто-то может любить его так, что не раздумывая пожертвует ради него жизнью. И не пожелает жить без его любви.

— Она ждет тебя, иди к ней! — Сорвель втолкнула упрямца в проем, очень надеясь, что два дорогих ей существа договорятся между собой.

И осталась на страже. Ну уж нет, в ближайшее время она не выпустит их из шатра, даже если они будут прорываться силой! И никого не впустит, чтобы не помешали.

Тэри, очень бледная и исхудавшая за эти дни, с перевязанной рукой, лежала, свернувшись комочком, безразлично уткнувшись взглядом в полотняную стену. Она не желала ни есть, ни выздоравливать. Не разговаривала даже с приемной матерью. Вместо серого шатра она видела только дым пожаров, взмах меча над головой и глаза Ринглина, спасшего ее жизнь — вернувшего ей жизнь за ненадобностью.

При этом воспоминании всякий раз душу ей переполняло отчаяние, сердце терзала боль, судорога перехватывала горло, не позволяя взять себя в руки. Она все сказала и все увидела… Он отказался от нее. Зачем жить, если нет надежды?..

Но тут она услышала шорох знакомых шагов. Очень осторожно и тихо она повернулась — и глаза ее расширились и просветлели, из темно-ореховых стали золотистыми, но смотрели с таким удивлением, словно Тэри не верила, что вновь видит Ринглина подле себя. Свежий ветер ворвался в шатер, разметав легкие пряди гостя.

— Как ты? — лесной эльф легко присел рядом и, взяв ее за руку, улыбнулся слабой, виноватой улыбкой.

Что-то изменилось в нем: в глазах его больше не было холода, и их яркая зелень, давно знакомая и любимая ею, походила сейчас на первую траву, омытую весенним ливнями.

— Уже лучше, — прошептала девушка, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Быстро провела рукой по волосам, жалея, что не привела себя в порядок.

Она и не надеялась, что ее командир заглянет сюда по доброй воле. Наверное, он все еще снится ей, этого просто не может быть на самом деле! Ну, раз это греза, то все можно, и Тэри сделала то, о чем давно мечтала: всхлипнув, жадно притянула к себе его руку, сжала пальцы, прикоснулась сначала горячими, как в лихорадке, губами, потом прижалась прохладной щекой, закрыв глаза от нахлынувшего, невообразимого еще пять минут назад счастья.

— Я думала, ты никогда не придешь, я думала… — ее голос звенел серебром от волнения, рассекая тишину, окутавшую их.

— Тшш… Не надо плакать, моя воительница, — эльф улыбался, в его взгляде, обращенном к ней, как солнце сквозь листья, искрились забота и нежность, и Тэри чувствовала, что начинает оживать понемногу.

Вытер слезы, бежавшие по ее лицу, все еще не веря судьбе, за что-то щедро наградившей его великой любовью. Пожалуй, у него нет сил отказаться от этого дара… Никому он ее не отдаст, ни принцу, ни самому королю! Не удержавшись, сломал так тщательно возведённые барьеры — поцеловал ее, поймав вздох, лишь на секунду прикоснувшись к нежным губам, чуть дрогнувшим в ответ, но это простое, мимолетное прикосновение сказало военачальнику гораздо больше длинных и подробных речей, придуманных чужими устами фраз, рождённых в чужой душе образов — он больше никогда и ни за что не отпустит свою возлюбленную!

Тэри трепетала, будто пойманная бабочка, ее глаза излучали ясный свет и дарили душевное тепло, и эльф обнял ее, притянул к себе уже основательно, отринув сомнения всякого рода: что он может ей дать, хватит ли его любви и нужен ли ей именно такой супруг. В его глазах она всегда будет королевой!

— Даже не вздумай сбежать. Прими к сведению, что разомкнуть объятия я намерена только после смерти.

Тэри рванула зубами мешавшую завязку на плече. Устроившись поудобнее, обвила его шею руками.

— Надеюсь, мы не дойдем до такой крайности, — со смехом ответил Ринглин, и Тэри поразилась, как звонко зазвучал его голос.

Она не помнила, чтобы он смеялся хоть когда-нибудь! Надо будет чаще веселить его в будущем. Посерьезнев, эльф снял серебряное витое кольцо с прозрачным камнем, протянул его Тэри:

— Это все, что у меня есть.

— Мне нужен только ты, — почти успокоившись, важно заявила Тэри.

Надев скромное украшение, поцеловала и камень, и Ринглина — по очереди. «Да, — подумала она, — кольцо — это хорошо».

Зная своего эльфа, который много думал, но мало говорил, она понимала, что для него подарок равносилен признанию в любви. О большем и мечтать нельзя! Она сама ему все скажет… За двоих.

«И ни феи небес, и ни духи земли никогда разлучить не могли, никогда не могли разлучить нас с тобой, обольстительной Аннабель-Ли», вспомнилась Ринглину недавняя баллада, показавшаяся странной при первом прочтении. И если Леголаса, с большой натяжкой, еще можно было назвать «феей небес», то что же тогда «духи земли»?..

***

Хрустальные стены замка дрожали от возмущения.

— И чего ты достиг? — шелест листвы больше напоминал рваные порывы ветра перед бурей. — Чего?! Он все просчитал! Умник. Они умирают. Она умрет чуть позже, вот и все.

— Не зуди. Она могла все изменить. Я знаю, — стучали стеклянные шарики. — Она должна была выжить в любом случае. Хотя бы она. Ее дело — служить, а не любить. У нее железное сердце. Клятва — это хорошо, это правильно. Не знаю, с какого момента все пошло не так. С какого-то момента все изменилось.

— Да все не так! — недовольно зашуршали листья. — С самого начала — все было не так. Она не будет жить без него. И если у нее сердце из железа, то это явно мифрил. А ведь я просил, я умолял тебя дать ей покой!

— Мифрил, говоришь? Сердце короля… Мы с тобой видели многое. Мы видели почти все. Люди! Они не принадлежат ни светлым, ни темным силам, они способны на самые низкие и самые высокие поступки! Мы с тобой видели рождение этого мира и увидим его конец, уйдя вместе с ним. Люди… иногда они могут стать сильнее нас. Сильнее смерти.

***

Роак, нахохлившись, грустно сидел в изголовье Короля гномов. Временами касался его щеки крылом, как кончиками пальцев.

Синее кольцо в золотой оправе печально темнело на пальце Владыки Ривенделла, словно говоря о том, что даже магия древних бывает бессильна. Элронд, нахмурившись, с тяжелым вздохом ответил Даину: