Король и Дева

Секунда затишья… Испепеляющие взгляды, пара шагов навстречу…

И тут же сверкание острых мечей, звон яростных ударов разбили внезапную тишину. Мир вокруг дерущихся вождей замер: сгладились звуки боя, стих ветер, и даже солнце как будто застыло над горизонтом. Но не было в этой неподвижности беспристрастия: светило словно старалось ослепить орка, воздух отказывался поступать в его легкие, окружающее молчание дезориентировало его. Ради честного поединка он дрался пешим. Свирепый варг его, однако, попытался достать Подгорного Короля зубами, за что отхватил хороший удар в бок, и теперь, поскуливая, зализывал рану.

Больг был куда выше, крепче и мощнее гнома, но у Торина было то, чего не было у предводителя орков — не только ярая, слепая ненависть, но и страх за своих подданных и союзников, боль за убитых родичей и друзей, любовь к женщине, отважно сражавшейся рядом, готовой разделить его судьбу…

И Эребор — вечно зовущая к себе, казавшаяся потерянной навсегда родина — высился сейчас за его спиной. Снова лишиться родины — хуже смерти!

Он отражал удар за ударом, наступая на врага и улыбаясь ему в перекошенное от злобы лицо. Оба соперника истекали кровью из многочисленных ран, и непонятно было, кто задет сильнее, как ни вглядывались невольные свидетели схватки смертельных врагов.

Наконец орк рухнул, сраженный страшным ударом, пробившим доспех и пронзившим его черное сердце. Но следом упал и король гномов — слишком зол был Больг, чтобы умереть мгновенно. Он успел достать противника последним взмахом своего тяжелого клинка…

Стон пронесся по полю битвы — гномы отступали, люди были почти раздавлены, даже эльфы понемногу сдавали позиции, ибо потери становились все чудовищнее с каждой минутой.

Жанна огляделась — казалось, еще миг, и злобные твари победят, всюду принесут хаос и разрушение, уничтожат самую надежду на хорошее, накроют черной тенью мир, ставший ей таким родным. Она не смогла сделать главного — она не спасла жизнь Торину, но враг еще не повержен.

Девушка на секунду закрыла глаза, пытаясь защититься от разом навалившейся тоски и боли. Она осталась одна во всем мире, теперь уже навечно… Сердце ее было разбито, потеряла всякий смысл и ее жизнь, но не долг! Он не был исполнен. Неужели она подведет своего короля после его смерти?

Откуда ни возьмись, огромный черный медведь ринулся на орков и, топча и разбрасывая их, пробился к окровавленному неподвижному Торину. Чудовище выхватило Короля-Под-Горой из-под готовых опуститься клинков, закинуло себе на спину и с устрашающим ревом — орки в ужасе шарахались в стороны — понесло его прочь с поля битвы.

Что-то очень похожее на черное отчаяние закралось в душу Ринглина, пригибая плечи к земле, невыносимо утяжелив меч, вынудив приостановиться и почти сдаться под градом вражеских ударов.

Бард едва успевал обороняться уже за двоих — гондорец некоторое время назад рухнул прямо лучнику под ноги, заставляя гадать — жив ли, дышит ли ещё и не защищает ли потомок Гириона труп вместо своего боевого товарища? Людей за его спиной осталось совсем немного.

Даин, вне себя от гнева и боли, готовился к последней, смертельной атаке. Мертвая тишь опутала долину, будто все на миг затаили дыхание в ожидании чего-то.

— Балин, прикрой их! — спокойно сказала девушка, и он услышал ее.

Седобородый гном встал над сыновьями Дис, используя все свое недюжинное мастерство, отмахиваясь от орков, увидевших слабину и тут же спешивших добить тяжелораненых принцев. Теперь Жанна была спокойна хотя бы за них. В ее памяти пронеслась вся ее жизнь, все битвы, в которых она участвовала. И горькое знание пришло само. Что-либо изменить она уже не может. Не может ничего, кроме одного.

Дева подняла меч, и Каранлах, вспыхнув в ее руках ярким пламенем заходящего солнца, тут же привлек внимание всех воюющих сторон.

— Гномы, братья мои! Люди и эльфы, все, кому дорога свобода — за мной!

И кинулась вперед, на вражеские копья, забыв обо всем. И сама лютая смерть отступала перед ней в страхе.

Двалин прикрывал ее спину, отбивая так и летящие к ней со всех сторон удары. Орки тут же яростно набросились на маленький отряд, стараясь раздавить их массой и заткнуть рот этой дерзкой девчонке. Но гномы встрепенулись, снова почувствовав лидера, и Жанна, словно развевающееся знамя, которое невозможно уронить, или негасимый огонь, звала их за собой, поднимая в атаку самых отчаявшихся, заставляя даже умирающих найти силы для отчаянного сумасшедшего броска или сомкнуть зубы в последней судороге на чужой плоти.

Ее голос, обычно такой тихий, подобно грому пронесся над полем битвы, вдохновляя сражающихся и вливая силы в уставших бойцов. Ее пылающий меч был виден издалека. На него и вправду откликнулись все: и люди, и эльфы, и гномы… Шеренги выровнялись, строй сомкнулся и враг перестал казаться таким уж непобедимым.

Ринглин улыбнулся ей издалека — ей, ставшей сейчас для него последней надеждой, сумевшей преломить все сильнее сковывавшие его узы смерти, и в ответ на ее зов взорвался новыми ударами, поражая врага, заставляя уже его отступать в ужасе и отчаянии. Эльфы бросились к центру, туда, где сейчас яростно и безрассудно сражалась девушка, сама будто светившаяся отраженным пламенем своего клинка…

Бард расхохотался радостно, стерев кровь с лица, крикнув своим наступать, и бросился в атаку с новыми силами. Он тоже любил ее, как своего друга, и сейчас был готов на все ради нее, а уж умереть, сражаясь за правое дело, вдохновленный ею — тем более!

Даин бросил своих железных воинов ближе к ней, прикрыть Жанну, да гномы и сами летели туда без команды, вдохновленные ее безумным поступком, видя в ней путеводную звезду и негасимое пламя.

Издалека, очень низко стелясь над землей, а потом птицей взлетев ввысь, пропел боевой рог Элронда. Он гнал отряд всю ночь от Дол-Гулдура, узнав об неисчислимых ордах, шедших через пустоши к сокровищам Одинокой Горы. Он обещал Жанне помощь, даже если говорил это самому себе, и не собирался отказываться от своих слов.

Тень с багровым сполохом по контуру антрацитовых крыльев, нависшая над Одинокой Горой, истаяла в жемчужном поднебесье.

И это было последним, что увидела Жанна, падая на черную родную землю Эребора.

А потом, словно чудо или последний подарок судьбы, говорящий о том, что сделано все — возможное и невозможное для победы в этот миг и на этой земле! — с серого неба спустились на помощь гигантские орлы.

То чудо, которое сотворить можем только мы сами.

Комментарий к Часть 41. Битва пяти воинств. Один в поле

“Сотоварищи” - архаичная форма, в значении “с товарищами, с командой”.

========== Часть 42. Ни феи небес, ни духи пучин, или Сильнее смерти ==========

Посвящается «тем, кто сводит с ума без улыбок и слов,

стоя рядом и глядя в окна небес».

Восьмигранные шатры эльфийских лекарей во множестве выросли у подножия Эребора и стоять им там предстояло еще долго — пока не уйдет на своих ногах последний раненый. Целители Лихолесья одинаково привечали эльфов, гномов и людей, а лекари Эсгарота, Железных и Синих Гор помогали, чем могли, и учились, отдавая первенство светлому народу.

Ринглин щурил глаза, без улыбки слушая разошедшуюся Сорвель и сам себе удивлялся. Почему он не уйдет и не прервет ее? Ни от кого другого он не стерпел бы подобного обращения.

Ему было неуютно: холодный ветер пробегался по стенам шатра, шевелил полы плаща, и раны под скрытыми одеждой повязками ныли сильнее. Надо, надо было еще отлежаться. Но он сбежал с койки, как только встал на ноги.

И сразу нарвался на Сорвель.

— Ты даже не навестил ее ни разу! — та сжала кулаки, словно готова была со злости треснуть чем-нибудь тяжелым. — К своим воинам заходишь каждый день, а Тэри… Она не поправляется. Просто не хочет! Тебе ли не знать, что раны бывают не только телесными!

Да он просто не должен был здесь появляться. И думать о Тэри не имел никакого права, особенно так, как в эти, последние дни.